Приговоренные ко тьме

– В любом случае, друзья, я так понимаю, мы согласны действовать вместе с Сергием и в пику тосканскому двору? – подытожил Альберих, и хозяева следом высказали свое безусловное одобрение.

Перед тем как направить свою служанку для выполнения ее нелегкой миссии к Альбериху, Теодора мышкой сама проскользнула в покои к сполетскому герцогу.

– О, госпожа в последний момент справедливо решила подменить собой свою служанку? Что ж, теперь я верю в свое выздоровление, – с усмешкой встретил ее Альберих.

– Я рада, мой друг, что к вам понемногу возвращается ваш привычный оптимизм, но я пришла по другому поводу. И прошу услугу за услугу. Заодно проверим возможности, а, главное, желание Сергия стать нашим верным союзником.

– Готов служить вам, прекрасная Теодора, а Сергия служить непременно заставлю.

– На днях нам стало известно о внезапной кончине Петра, епископа Болоньи. Сергий, по слухам, имеет влияние на тамошнюю церковную братию. Есть один верный нам человек, которому мы многим обязаны и которого необходимо отблагодарить. Если Сергий поможет ему, он может считать, что наш союз заключен.

– Охотно передам вашу просьбу, Теодора, но за епископским паллием вашему протеже все равно надо будет обратиться к Бенедикту.

– Здесь никаких помех не ожидается. И я прошу вас, Альберих, сохранить мою просьбу втайне, как я сохраню вашу, и пусть просьба эта пойдет от вашего имени.

– Прекрасная сделка, Теодора, и я в ней участвую. Кто этот человек?

– Причетник равеннского архиепископа Иоанн из Тоссиньяно.

Спустя два часа в покои все еще бодрствовавшей Теодоры заглянул вновь расстроенный Альберих и печально поведал, что все усилия умелой египтянки не увенчались успехом.

*****

Эпизод 14. 1657-й год с даты основания Рима, 17-й год правления базилевса Льва Мудрого, 3-й год правления императора Запада Людовика Прованского

(июль 903 года от Рождества Христова)

Ни много ни мало, но целых два года минуло после визита Альбериха к его римским друзьям. Итальянские сеньории все это время пребывали в редкостном для того века состоянии покоя, умиротворенность и благодушие воцарились на апеннинских землях. Спокойным властелином на полях северной Италии полноправно ощущал себя Беренгарий Фриульский, в роскоши и неге обдумывал свои коварные планы Адальберт Тосканский. В далеком Провансе по несколько раз на дню Людовик Бургундский примерял на себя императорскую корону, а в буйном разгуле пытался смягчить горечь своей болезни, которая, увы, так и не покинула его, Альберих Сполетский. Наконец, в просторных залах своего ватиканского дворца от суеты и вечных интриг мог позволить себе абстрагироваться папа Бенедикт Четвертый, с умиротворенной душой и спокойным разумом посвящая свой досуг бесконечным теологическим спорам с восточными еретиками, и лишь однажды за эти годы явив миру всю мощь своего высочайшего гнева, когда подверг отлучению от Церкви фландрских убийц Фулька, знаменитого архиепископа Реймса[52 - Фульк Почтенный (?-900) – архиепископ Реймса (883-900), родственник и креатура Гвидо-старшего Сполетского.].

В спокойствии и добром здравии пребывала и семья Теофилактов. Глава семейства был первым лицом римского Сената, едва ли не более прочих уважаемый горожанами и Ватиканом патриций. К званиям консула, сенатора, главы городской милиции граф Тусколо добавил за это время титул папского вестарария[53 - Заведующего папским облачением и утварью.]. Его главным советником оставалась премудрая Теодора, умилявшая римлян своей набожностью, ибо сия красотка по нескольку раз в год отправлялась в паломничества к церквям Северной Италии, невзирая на все тяготы путешествия по опасным итальянским дорогам, маршруты которых почему-то неизменно проходили через Болонью, где недавно сменился епископ. Росли и хорошели дочери графини Тусколо, Теодора-младшая и Мароция, последняя ни разу за это время не вспомнила свои приключения в Лукке и тех так рано оперившихся, сыновей Берты Тосканской.

