Тайна Вселенской Реликвии. Приключенческий, научно-фантастический роман в двух книгах. Книга первая

– А это кто? – спросил Малышев, указывая на портрет.

– Федя, брательник мой, старший. В мореходном училище учится, – не без гордости ответил Сапожков.

– А гитара чья? – поинтересовался Остапенко, протягивая к ней руку.

– Моя, конечно.

– А можно?

– Чего спрашиваешь? Конечно бери.

– Эх ты, балда! Чего же раньше молчал, что умеешь играть на гитаре? – пожурил Саня друга, снимая инструмент с гвоздика. – Получается что-нибудь?

– Да когда как: иной раз – получается, иной раз – нет.

Саня присел на краешек стула и стал перебирать струны, перемежая аккордами. Но получалось плохо, игра была прямо-таки неважнецкой. Потом он стал пиликать на одной струне какую-то, только одному ему известную мелодию. Кузе, смиренно сидевшему в качестве слушателя со сложенными на коленях руками, в конце концов всё это дико надоело.

– «Не тяни кота за хвост!» называется, – сделал он вслух заключение. – Послушай, Санька, – обратился он к исполнителю, потеряв всяческое терпение. – Кончай модулировать эфир своими трелями. Видишь, у меня от твоей игры уже и уши успели отвиснуть, как у слона.

– Ничего, звучная, – проигнорировал Остапенко словесный выпад друга, с видом знатока похвалив всевозможные качества музыкального инструмента и похлопав ладонью по его корпусу.

– Мить, сыграй-ка лучше ты нам что-нибудь, – попросил Кузя.

Долго упрашивать того не пришлось. Он нежно, как-то благоговейно, взял в руки протянутую Саней гитару, присел на уголок кровати, немного подумал и без всякой предварительной подготовки заиграл, а потом… запел. Но как он играл, как он пел! Друзья, не шелохнувшись, затаив дыхание, сидели и завороженно слушали друга. А пел он свою любимую песню о море, про флибустьеров, о бригантине, которая поднимала паруса, о «Весёлом Роджере» и людях Флинта.

– Ну-у, Митька, не ожидали! – нарушил молчание Кузя, когда песенка была окончена. – Молоде-е-ец! Где это ты так здорово научился? Послушай, спой ещё что-нибудь.

И Митя заиграл и запел снова, а затем – ещё и ещё: о васильках, что росли в поле, о Есенинском клёне и о матери-старушке, которая всё ждёт, не дождётся своего сына…

Через полчаса друзья вновь очутились в мастерской.

– Вы тут посидите немного, – обратился к друзьям Митя, – а я сейчас, только дровишек подкину в печурку.

– Мить! – остановил его Малышев. – А что это вон там у тебя, спрятанное, висит?

– Где?

– Да вон там! – указал он на что-то прикрытое материей и подвешенное к самому потолку на длинной бечевке.

– А-а, – улыбнулся тот. – Это дископлан. Вы уж потерпите чуточку, я быстренько обернусь.

Сапожков вышел, а Малышев поднялся с табуретки и хотел было направиться в сторону предмета его любопытства. Однако Саня успел осадить его, схватив за край рубашки, выбившейся из-под свитера, насильно водворив на прежнее место.

– Чего тебе? – огрызнулся Кузя.

– Ничего. Сядь себе и сиди на одном месте, – спокойно ответил Саня. – Тебе же было сказано: «Потерпи!»

– Потерпи, потерпи! А что, нельзя что ли?

– Нельзя! Любопытной Варваре нос оторвали!

8. Сапожков, ты – гений техники!

