Станичники

И тогда пошла междоусобная резня между украинцами. Главную поддержку Хмельницкий получал извне, отряды ему присылали и поляки, и крымцы, но под Ка- невом армия Григория Ромодановского и казаки Самко прижали войско изменника к Днепру и разнесли вдребезги.

Многие враги утонули, удирая вплавь. Сам Юрий едва спасся, спрятавшись в лесу. После этого он утратил всякий авторитет, от него стали отпадать сторонники, и он ушёл в монастырь.

В июне 1663 года в Нежине собралась рада, избравшая гетманом Ивана Брюховецкого. Но его не признали правобережные полковники. Провозгласили гетманом Тетерю, подтвердившего Гадячский договор о присоединении к Польше. И украинское казачество теперь уже официально раскололось на две части.

В январе 1667 года было наконец-то подписано Ан- друсовское перемирие. Москва и Варшава заключали оборонительный союз против татар и турок, к России отошли Смоленщина, Левобережная Украина. Киев с прилегающим районом сперва уступался царю временно, на три года, а Запорожье объявлялось совместным владением России и Польши, которое они будут использовать «на общую их службу от наступающих басурманских сил».

КАЗАЧИЙ УКЛАД

Когда на Украине и юге России строились новые оборонительные системы, старые теряли своё значение. Часть служилых казаков, оборонявших их, переселялась на новые места, часть оставалась и переходила на положение государственных крестьян или мелких дворян.

При Елизавете исчезла и категория городовых казаков, за которыми, напомню, со времён Фёдора Алексеевича оставались функции полицейской и пожарной службы, то есть сами-то они никуда не делись, но их переименовали в «городовых солдат». Позже слово «солдат» как-то само собой отпало и осталось только «городовые», то есть полицейские.

Но казачество и пополнялось, вбирая в себя внешние добавки. Одной из них стали стрельцы и пушкари. В дальних гарнизонах петровские реформы их не коснулись, они были нужны, и их не расформировывали. Но и в «регуляр- ство» они не попали.

О них как бы вообще забыли, статус стрельца оказался совершенно неопределённым. А для казаков они были вполне «своими». Служили вместе, делили радости и невзгоды, жили сходным бытом. И они смешивались с казаками.

Пушкин в XIX веке ещё застал на Урале казаков, помнивших о своём стрелецком происхождении. То же самое было в Сибири, на Тереке, в Астрахани. А московских мятежных стрельцов Пётр сослал в низовья Волги, в Чёрный Яр и Красный Яр, и их потомки вошли в Волжское Войско. В 1742 году на Царицынской линии была построена крепость Енотаевск, и возникла община енотаевских казаков, в которую вошли Черноярская и Красноярская команды.

Пополнялось казачество не только русскими. Так, в яицком войске, по данным переписи 1723 года, из 3164 казаков было 70 татар, 3 ногайца, 49 башкир, 34 калмыка. Причём, например, некоему Даши Булатову, владельцу 200 кибиток, так захотелось стать казаком, что он бросил своё имущество и ушёл с семьёй в Яицкий городок.

В 1724 года его сын Дендюк Булатов получил от властей грамоту, разрешающую принимать в яицкое войско калмыков из его владения, и их количество возросло до 684. При Елизавете правительство принялось заигрывать с калмыцким ханом Дондук-Даши и велело всех калмыков, которые пришли к казакам после 1736 года, вернуть хану.

Но яицкое войско заявило, что может выдать только некрещёных. И в улусы были отданы лишь 112, остальные предпочли креститься. А в 1747 году в яицкое войско были зачислены 290 башкир, не пожелавших принять участие в очередном восстании и перешедших к казакам.

Были инородцы и в других войсках. После эвакуации русских войск из Закавказья на Терек бежало много грузин, армян. Некоторые стали казаками, их община возникла в станице Шелковской.

А когда на постоянную русскую службу решила перейти большая группа крещёных калмыков, ее поселили возле Чугуева, в 1749 году объединили со здешней казачьей командой, и был создан Чугуевский казачий полк.

Структуры управления в разных казачьих войсках в XVIII веке заметно отличались.

На Украине после смерти Данилы Апостола пост гетмана снова был упразднён, Анна Иоанновна восстановила Малороссийскую коллегию. Но однажды в Петербург привезли молодого полтавского казака Алексея Разумовского. Он был певчим в церкви, и его заметили из-за уникального голоса. В него влюбилась царевна Елизавета Петровна. И когда взошла на престол, Разумовский стал графом и морганатическим супругом императрицы.

