Ливень
Владимир Александрович Сединкин
В этом мире всё вверх тормашками. В этом городе постоянно идёт дождь. Инспектор Эмиль Бюлов, городская стража, серый квартал, теурги и кулак правосудия… Живопись…
Владимир Сединкин
Ливень
Глава 1. Младший инспектор
Створки дверей со стуком захлопнулись, и внутри клацнул засов.
– Герр Бюлов, а теперь что? – выглядывая из-за бочки с селёдкой, спросил стажёр, крепко вцепившись в рукоять пистолета с новомодним колесцовым замком. Рука парнишки подрагивала от страха, но при стрельбе он не сбежал, даже один выстрел произвести сумел. Молодец, пожалуй, оставлю его ещё на неделю.
Ответить я не успел. За нашими спинами раздался цокот копыт, и в переулок влетела телега, запряжённая тремя взмыленными лошадьми, возница которой, привстав на козлах, крепко сжимал в зубах пенковую трубку.
– Чего так долго? – недовольно бросил я Боцману, сбрасывая с четырёхфунтовой пушки, закреплённой с помощью хитрого устройства на повозке, кусок грубой выцветшей на солнце рогожи.
Курилка невозмутимо пожал плечами, протягивая мне мешочек пороха и ядро. На мои недовольства старый товарищ никогда внимания не обращал. Какие могут быть обиды на того, с кем проливал кровь и дрожал от холода под дождём, укрывшись одним плащом.
– Мы что будем стрелять из пушки в городе? – выпучив глаза от удивления и сдвинув треуголку на затылок, Шумахер наблюдал за моими действиями.
– Всего разочек, – руки мои автоматически проделали всю работу, и вот орудие уже было готово к выстрелу.
– Директор будет в бешенстве, – мелко закивал головой стажёр, отчего его золотистые локоны, выбившиеся из-под головного убора и больше подходящие девчонке, а не восемнадцатилетнему парню, затряслись.
– Это уж как водится.
Словно по команде мы с Боцманом раскрыли громко рты и заткнули уши. Пушка громко чихнула и послала ядро прямо в закрытую дубовую дверь таверны.
* * *
Смена уже полчаса как началась, а мы всё ещё были не на службе. А ведь дел было вагон и маленькая тележка. Спиной я чувствовал многочисленные взгляды коллег, направленные сквозь стеклянную дверь, которой наш начальник так жутко гордился.
Меланхолично гоняя пальцем по столу круглую серебряную мушкетную пулю, Антон Мулине – директор Городской стражи, некоторое время разглядывал меня и моего стажёра Шумахера. А затем, вздохнув, негромко со страданием в голосе произнёс:
– Что там насчёт потасовки в «Пирамиде»?
Видя, что я не намерен бросаться в пространные объяснения, Ганс, обменявшись со мной взглядом, вытянул руки по швам и громко прокричал:
– Ничего особенного, герр директор! Это был просто обычный рейд!
– Двое убитых, четверо в больнице имени Святого Иллиана? – оттопырив недовольно губу начальник продолжал буравить меня взглядом. – Обычный рейд?
– Они оказали сопротивление, герр директор! – продолжая горланить, стажёр ещё и каблуками ботинок щёлкнул.
Ух, как это у него получилось! На загляденье! Я за время службы в армии так и не научился этому красивому приёмчику. Да и спинку гнуть тоже.
Крупная толстая оса ползала по подоконнику за спиной хозяина кабинета, на котором были разбросаны крошки чего-то сладкого.
– И чем они вам не угодили, младший инспектор? – снова проигнорировал салагу Мулине. – И прикажите своему практиканту не орать так. У меня после посещения регента началась жуткая головная боль.
Шумахер прикусил язык, а я, подняв взгляд, посмотрел на директора.
– Носатый скрывал у себя двоих, находящихся в розыске, и попытался напасть на нас, когда я учинил обыск.
Пуля соскочила со стола и покатилась к нашим ногам.
– Поэтому ты снёс ему полголовы?
– Нет, в него попал Вата, когда целился в меня.
– У тебя вечно так, – склонив голову по-птичьи набок, оборвал меня директор. – Они у тебя всё время бьются головами о различные предметы, случайно протыкаются ножами, выбрасываются из окон… ничего не забыл? Ах да, взрываются! Как в прошлом месяце. Я целый час гнул спину перед Его Сиятельством, пытаясь объяснить, что произошло с его любимой «Куропаткой», и почему плавать на ней он больше не будет.
– Вы преувеличиваете…
– Я приуменьшаю, Эмиль! – острый кулачок Мулине готов был обрушиться на столешницу, но в последний момент он передумал и зевнул. – Мне лучше тебя известно, что работать в Сером квартале никто не хочет. Там слишком опасно, слишком грязно. Ты подходишь как нельзя лучше, да, но помни – незаменимых людей нет.
– Мы свободны? – улыбнулся одними губами я, надевая на голову треуголку.
– Конечно. Можете идти, – бросил директор, тут же теряя к нам интерес и доставая из ящика стола пирожное со взбитыми сливками и большой красной клубникой на верхушке.
Покидая кабинет, я заметил, что оса, взлетев над подоконником зависла над головой Мулине.
* * *
– А почему мы не рассказали директору про Анну? – вприпрыжку нёсся за мной стажёр, всё ещё прижимая головной убор к груди.
– Бесполезно.
– Но девочка в опасности!
– Она серв, не гражданин города, – пояснил я, приветственно кивнув пробежавшему мимо со стопкой фолиантов Бруни. – Преступление, совершённое против раба, будут расследовать только после его смерти.
– Но это несправедливо. А герр Баум? Разве он не захочет вернуть свою собственность? Ведь сколько-то девочка стоит?
– Прощелыга не станет связываться со Щекастым. Он в Сером квартале в авторитете, – сказал я, толкая рукой дверь. – Этот тип порежет его и бровью не шевельнёт.
В лицо нам брызнули капли дождя. От прекрасного солнечного утра не осталось и следа.
* * *
Быстрым шагом пересекая площадь перед департаментом, я вспоминал как усталая, изнурённая работой женщина, рыдала навзрыд, рассказывая о пропаже своей десятилетней дочери. Конечно, пропажа рабыни не была моим делом, но дома меня ждала девочка пятью годами младше, а это значит, что я очень хорошо понимал чувства матери.
Удар опрокинул Акробата на землю и, разбрызгивая во все стороны воду, тот рухнул навзничь, скорчившись от боли. Оседлав преступника, я приставил к его горлу лезвие ножа и молча уставился в глаза.
Струйки влаги скатывались с моей треуголки и плаща на лицо вора. Выплюнув налившуюся в рот воду, тот заорал:
– Так нельзя! Так нельзя! Лис, городская стража так себя не ведёт. Я буду жаловаться.