Тайна Вселенской Реликвии. Приключенческий, научно-фантастический роман в двух книгах. Книга первая

– К чёрту!

– Да, хлопцы, – донёсся из-за дверей директорский голос, и две головы тут же вновь просунулись в них. – Чуть было не забыл: на днях в наш город приезжает с гастролями мой давний друг и соклассник, Кандаков Борис Николаевич, между прочим – мировой гипнотизёр. Хотите познакомлю?

– Хоти-им! – Дружное радостное восклицание эхом отозвалось в стенах пустынного, школьного коридора.

На следующий день, в субботу, с самого утра к Кузе подошёл Саня.

– Кажется одна идея есть, – шёпотом произнёс он. – Приходи сегодня вечером после занятий. Придёшь?..

5. Наука требует жертв!

В этот вечер в одном из окон квартиры семьи Остапенко долго не гас свет. Две фигуры, низко склонившиеся над столом, освещённым неярким голубым светом электрической лампы, установленной внутри большого, старинного, дедовского абажура, неторопливо вели свои научные споры и беседы. Если бы кто из посторонних, со стороны, глянул на этих ребят, то сразу смог бы определить и оценить не только их внешние данные, но и характер их натур.

Кузьма, маленького роста – что, по-видимому, соответствовало его фамилии, – тщедушный малый с шикарной копной ярко-рыжих волос, покоящихся на голове, имел весьма непримечательное лицо, за исключением больших, серых, близоруких глаз, упрятанных под толстыми стёклами очков в роговой оправе. Он был экспансивен, с взрывным, эмоциональным характером, резок в своих суждениях, быстро воспламенялся, но так же быстро и остывал. В его голове всегда роилось множество всяких идей и догадок, «аккумулятором» которых он по сути дела и являлся. Теоретическая и практическая разработки его идей целиком и полностью, всем своим грузом, ложились на Санины плечи, хотя и у него самого своих идей было хоть пруд пруди.

Саня казался полной противоположностью своему другу. На вид спокойный и рассудительный, он всегда, как мог, умел отстаивать свою точку зрения. Не особо-то требовательный к себе и друзьям, он, по обыкновению, всегда прощал им их маленькие слабости, был очень доверчив, о чём иной раз горько сожалел. Однако, в душе, это была, как и Кузя, эмоциональная, мятущаяся натура, но только обладающая способностью прятать эти качества под оболочкой безмятежного спокойствия.

Среднего роста, со строгими, правильными чертами и овалом бледно-смуглого лица с продолговатым разрезом зелёных глаз, прикрытых длинными ресницами и обрамлённых густыми, чёрными бровями, сходящимися у самой переносицы, в своей, изумительной красоты, украинской «вышиванке», он являл собой типичное дитя далёких Карпатских гор…

– Послушай, Кузя! Что для нас сейчас самое главное?

– Что?

– Ну ты даёшь! Что, да что! Что мы должны в первую очередь предпринять?

– Откуда мне знать? – Кузя никак не мог взять в толк, чего от него добивается Саня. – Сам придумал, сам и отвечай.

– Ну, ладно! – Остапенко ближе придвинулся к столу. – Опыты с картами Зенера – это всё статистика из области теоретической фантастики. Поэтому нам с тобою в первую очередь надо что? – Он уставился на Малышева, открывшего рот и ничегошеньки не понимавшего, а затем продолжал:

– Нам необходимо установить сам факт, повторяю – факт, существования в природе телепатического явления. Или оно есть, или его нет! Третьего не дано. – Саня патетически возвёл свой взгляд в область потолка. – Для этого требуется провести один, всего лишь один эксперимент, но такой, который бы исключал на все сто процентов всякие случайности – совпадения, подсказки, ошибки, и прочее. Следовательно, нужно выработать все необходимые для этого условия.

Саня остановился, перевёл дух и пододвинул к себе одну из книг профессора Василькова.

– Ты послушай, что тут пишется. – Он раскрыл книгу в отмеченном закладкой месте. – Вот! «Многие индукторы считают необходимым не только интенсивно переживать внушаемое задание, но и вместе с тем мысленно направлять его на перципиента, возможно более ярко представив себе его образ».