Митя приоткрыл дверку печки. Огонь еле-еле тлел, пробиваясь сквозь пористую, спечённую угольную массу. Слегка разворошив её, он выгреб пепел и подбросил в печь свежую порцию древесного угля…

Будучи по своему складу характера душевным и очень стеснительным, он стыдился всех своих достоинств, так щедро отпущенных ему природой, и пытался скрыть некоторые из них под маской напускного равнодушия. Многие бы из его сверстников не преминули бы воспользоваться подобными качествами и непременно бы гордились этим, выпячивая напоказ. Мимо чего бы он не проходил, за что бы не брался, всё приобретало в его руках какую-то свежесть и новую окраску, облагораживалось и совершенствовалось, впитывая в себя элементы новизны и неуёмной фантазии.

Пытливый, раскрепощённый ум, плюс какая-то обострённая интуиция не позволяли ему долго задерживаться на одном и том же месте. Так было, например, в секциях авиамоделизма и каратэ, наставники которых считали Митьку одарённым, но трудно управляемым воспитанником: он плохо вписывался в рамки их учебных программ, занимаясь, по их словам, «самодеятельностью».. Он покинул эти секции, уйдя с головой в самообразование.

Больше всего на свете Митька боялся предстать перед своими сверстниками хвастунишкой или выскочкой. Поэтому он долгое время и не решался пригласить к себе друзей, полагая, что в этом случае он будет просто вынужден «хвастать» своими достижениями. А сами они не напрашивались. «Но что же это за дружба такая?» – входил в противоречие с собой Сапожков. В его сознании постепенно накапливалось и укреплялось чувство детской обиды за то, что плоды его активной, творческой деятельности, которые может быть, когда-нибудь, ещё очень и очень понадобятся всему человечеству, так и останутся невостребованными, никем не понятыми и никому не нужными. Мятущаяся душа требовала выхода, необходима была отдушина. И вот судьба свела его с теми, кого так долго ждал и в кого сразу поверил. А те, словно прочитав его мысли, сами пришли на помощь…

Друзья ждали Митиного прихода, умостившись на табуретках и тихо переговариваясь.

– Это, как я вам уже говорил, дископлан, – сразу же начал Митя, входя в помещение и направляясь к конструкции. Он сбросил с неё матерчатую накидку и перед глазами друзей предстал необычный летательный аппарат.

– Мать честная! – не выдержал Малышев. – На летающую тарелку похожа.

Сняв дископлан с подвески, Митя поставил его на пол. Конструкция опиралась на своеобразное шасси – трубчатую, кольцевую опору, соединявшуюся с корпусом аппарата четырьмя стойками.

– Самое главное здесь – дисковое крыло с центральным отверстием, – вдохновенно принялся пояснять Сапожков. – Его передняя кромка «смотрит» вовнутрь этого отверстия, а задняя, острая, образует наружный диаметр дископлана. Этот диаметр равен одному метру, а диаметр внутреннего, центрального отверстия – его половине.

Митя опустился на колени, жестом руки приглашая друзей последовать его примеру.

– Внутри отверстия расположены, одна над другой, две горизонтальные лопасти, которые вращаются во взаимно противоположных направлениях с большой и одинаковой окружной скоростью. – Он засунул пальцы руки в область отверстия, указывая на лопасти винтов. – Они гонят воздух навстречу друг другу, снизу и сверху, сжимают его между собой и выбрасывают под давлением на переднюю кромку крыла. Подъёмная сила обеспечивается обычным профилем крыла. Лопасти тут, правда, не особо хорошо просматриваются: их заслоняют собой вот эти две полусферы, одна из которых наверху, над лопастями, а другая – внизу, под ними.

Ребята, склонившись и вытянув шеи, внимательно слушали и рассматривали то место, куда указывал Митя.

– В верхней полусфере находится кабина пилота, а в нижней – система топливного питания и аппаратура управления. Вы можете меня спросить, а где же двигатель? Отвечаю. Звездообразный, плоской конструкции двигатель внутреннего сгорания, выполненный совместно с дифференциалом, обеспечивающим вращение лопастей в противоположных направлениях, установлен горизонтально, на горизонтальных распорках, внутри отверстия, между лопастями винтов, насаженных на выходные, вертикальные валы двигателя. Лопасти винтов, сжимая между собой воздух, обеспечивают мощное поступление воздуха в камеры сгорания поршневых групп двигателя и надёжное охлаждение его корпуса.

