– Во-первых, я читала твоё личное дело. Во-вторых, в бой со мной пошли только добровольцы. В-третьих, я знала, что так будет. В конце концов, – эти слова она выделила интонацией, – где наша не пропадала.
Я хотел спросить что-то ещё, но…
– Света? Ты ли это?!
К нам быстрым шагом направлялся волшебный страховщик собственной персоной.
– Слава! Зяблов! – соскочила со стула Иванова, жестом предлагая мне сесть. – Какими судьбами? Вот это встреча!
«Так они оказывается знакомы», – подумал я, успокаивая дрожь в ногах и наблюдая за обнимавшимися ветераном и валькирией. Ну теперь всё ясно-понятно. Одного поля ягоды.
Минут пять-шесть меня никто не трогал, и голова была занята прошедшим разговором. А затем старые знакомцы остановились напротив меня.
– Слава, а наш поручик никого тебе не напоминает? – расплылась в широкой улыбке камер-капитан. – Приглядись внимательно.
Зяблов пристально вгляделся в меня и пошевелил губами.
– Как будто…
– Ну, ну… – торопила его валькирия, ткнув в бок кулаком.
– Будто… – в глазах мужчины плескался живой интерес и вопрос, на который я уж точно не мог дать ему ответа, ибо даже не представлял о чём Дюймовочка вообще говорит.
– Эх! Чего же ты? Поручик, представьтесь! – с улыбкой отдала приказ Светлана.
– Корсаков Виталий Константинович. Поручик 7-го драгунского… – начал я, с недоумением, поднимаясь со стульчика, и тут же был прерван сделавшим ко мне шаг страховщиком, который крепко обнял меня со слезами на глазах.
Увидев мою растерянность, переходящую в удивление, Светлана Евгеньевна (так, кажется, назвал её представивший меня полковник), пояснила:
– Вольно, поручик. Мы просто давно знаем вашего батюшку. Он наш старый боевой товарищ. Пуд соли вместе съели.
– П-понятно, – заикаясь сказал я, а в голове тут же молнией блеснуло воспоминание – древняя фотография в старом альбоме отца, на которой высокая, статная женщина в броне штурмовика с массивным К199М на плече стоит у обгоревшей кирпичной стены.
Светло-русые волосы, улыбка до ушей (хотя мне она лично всегда казалась немного усталой), руки с обгрызенными ногтями и милые тёмно-красные серёжки-гвоздики в мочках. Именно эта деталь так сильно удивляла меня в детстве. Ведь в гвардии к таким штукам относятся… не очень. Как и в целом к женщинам.
«Как же она изменилась, – подумал я, бесцеремонно впившись взглядом в Иванову. Сколько ей сейчас? Сорок? Сорок два? Выглядит отлично».
Зяблов, отстранив меня на длину вытянутых рук, но всё ещё не отпуская, сказал:
– Очень рад познакомиться, поручик. Нет, правда, рад, Виталий, что ты весь в отца. Мы с ним, мы с ним… – ветеран не договорил, а просто махнул рукой и похлопал меня по плечу. – Империя огромна, а тут такая встреча.
Потом были вопросы об отце, маме, которую они, оказывается, тоже знали, пожелания и рукопожатия. Когда парочка покинула меня на ходу беседуя о каком-то Гамове и Седове (уж не тот ли Гамов, что бывал у нас дома), которых они вроде бы потеряли из виду, я нашёл своих ребят сидевшим возле планетария.
Лавочки все были уничтожены, и устроились парни прямо на бортиках ограждения. Медицинская помощь всем уже была оказана, убитых увезли, также, как и четверых раненых.
– Ну как вы? – замер я напротив остатков взвода.
– Нормально, командир, – ответил за всех Бутерус, смотря на пролетающий над головой «Филин» из звена Бестужева. – Говорят, купол прибывшие спецы уже разблокировали.
– Знаю. Кирпичёв сообщил, – кивнул я, усаживаясь рядом. – Обещал дождь наград.
Под моими ногами была лужа потемневшей крови. На этот раз я без раздумий встал в неё, даже не беспокоясь чья она – защитников центра (убитых до нашего прибытия), моих ребят или террористов. Будем думать о живых, а мёртвых просто помнить.
Новости о наградах, которой я хотел подбодрить взвод, никто не обрадовался. «Старая гвардия» смотрела живо, а вот новички были не в своей тарелке, и больше напоминали месячных совят с выпученными от удивления глазами, туда-сюда крутивших головой.
– Ничего себе Дюймовочка, командир, – сказал спустившийся к нам по ступеням Паша Баранов, устало опускаясь на кусок стены, оплавленный напалмом.
Взгляд его был устремлён в сторону камер-капитана, разговаривавшего о чём-то с Романовым и Румянцевым.
– Скорее уж Трёхдюймовочка. Да ведь?
Серые глаза снайпера потемнели от усталости, морщинки в уголках глаз стали чуть более глубокими, а лицо осунулось.
Наверное, и я выгляжу также.
25. Мама
«Уважаемая Анна Петровна! Пишет вам поручик 7-го драгунского императорского полка Корсаков Виталий Константинович – командир вашего сына.
С самого начала службы рядовой Климов Николай Иванович зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Успевал в учебных дисциплинах и военной подготовке. Пользовался уважением товарищей и офицеров полка.
С прискорбием сообщаю вам, что вчера 22 февраля 2281 года ваш сын погиб в бою с террористами на мысе Красной цапли на планете Самусенко выполняя важную для империи задачу. Он ушёл из жизни достойно, не запятнав своё имя трусостью.
Весь мой взвод и полк, скорбит о потере надёжного товарища, отличного бойца и гражданина. Понимаю, что сейчас мало что может вас утешить, но я должен сказать вам, что был горд быть командиром вашего сына. Сообщаю, что посмертно ему присвоено звание ефрейтора, а также Климов Н.И. награждён Медалью «За боевые заслуги».
23.02.2281 г.
Искренне ваш, поручик Корсаков В.К.»
Последнее, восьмое.
Отложив ручку в сторону, я сложил листок пополам и запечатал в конверт положив его в стопку подобных на краю стола. Да, да, вы не ослышались и не ошиблись. В конце XXIII века всё ещё существовали бумажные письма. Традиция командиров сообщать родственникам о гибели бойцов собственноручно, используя специальную гербовую бумагу и обыкновенную шариковую ручку прочно утвердилась в нашей армии. И это хорошо. Такие письма семьи погибших хранили как реликвию, которой по сути они и были. В нашей семье, конечно, такие тоже были.
Скорчившись от боли в боку, я откинулся на спинку кресла. Устал, будто весь день на полигоне занимался.
На руке завибрировал личный коммуникатор, сообщивший мне, что нужно срочно явиться на беседу со штаб-капитаном Елагиным только вчера прилетевшим на Новый Севастополь.
«Блин, опять опрашивать будут», – подумал я направляясь к входной двери и борясь с желанием упасть на кровать и накрыть голову подушкой. Сколько можно?
* * *
Поставив электронную подпись под документом, я повернулся к Елагину, который стоя ко мне спиной что-то разглядывал в окно.
– Закончил? – богатырского телосложения особист плавно повернулся к столу.
– Так точно, господин штабс-капитан.
– Скоро поручик ты тоже будешь штабс-капитаном, – произнёс комитетчик, пробежавшись взглядом по экрану планшета. – Вопрос уже решённый.