Никто из вышеназванных вельмож света и Веры не рассчитывал всерьез на долгое сохранение этого странного штиля, внезапно воцарившегося в дотоле бурлящем океане политики. Одни, здраво оценивая ситуацию, не давали и ломаного гроша за клятвы своих побежденных врагов, а те, в свою очередь, изнывали от жажды реванша и копили силы. Установившееся равновесие на самом деле было настолько хрупким, что одно-единственное событие вновь привело в движение всю Италию. 01 июля 903 года от сердечного приступа скончался папа Бенедикт.

Не нужно было быть чрезмерно суеверным и вовсе не обязательно было являться достойным современником дремучего десятого века, чтобы не задуматься о сверхъестественных причинах той чехарды правителей, которая возникла за последние годы на папском престоле. За семь лет Рим сменил уже семь пап, и теперь снова, в который уже раз, готовился к жесткому противостоянию правящих элит в споре своих кандидатов на трон Святого Петра. Как грифы к обнаруженной падали, устремились со всех концов в Рим представители знатнейших итальянских фамилий и высший церковный клир. Ближайшие соседи Рима при этом заведомо получали определенное преимущество, ибо могли скорее оказаться в черте Вечного города и начать свою борьбу, отдаленным же провинциям оставалось, по большому счету, глотать желчную слюну и наблюдать, как прыткие конкуренты выбирают главу христианского мира.

Уже на третий день после кончины Бенедикта в Рим прибыл многочисленный кортеж Адальберта, маркграфа Тосканского, многочисленный настолько, что Теофилакту с большим трудом удалось отстоять право города оставить часть вооруженного сопровождения вновь прибывших вне крепостных стен. Адальберт и его супруга Берта были настроены весьма решительно. Как только они оказались в городе, практически все знатные римляне получили приглашения посетить их резиденцию, где всем гостям недвусмысленно намекалось на щедрые подарки от расточительной Тосканы. Сразу же обнаружилась и выдвинулась на передний план креатура графов тосканских – Христофор, кардинал церкви Святого Дамасия.

Кардиналу Христофору на момент описываемых событий было пятьдесят два года. Несмотря на достаточно преклонный для того времени возраст, Христофор сохранил в себе резкость характера и энергичную натуру, благодаря которым он и совершил в молодости стремительный взлет по церковной иерархической лестнице. Он был рукоположен в священники еще папой Иоанном Восьмым более двадцати лет назад, а кардиналом титульной церкви стал с благоволения Стефана Шестого. Однако с того времени категоричность и нетерпимость Христофора вкупе с его кипучей деятельностью начала идти ему во вред. Прочие священники высшего ранга находили его характер чрезмерно прямолинейным и нескрываемо амбициозным, а потому, приманивая его к себе в союзники и используя поначалу его инициативность и, пардон, определенную твердолобость, удачливые победители затем потихоньку и ловко задвигали Христофора на второй план. Таким образом, за последние два десятка лет Христофор успел побывать в эпицентре всех основных эпизодов борьбы за папскую власть, начиная от участия в убийстве своего покровителя Иоанна Восьмого (первом в истории, как уже говорилось, убийстве папы римского) до Трупного синода, где громовая речь Христофора производила не меньшее впечатление, чем яростные филиппики папы Стефана.