Предприняв поездку на Украину, она благосклонно выслушала желание казаков иметь гетмана и в 1750 году позволила «избрать» его. Избрание, конечно, было формальным, даже заочным, гетманом стал 22-летний брат Алексея Кирилл Разумовский. Человек добрый, великодушный, но казачьими делами он занимался мало, да и вообще жил в Петербурге, где заодно стал президентом Академии наук.

В гетманской столице, которой в то время был город Глухов, неограниченно распоряжалась старшина. А украинские казачьи полки стали полными «вотчинами» полковников, они даже передавали свои посты по наследству.

На Дону войсковые атаманы тоже фактически стали пожизненными, и появились подобия «династий». Сперва правили потомки Фрола Минаева – Максим Фролов, Иван Фролов. С 1738 года войсковым атаманом был высочайшей грамотой назначен Данила Ефремов. А в 1753 году он попросил Елизавету уволить его от атаманства по возрасту и передать этот пост сыну Степану.

Императрица согласилась, но в знак особой милости повелела сыну оставаться в подчинении отца. По сути, наследственными стали и старшины.

Правда, казачья знать так и не стала замкнутой кастой, в её ряды можно было попасть благодаря личной доблести, заслугам (как выдвинулись Денисовы, Платовы, Кутейниковы, Иловайские и др.).

Но когда человек попадал в старшины, его родные получали соответствующие преимущества в службе, у них было больше шансов быть замеченными, получить важное назначение.

При атамане на Дону действовала войсковая канцелярия – войсковой писарь, войсковой дьяк, 2 войсковых есаула, 2 войсковых комиссара, словесный судья, войсковой расходник, войсковой базарный. Эти должности были выборными. А в станицах по-прежнему ежегодный круг избирал станичного атамана и двух судей: они вместе с атаманом разбирали мелкие тяжбы, проступки, могли наложить штраф, посадить на несколко дней под арест, просто выпороть.

С 1740-х годов в станицах сложился и совет из стариков (не менее 4), их называли «подписными» – они подписывались под станичными документами и при получении приказов начальства, ручаясь, что распоряжение будет выполнено.

Яицкое Войско, несмотря на подчинение Военной коллегии и губернаторам, сумело в своей глуши сохранить полное самоуправление. Татищев в 1738 году писал: «Старшин у них чрезвычайно много… выборы атаманов и старшин производятся из среды не лучших, а наиболее угодных казакам. В круг их приходит множество, где и при слушании указов бесчинства, брани и крики бывают. Поступают по своевольству, не рассуждая, что им полезно или вредно: по обычаю за бездельные дела казнят смертию, а важными пренебрегают.»

Впрочем, тут надо учитывать, что критерии оценки «бездельного» и «важного» у Татищева и казаков были разными. Например, угнать табун у кочевников для казаков не было преступлением, поскольку и соседи поступали так же. А вот украсть рубль у товарища было отнюдь не мелочью.

Оренбургское войско создавалось из разнородных частей и единых войсковых органов управления не имело, подчинялось оренбургскому губернатору, а отдельные общины – комендантам крепостей. Но каждая община проводила свои круги, выбирала атаманов. Не имели единого войскового управления и сибирские казаки. Их власти подразделяли на полки и сотни.

Подавляющее большинство здешних казаков было из служилых, но и они переняли традицию природных казаков проводить в общинах крепостей круги и выбирать атаманов. Эти атаманы утверждались царской администрацией, но с 1738 года выборы были запрещены, и атаманов в общины стали назначать, часто из армейских офицеров.

В гребенском войске, как и в яицком, удерживалось полное самоуправление. Астраханский губернатор в 1744 году доносил, что «оные гребенские, хотя и могут из всех казаков за лучших воинов почитаться, только от того, что атаманов погодно переменяют и старших против прочих не имеют, в великом беспорядке находятся».

С инспекцией на Терек был послан бригадир Кольцов. Его ужаснуло, что «атаману никакого почтения и страха казаки не имеют». И указом Елизаветы в 1745 году терское казачество было реформировано. Гребенское войско сливалось с терско-семейным, которое уже отвыкло своевольничать и было подконтрольно властям. Им предписывалось избирать общего атамана, его утверждала Военная коллегия, и он получал очень большие полномочия «под страхом за противные поступки жестокого наказания».

Но ничего не получилось. Два войска были слишком разными по составу, происхождению, даже по вере: гребен- цы – старообрядцы, а терско-семейное придерживалось нового обряда. Пошло соперничество, склоки за атаманство.

