Ливень

Я лениво смотрел в окно, выходящее на задний двор управления где двое стражей выводили из служебной кареты задержанных в кандалах. Вот один из преступников попытался вырваться и тут же был сбит с ног и получил удар дубинкой по спине. А затем ещё и ещё. Крупные прозрачные капли, падая с неба ударялись о жестяной отлив и разбиваясь на мириады частичек оседали на стекле, превращаясь в дорожки слёз стекающие вниз. Они словно пытались смыть сцену, которую я увидел.

Гобкинс нависнув над Бруни орал на письмоводителя и архивариуса так, что слюни разлетались во все стороны. Похихикивая, от чего плечи мелко подёргивались, рядом замер его дружок инспектор Рафл – тот самый доходяга с лошадиной мордой присвоивший себе преступление Метели.

– Да ты обыкновенный писака! Твоё дело бумагу марать, а не советы раздавать, убогий! – вопил толстяк, хлопая ладонью по столу, за которым сгорбился Христиан. Аккуратно разложенные в стопочки листки, исписанные красивым каллиграфическим почерком, разлетались во все стороны.

– Я просто хотел быть полезным…

– Да чем ты можешь быть полезным чернильница лупоглазая?! – плеснул желчи Рафл поддержав коллегу.

– Уже полгода как Фонарщики и Кромешники заключили договор и разделили территорию, – наклонившись Бруни начал собирать разбросанные по полу бумаги. – А значит нужно проводить не две маленькие облавы на них, а одну большую. Это будет эффективнее и…

Гобкинс зарычал и с силой пнул стул письмоводителя. Мебель взвилась в воздух и врезавшись в противоположную стену с треском развалилась на куски.

– Я пришёл за ордером, подписанным Мулине, а не за советами лузера пропитавшегося пылью никому не нужных бумажек, – швырнул напоследок Гобкинс поднимаясь по лестнице вверх из подвала.

Наблюдавший всю эту сцену Шумахер поднял брови цвета пшеницы вверх, наморщил нос и тихо произнёс:

– Да уж, по-моему, у инспектора хромает логика.

* * *

Я терпеть не мог эту тошниловку из-за запаха прогорклого масла, грязных полов на которых валялись куски засохшей еды и ещё более грязных столов облокотившись на которые ты мог измарать одежду так, что никакие прачки её никогда бы не отстирали. Однако в жизни не всегда всё пахнет цветочками лаванды и блестит чистотой. Я это знал.

– Значит Фестиваль в городе? – задумчиво произнёс я, разглядывая тащившую что-то к себе в убежище мышь под соседним столом. – Давно жду его.

– Да, инспектор и сегодня в полночь у них крупная сделка. Вся его банда будет в сборе. Редкий случай. Зуб даю! – ощерился редкозубым ртом Пешка.

– Посмотрим, – принял решение я, поднимая взгляд на замершего рядом типа начавшего свой преступный пусть с убийства собственного брата.

– Начальник, может за ценную информацию мне премия положена?

– Положена. Поэтому ты всё ещё на свободе.

Не расстроившись, ибо произнесённые мной слова были чистой правдой, преступник хлебнул из кружки пива, пролив несколько капель на грудь, и спросил.

– А Гобкинсу что мне доложить?

– Как всегда. Что-то многообещающее, но не слишком обременительное. Ты и сам знаешь, что он ценит.

– Ну да, ну да, – прыснул в кулак осведомитель, подмигнув мне.

* * *

– Я? Почему я? – забегал по кабинету Ганс каждый раз огибая спящего посередине помещения Стича, который теперь прописался у меня сменив лежанку под лестницей на кресло с кожаным сидением.

Запах перегара конечно никуда не делся, зато ветеран всегда был под рукой и теперь не только пил, но и ел.

Стажёр был не столько испуган, сколько взбудоражен новостью.

– Потому что всех остальных Фестиваль знает, а ты новичок.

– Так и то мне надо? Сменить одежду, выучить несколько фраз типа…

– Ничего не надо, – улыбнулся я. – Просто отдай мне бляху стажёра и будь собой. Ты студент, который пришёл приобрести марафет для своих товарищей, празднующих окончание курса.

– Марафет? А, кокаин! Понятно. А оружие? – с надеждой спросил стажёр, заглядывая мне в глаза.

– С собой и будь готов применить. Только лучше оставь свой пистолет и возьми мой, – сказал я кладя перед Шумахером свой «Майский жук» с коротким дулом для скрытого ношения.

– Вы будете снаружи? А кто будет со мной внутри? – немного побледнел Шумахер. – Вдруг я что-то не то ляпну, и они меня раскусят? Я конечно не боюсь, но…

– Боишься, и правильно делаешь, – присел рядом с дрожащим от возбуждения Гансом я. – С тобой пойдёт Бруни.

– КТО?! – закричал стажёр от чего Стич вздрогнул и на пару секунд перестал храпеть. – Письмоводитель?

– Да.

– А какой от него толк-то? Он же… – вовремя осёкся Ганс. – Он же с бумажками всё…

Чуть помедлив, я пояснил:

– Ты плохо его знаешь парень. Поверь он может за себя постоять. И вообще это ДОЛЖЕН быть именно он.

* * *

Все были на своих местах и рядовыми стражами руководил сержант Галгарпер – самый башковитый служака Серого квартала.

«Четыре пальца» – ещё одна тошниловка (но не для всех и каждого) поднималась над серыми, мокрыми домами всего в двухстах метрах впереди. Ближе подходить нельзя, а то местные предупредят Фестиваля и всё пойдёт прахом.

Тонкая ниточка влаги с карниза угодила мне прямо за шиворот. Вот только я этого даже почти не заметил так как интуиция бросила меня вперёд.

Бам! Бам! Бам! Бам! Внутри четырежды выстрелили и я, перепрыгивая через кучу навоза засвистел в свисток отдавая приказ сотрудникам правопорядка, замершим вокруг таверны.

Стража выбила двери и ворвалась внутрь помещения положив на пол застигнутую врасплох братву.

На втором этаже, возле стола из красного дерева с витыми ножками, которому здесь явно было не место, в нелепых позах, с зажатым в руках оружием, валялось четыре трупа в головах которых были проделаны аккуратные маленькие дырочки.

– Ну как ты? – положил руку на плечо Шумахеру я, чувствуя возбуждение стажёра.

– Он… он, Бруни… он их застрелил…и так ловко! Чёрт! Мне бы так стрелять гер инспектор! – глаза Ганса сверкали от азарта.

Похлопав парня по плечу, я протянул ему фляжку с крепким вином.

– Я же говорил, что в случае чего он может постоять за себя.

Хлебнув и закашлявшись выпалил Ганс кивая на письмоводителя неподалёку:

– Да, но я не думал… а у этого вот тоже амулет защиты…