После поражения Сергия на папских выборах 898 года Христофор на пару с Сергием был отлучен от церкви и несколько лет находился под крылом графа Адальберта Богатого. Характер и манеры Христофора в выгодном свете представили его в глазах Адальберта, большей частью, возможно, потому, что именно этих качеств зачастую не хватало самому графу. Мало-помалу, но граф Тосканы склонился к решению отдать предпочтение именно Христофору, а не изворотливо-скользкому и вечно хитрящему даже там, где это совсем не нужно, Сергию. С Христофором разговор у Адальберта получился весьма кратким и предельно конкретным. Не дав графу возможности доткать свою паутину, полную велеречий и намеков, кардинал, подняв указующий перст к небу, зычным голосом изрек:

– Поскольку все лица, попавшие на престол Святого Петра после папы Стефана, выразили приверженность идеям богомерзкого Формоза, порушившего все основы кафолической церкви, все эти лица восседали на престоле Святого Петра незаконно и должны быть объявлены антипапами и преданы анафеме. Все их деяния признаются ничтожными, в том числе коронации Беренгара и Людовика Бургундского!

Это было именно то, чего так добивался Адальберт Тосканский. К тому же сам вид претендента на папский престол излучал непоколебимую уверенность в себе и успехе общего дела. В связи с этим Адальберт не поскупился на умасливание римской знати и горожан. Приезд тосканского кортежа ознаменовался щедрыми милостынями церквям, раздачей хлеба и мяса нищим, богатыми подарками городской знати. Еще более обильный дождь из материальных благ обрушился на головы священников, и первоначальная стена неприятия с их стороны к участникам Трупного синода очень скоро дала трещину и грозила в скором времени развалиться на куски.

Следом за тосканскими графами и их протеже в Рим из Сполето прибыл бывший епископ Сергий. Его приезд остался практически незамеченным, а сам хитрый падре решил до поры до времени спокойно и молчаливо оценить расстановку сил. Наблюдательный и аналитический склад ума его очень быстро позволил сделать вывод о рискованной расточительности Адальберта. Да, стена неприятия, быть может, треснула, но все-таки щедрые подношения не смогли до конца стереть из памяти римлян воспоминания о кощунственном Трупном синоде. Значительная часть знати и горожан решительно не хотела слушать о якобы высоких нравственных качествах кардинала Христофора, где-то в глубине души наличествующих у последнего, но в силу обстоятельств до сегодняшнего дня не имевших возможности себя проявить. Увиденное и услышанное на улицах Рима слегка опечалило и самого Сергия. Будучи также деятельным участником Трупного синода и не обладая столь мощной денежной поддержкой, как Христофор, Сергий прежде всего пришел к неутешительному для себя выводу, что шансы его на избрание папой ничтожно малы.

Обо всем этом он нашел в себе мужество поведать своим новым союзникам в лице герцога Альбериха и графа Теофилакта на одном из ужинов в доме последнего.

– Мы одинаково грешны с братом Христофором и одинаково заслужили порицание в глазах римлян, но у него есть замечательная возможность почти неограниченно смягчать сердца горожан блеском тосканского золота.

– Да, кардинал настроен весьма решительно. Настолько, что ему удалось восстановить против меня римский сенат, который еще неделю назад подобострастно смотрел мне в рот, – сказал Теофилакт.

– А с вами самими Адальберт еще не вел переговоры? – спросил Сергий, переводя взгляд попеременно с Теодоры на ее мужа, подольше, и с более выразительной миной, задерживая его на Теодоре.

– Пока нет, быть может, он решил обойтись без нас, – с явным неудовольствием ответил Теофилакт, тут же заподозрив Сергия в его осведомленности относительно их семейных проблем.

– Если нет возможности его преподобию выдвинуть сейчас свою кандидатуру на папский трон, значит надо, по крайней мере, не допустить победы тосканского кандидата, – заметил Альберих.

– Да, именно так. Хотя бы так. Ну а далее, ваше преподобие, все будет в руках Божьих. Та скорость, с которой папы меняют друг друга в последние годы, определенно свидетельствует, что у вас еще будет возможность примерить на себя тиару, – сказал Теофилакт.

– В ваших словах присутствует разум, терпение и расчет, и я готов согласиться с вашими доводами и ждать благоволения Небес. Но кто может сейчас, на данный момент, оказать конкуренцию Христофору? – спросил Сергий.

Молчавшая до этого Теодора быстро заговорила, все это время она тщательно выстраивала план действий.