Кончилось тем, что правительство поставило в 1752 году наказным атаманом гребенца Ивана Иванова, а в 1754 году разделило войска, вернув прежние порядки. Но хотя атаман у гребенцов снова стал выборным, у них тоже установилась «династия» – от Иванова к сыну, от него к внуку.

В казачьей служебной иерархии в XVIII веке произошли изменения, появились новые звания – «войсковой старшина», «хорунжий». Но государственным военным званиям они еще не соответствовали. Армейские чины давались за какие-то заслуги и, например, казачий полковник мог быть поручиком или вообще не иметь армейского офицерства.

И сами звания у казаков разных войск имели не одинаковое значение.

Например, у запорожцев «войсковой старшина» означал члена правления всего коша – войскового писаря, судью, есаула, обозного. И это было выше полковника – в полках существовали полковые старшины (полковой писарь, полковой есаул и т.п.).

На Дону же постоянных полков не было. И полковников тоже. А войсковыми старшинами называли тех, кто раньше командовал полками или занимал другие важные руководящие посты.

Когда требовалось сформировать полк, войсковая канцелярия определяла полковника из числа войсковых старшин. Он получал соответствующий документ, знамя, полковничий пернач, сам собирал казаков по городкам. А вернувшись из похода, сдавал в канцелярию знаки своей власти и из полковника снова становился войсковым старшиной.

Со временем менялся и быт казаков. Яркий пример тому – Войско Донское. Если в XVII веке земледелия на Дону не было, то в первой половине XVIII века здешние казаки стали усердными землепашцами.

Причём стимул был весьма прозаическим – при Екатерине I, Петре II, Анне Иоанновне жалованья не получали даже генералы. Денег у правительства всегда не хватало, платили лишь тем, кто находился в действующей армии, там уж никуда не денешься. Да и при Елизавете жалованье шло крайне нерегулярно.

Вот и приходилось выкручиваться, пользоваться тем, что есть. В связи с развитием земледелия казаки стали жить большими семьями – отец, женатые сыновья, их дети. Это требовалось для полевых работ.

Впрочем, и в других отношениях казаки привыкли полагаться не на правительство, а на себя. Отобрал Пётр Бах- мутские соляные месторождения – донцы нашли другие, на Манычском озере, и выжили степняков из его окрестностей.

Появились и казачьи помещики. Таких масштабных сысков беглых, как при Петре, больше не проводилось, а старшина стала наследственной, с представителями царских властей научилась ладить, и контролировать ее было некому.

Те же Фроловы, Ефремовы, Краснощёковы привлекали беглых крестьян различными льготами, укрывали, организовывали на пустующих землях хутора. Богатея, стали и прикупать крепостных.

Правда, по указу Елизаветы 1746 года право владения крепостными оставлялось только за дворянами, но казачья старшина уже имела армейские офицерские чины, что автоматически давало дворянство.

Из походов казаки пригоняли трофейный скот и коней, и ширилось скотоводство, коневодство. Каждый городок имел свой станичный табун. А казачьи помещики заводили крупные конские заводы. Скупали из добычи рядовых лучших жеребцов и кобылиц разных пород, вели целенаправленную селекцию, и была выведена знаменитая донская порода.

Но и старые промыслы донцы не забывали – в первую очередь рыболовство. Рыбы было много, когда по Дону шла на нерест тарань, «весло в воде стоймя стояло». Ловили в огромных количествах. Украинские чумаки, приезжая на Дон, покупали тарань не на вес, не поштучно, а возами – 10-15 копеек за воз, на глазок нагруженный сушёной рыбой.

А вот в яицком войске рыболовство оставалось главным промыслом – здесь земля представляла выжженную целинную степь, обрабатывать её было тяжело. Рыбные ловли были разные: малое и большое багренье, весенняя и осенняя плавни, рыболовство неводами, аханное, курхай- ский лов, лов крючками.

Заботясь о сохранности природных богатств, для каждого лова были разработаны подробнейшие правила, войсковой канцелярией определялись места и сроки, для руководства назначались особые атаманы, а нарушителей строго штрафовали. Яицкое войско поставляло рыбу и икру к императорскому двору. Хлеб же казаки покупали привозной на деньги, вырученные от продажи рыбы.

А при создании оренбургского войска, чтобы не зависеть от привозных продуктов, казаков заставляли заниматься земледелием. Приказы начальства требовали в обязательном порядке вспахать и засеять хотя бы 2 десятины на семью, а если возделано больше, казаков премировали.