– Читаем дальше. – Саня взял другую книгу того же автора и, отыскав нужную страницу, продолжил чтение. – «В начальный период, в 80-е – 90-е годы прошлого столетия, усилия учёных были направлены преимущественно на изучение спонтанных, то есть – самопроизвольных, телепатических явлений. Но они наблюдаются сравнительно редко, обычно в результате сильного нервного потрясения, своего рода – „психической грозы“. Повторить такую грозу в лабораторных условиях невозможно!»

– А я утверждаю, что – возможно! – Саня захлопнул книжку и торжественно посмотрел на Кузю, недоуменно хлопавшего своими близорукими глазами. – Ну как? Не понимаешь! Сейчас объясню. Ну, например, можешь ли ты эмоционально, красочно мысленно воспроизвести в своём воображении образ, ну, скажем, кровати, на которой спишь?

– Нет наверное, – прозвучало в ответ.

– А какое-то о-о-очень и очень радостное или…, – запнулся Саня, – трагическое событие, случившееся когда-то в твоей жизни?

– Пожалуй смогу.

– А сможешь ли ты это событие так же мысленно воспроизвести, ну, скажем, на фоне образа своей матери?

– Кто его знает? – задумчиво промолвил Кузя. – Нет, вряд ли, наверное не смогу.

– Вот видишь?! – тихо воскликнул Саня, пристукнув кулаком по столу. – Теперь представь, что, как и всегда, я – индуктор, ты – перципиент. Я тебя хорошо знаю в лицо, ты – меня. И вот мне надо передать тебе мысленно изображение вот этого стола. – Он лихо поддел стол коленкой так, что Кузя даже вздрогнул от неожиданности, и продолжал дальше:

– Для этого, согласно книги, я должен как можно ярче мысленно сформулировать твой образ, а затем, на его фоне, изображение стола. Но у того же Василькова сказано, что, как правило, передаются только очень эмоционально окрашенные события, в основном – трагического содержания, и то – в виде «психической грозы», да ещё… на фоне твоей кислой физиономии, – попробовал пошутить Саня, но тут же осёкся, узрев, как медленно стали опускаться вниз уголки Кузиных губ. – Ну, ладно, ладно тебе Кузя, не хотел! Шуток что ли не понимаешь? Больше не буду.

– Вот ты всегда так: сперва что-то ляпнешь невпопад, а потом только думаешь, – обиженно пробурчал Кузя и… улыбнулся. – А дальше-то что?

– И всё же передать тебе мысленно изображение вот этого стола, – Саня собрался было вновь тюкнуть его коленкой, но вовремя опомнился, – в виде «психической грозы», на фоне твоего лица, как я полагаю, очень и очень даже возможно. Только для этого поначалу надо хотя бы три человека: гипнотизёр, индуктор и перципиент. Представь себе – индуктор и гипнотизёр в одном конце города, а перципиент, не ведающий даже вообще о проведении подобного рода опыта, на другом. Согласно задания гипнотизёр погружает индуктора, то есть – меня, в гипнотическое состояние и приказывает, чтобы я мысленно воспроизвёл образ перципиента, то есть – твой образ, а затем на его фоне мысленно, красочно и эмоционально, в виде всё той же «психической грозы», передал тебе мысленно изображение стола.

– Хорошо! А где мы отыщем гипнотизёра? – вытаращил глаза Кузя.

– Как где? – Саня в недоумении развёл руками. – А о чём напоследок сообщил нам Степан Павлович, не помнишь?

– А-а, ну-ну, помню! – Кузя уже с нескрываемым интересом и любопытством посмотрел на своего друга. – Ну и что же ты предлагаешь?

– Давай договоримся так! – Саня интригующе выдержал паузу. – В проведении опыта будут участвовать пять человек: гипнотизёр, индуктор, перципиент и двое наблюдателей, по одному с каждой стороны. Гипнотизёром будет знакомый Степана Павловича, индуктором – ты, перципиентом – Екатерина Николаевна, а…

– Это чевой-то ты? – воскликнул Кузя. – Почему это я – индуктор? И вообще, причём здесь моя мама? Мы так не договаривались! Ты всё уже успел расписать за меня…

– Послушай, Кузя! Здесь не будет играть существенной роли, кому быть тем или иным. Хороший гипнотизёр из любого сможет сделать хорошего индуктора. Он сможет так усыпить и приказать, что ты вот этот стол за дальнего родственника примешь, да ещё будешь с ним обниматься, а потом – плакать и целоваться. Или же заставит тебя сотрясать воздух мычанием «священной коровы», это какое настроение у него будет.