– Кардиналу Христофору необходимо противопоставить кандидата по возможности безобидного и чистого, как агнец, дабы, в сравнении со своим конкурентом, он неопровержимо выгодно отличался от него. Не все еще продается за золото, мессеры. Давайте вспомним о добродетели и набожности, именно добродетельный Божий человек может остановить рвущегося к апостольскому трону Христофора. На каждом углу Рима необходимо кричать и напоминать его гражданам, что Христофор участвовал в надругательствах над Формозом!

– Этак и меня зацепит, милая графиня! – заметил Сергий.

– Мы говорим о победе, которую необходимо одержать именно здесь и сейчас. О нашем плане действий, когда настанет выгодный момент для вас, мы поговорим отдельно. А сейчас надо сконцентрировать все наши усилия на очернении Христофора в глазах римлян, благо повод для этого есть, и кривить душой не придется. Надо направить имеющиеся у нас средства исключительно на те моменты, где мы можем одержать верх, распылять и раздаривать средства, как сейчас это делает Адальберт, не в наших силах, да и навряд ли сие необходимо. Надо воззвать к разуму и чувству священников, среди которых формозианцы по-прежнему в большинстве, надо точечно заручиться поддержкой в Сенате, он немногочислен, и на обеспечение большинства у нас хватит золота. Но главное – предложить чистую и добродетельную альтернативу и здесь, кроме вас, ваше преподобие, нам никто не в силах помочь. Надеюсь, в лоне Церкви такие люди еще встречаются?

Последняя фраза Теодоры звучала откровенным оскорблением, но Сергий предпочел пропустить ее мимо ушей.

– Агнец… Чистый, добродетельный человек… не запятнанный в наших грехах… – вслух раздумывал Сергий. – Такие люди, хвала Небесам, еще встречаются, но ведь нам нужно, чтобы он был еще известен Риму… А знаете, такой священник действительно есть. Правда, он так молод!

– Этот порок со временем исправляется, – улыбнулась Теодора.

– Он значительно моложе меня, – со значением сказал Сергий.

– Ах, вот вы о чем! Полноте, ваше преподобие, вспомните судьбу Ламберта. Кто бы пять лет назад поставил хоть один денарий на то, что Беренгарий его переживет? А вот поди ж ты!

– Этот фриульский гриб еще прольет слезу на ваших похоронах! – хохотнул Альберих, но Сергий зло зашипел на него:

– Язву вам на язык, мессер Альберих, что вы такое говорите?

– Простите, ваше преподобие, и долгих вам лет жизни. Продолжайте же свой рассказ. Что за агнца вы откопали?

– Да он, правда, немного молод для понтифика, и Рим все-таки его плоховато знает, но зато сей юноша обладает поистине ангельским смирением, корыстолюбие и суета еще не омрачили его души. Его образованность и мягкость нрава снискали ему уважение среди высшего клира, но… не пойдут ли достоинства его во вред ему самому? Находясь на троне Святого Петра, нужно уметь проявлять и твердость духа, и определенную жесткость.

– Ваши слова, вероятно, справедливы, но я напомню, что нам необходима победа именно сегодня. Как сложится завтрашний день, знает только Господь, а мы будем действовать согласно обстановке, – возразила Теодора.

– Но кто же этот человек, ваше преподобие? – спросил Теофилакт.

– Его зовут Лев, он пресвитер городской церкви Приапи.

– Значит, он не римлянин? Прекрасно! – воскликнул Альберих, – Тогда откуда уверенность, что горожане будут отдавать за него свои голоса? Христофор-то им, по крайней мере, земляк!

– Лев родом из Ардеи, но это на самом деле неважно, – ответил Сергий. – В нашей ситуации это, быть может, наоборот, сыграет нам на руку, ибо все известные городу отцы Церкви за последние годы свою репутацию только раз за разом портили. К тому же высший клир, в отличие от плебса, немало наслышан о Льве, его мягкость и безотказность в помощи нуждающимся подняли его авторитет чрезвычайно высоко.