Для писем и газет

– Так я не поняла, – со злостью сказал женщина, – умер или что?

– Да нет же, говорю, кандидат.

– Тогда, пожалуйста, почитайте прейскуранты. Там все сказано.

– А т-ты для чего тут сидишь, – тоже разозлился Лом. – В-волосики накрутила, губки… Женихов ждет, дура. А я вот напишу про тебя в газету – своих не узнаешь… И заголовок придумаю, чтоб сразу было видать.

С этим он хлопнул дверью и ушел без результата. Подпалить бы их всех к чертовой бабушке, чтоб знали, думал он…

А чтоб что знали – непонятно.

Минут через пятнадцать бессмысленных блужданий он увидел то, что как раз ему было нужно: в тени какой-то пристройки сидел местный человек в таком же халате, как и на ритуальной женщине, только грязном. Местный человек кушал зеленый лук без хлеба и соли, лицо у него имело сутулое похмельное выражение.

– Зд-доров, дядя, – вежливо приветствовал его Лом.

Местный человек махнул луковицей.

– Д-дело есть, – сказал Лом, руки в карманах.

– Через час, понял ты, – помотал головой местный человек. – У меня обед.

– А в-вот я тресну этим кирпичом по балде, – рассвирепел от всего этого бюрократизма Лом, – как тресну, т-так вы у меня тут все г-гады забегаете… С-сказано, дело есть!

– Ты б так сразу и сказал, – не испугался местный человек. – Говори дело.

– Ты при этом работаешь?

– Ну.

– Мне золы надо, что от покойника ос-стается.

– Зачем тебе ее?

– Н-надо, – ответил Лом и, подумав, добавил, – к-корм для рыбок.

– Дело твое, – не удивился местный человек, – Сколько?

– Литровую банку.

– Литр за литр, – назначил цену местный человек.

– Т-ты что, сдурел! За банку мусора – литр?!

– Ты где руки поморозил?

– В самодеятельности. Я в с-самодеятельности играю, на ложках.

– Вот и у меня тоже, понял ты, на ногах то же самое. Водкой спасаюсь. Глянь, в каких носках летом хожу. Так что гони литр.

Договорились.

– Давай посуду.

Лом сбегал на соседнее кладбище и вернулся с банкой, на ходу вытряхивая из нее цветы.

– Ты тут погуляй, понял ты, – сказал местный человек, – посмотри достопримечательности. Но далеко не уходи. Я скоро!

И, выпросив пятерку в задаток, куда-то скоро ушел.

Вернулся местный человек часа через два с лишним, когда Лом уже серьезно собирался искать какое-нибудь кайло, чтоб все это заведение потревожить за такое отношение к живым людям. Но в последний момент появился местный человек, неся перед собой нечто, завернутое в газету.

– Т-ты что ж, гад, так долго, – поинтересовался, принимая теплую еще банку. Местный человек обиделся.

– Печку стопить, понял ты, и то время надо. А тут человек. С ним же проститься надо и гимн сыграть… Гони остальное!

– Ч-то такие все нервные сегодня, – у Лома вновь было хорошее настроение. – А им что-то осталось? – спросил он, имея в виду неизвестных родственников.

– Хватит. Я туда песка добавил. А им что, они ж, понял ты, не заглядуют в середину. А потом его все равно замуруют. Камнем приложат.

– А б-бывает так, ч-что дома держат?

– Раньше кто и держал. Счас не знаю. Может, кто из другого города приезжает, так с собой забирают. Это ж не ящик, понял ты, что грузовик надо целый. А тут положил в авоську и пошел. Как термос.

Еще через час Лом докладывал каину:

– В-вот, дядя Леша, – сказал он радостно. – П-принес! Каин подозрительно взял банку, осмотрел. Потом набрал щепотку плотной пыли, потер в пальцах. Даже понюхал.

– А черт его знает. Точно настоящий?

– Н-ну…

– Тогда молодец.

Они пересыпали чужой прах в подобедовскую урну. Плотно притерли крышку.

– Д-дай авоську, дядь Леша.

– Нету, – сказал скуповатый каин. – На вот еще газету, обмотай. А то одна, может, продерется.

Когда Лом был готов, дядя Леша перекрестил его и сказал:

– Ну, с Богом. Гляди ж, чтоб красиво все.

– Не в-волнуйся. Все будет в ажуре, – весело ответил Лом и вышел.

Спи спокойно, дорогой Порфирий Платонович!

«В далекий край товарищ улетает»