Саня на минуту замолчал, собираясь с мыслями. Друзей окружала тишина, изредка нарушаемая посторонними звуками, доносившимися с улицы сквозь открытую оконную форточку.

– А мама твоя здесь при том, – продолжал он, почёсывая затылок, – что она самый близкий тебе человек и вы хорошо друг друга знаете. И росточка вы с ней, примерно, одинакового, а это тоже одно из непременных условий проведения опыта. Но ты, Кузя, на всякий случай, ещё раз хорошенько к ней примерься, так, для страховки. А вот мы с мамой моей разного роста, это точно.

Так вот, Кандаков будет гипнотизёром, ты – индуктором, Екатерина Николаевна – перципиентом, а я и ещё кто-то один – наблюдателями. Гипнотизёра мы заранее вводим в курс дела. И вот наступает день «икс». Ты с наблюдателем приходишь к гипнотизёру, а я к тебе домой, к твоей маме – будто бы пришёл навестить тебя, – и под любым предлогом задерживаюсь. Приближается минута проведения опыта. Я сижу себе, болтаю с Екатериной Николаевной о том, о сём, гоняю чаи, а сам, как бы между прочим, внимательно наблюдаю за ней.

Саня заёрзал на стуле, заслышав, как крякнул чем-то недовольный Кузя. Мельком глянув на него, он продолжал:

– В это же самое время гипнотизёр вводит тебя в состояние гипноза и приказывает мысленно воспроизвести образ твоей мамы, вплоть до галлюцинации. Затем приказывает тебе на том же фоне её образа мысленно воспроизвести какое-нибудь сильно эмоционально окрашенное событие, в виде «психической грозы», ну, например, что на тебя напали хулиганы, а ты от них отбиваешься и призываешь свою маму на помощь… Вот и всё! – выдохнул облегчённо Саня. – Только и всего-то.

– А вот и не всё! – окончив над чем-то размышлять, воскликнул Кузя. – Ты говоришь, что в это время будешь разговаривать с моей мамой, гонять чаи. Но тогда ты будешь всего лишь навсего помехой для проведения опыта.

– Как это так – помехой? – удивился Саня. – Объясни, что-то не пойму.

– А тут и понимать нечего потому, что состояние моей мамы в этот момент должно быть пассивным, отключённым от внешнего мира, – продолжал Кузя, всё больше и больше утверждаясь в промелькнувшей в его сознании догадке. – Поэтому, ко всему сказанному тобой необходимо добавить, что мама тоже должна быть предварительно погружена в гипнотический сон.

– Кто – я что ли загипнотизирую её? – Саня разочарованно посмотрел на своего друга.

– Да нет же! – с досадой вымолвил Кузя. – Всё остаётся, как есть. Только лишь делаю небольшую поправку: погрузив меня в гипнотическое состояние, Кандаков должен приказать мне воспроизвести мысленно образ моей мамы, но только – засыпающей, и, наконец – заснувшей. Таким образом, гипнотизёр, через меня и с моей помощью, загипнотизирует, то есть – усыпит, мою маму, тем самым отключив её сознание от внешних раздражителей. А потом всё должно быть так, как ты и говорил.

– Голова-а-а! – Саня с восхищением посмотрел на Кузю. – Так! Значит остаются открытыми три вопроса: кто будет вторым наблюдателем, каким будет содержание внушаемого события и когда прикатит гипнотизёр. Со вторым и третьим проще, с первым – тяжелей.

Тут Саня заметил, что Кузя как-то сник и насупился, зажав ладони рук между коленями.

– Ты что это приуныл?

– Слушай, Сань, – с какой-то растерянностью на лице и слегка покрасневшими веками, вымолвил Кузя. – Мне маму жалко! Что она мне плохого сделала?

– Э-э-э, заныл! Жалко, да жалко! Жалко только у пчёлки бывает. – Саня с напускным презрением посмотрел на товарища.