– А это что у тебя на крыле? – поинтересовался Малышев, осторожно дотрагиваясь пальцами до каких-то небольших плоскостей.

– Это аэродинамические рули, – пояснил Сапожков.

Он взял ручку для запуска двигателя, вставил её в крохотное отверстие верхней полусферы и крутанул. Мотор пронзительно зажужжал, упираясь децибелами в перепонки ушных раковин. Одной рукой придавив к полу аппарат, а другой, показывая друзьям, чтобы они отошли в сторонку, он, отпустив его, и сам присоединился к ребятам. Дископлан стал медленно подниматься вверх по расширяющейся спирально-винтовой траектории. Достигнув двухметровой высоты, он начал медленно кружить по воздуху, описывая одну окружность за другой. Спустя некоторое время, поймав дископлан на лету за кольцевую опору и на весу заглушив двигатель, Сапожков водворил его на прежнее место.

Ребята переходили от одной секции полок к другой, на которых красовались любовно доведённые до блеска и изящества модели летательных аппаратов различных конструкций. Митя охотно давал друзьям пояснения, если им было что-то непонятно. Посетители приметили, что в любой конструкции модели, даже давно уже известной, создатель стремился к максимальной рационализации и новизне. Так, например, он показал им самолёт обычной винтомоторной группы, чем-то напоминавший ИЛ-2 военных лет, где выпуск передних шасси он сделал более полезным, связав их стойки с дополнительными подвижными плоскостями, увеличивающими общую площадь крыла при взлёте и посадке, и, убирающимися в тело фюзеляжа совместно с шасси на марше. Это позволило уменьшить взлётную и посадочную скорости. Кроме того, по бокам фюзеляжа, ближе к его центру, были установлены две специальные аэродинамические плоскости, позволяющие самолёту отклоняться от курса в тот или иной бок таким образом, что продольная его ось при этом перемещалась параллельно направлению движения аппарата. Это нововведение давало возможность, по Митькиным словам, увернуться, уйти в сторону от преследования самолётом противника или ракетой, а затем, резко сбавив скорость, оказаться у них в хвосте.

Кроме прочих моделей летательных аппаратов ребята обнаружили на полках несколько диковинных конструкций, некоторые из которых Сапожков показал в действии. Одна из них смешно прыгала, как кузнечик, описывая в воздухе небольшие дуги, а друзья, смеясь, увёртывались от неё. Другая, похожая на черепаху, сначала медленно поползла, а потом, оторвавшись от пола на два-три сантиметра, начала быстрый и беспорядочный облёт помещения, пока не наткнулась на одну из стоек стеллажа, перевернувшись «вверх тормашками».

Очередную авиамодель Митя не смог показать в действии. Он только пояснил, что она предназначена для перемещения по водной поверхности по подобию движения речной гальки, когда, как говорится, бросая её, «пекут блины». Передвигаться она должна с большой скоростью волнообразными скачками, едва касаясь поверхности воды. Конструкция представляла собой двояковыпуклый диск, нижняя и верхняя половинки которого приводились во взаимно противоположное вращательное движение. Сверху диск как бы закрывался неподвижным, металлическим кожухом, повторяющим обводы форм верхней, подвижной половинки диска. Этот кожух имел центральное, глухое углубление для водителя, над которым, вдоль диаметра «блина», размещался прямоточный воздушно-реактивный двигатель.

– Вообще-то, двигатели подобного типа не способны развивать тяги, не пребывая во встречном воздушном потоке, – пояснил Митя, положив ладонь на корпус двигателя. – Этот недостаток пришлось устранить введением в выходное сопло цилиндрической трубы меньшего диаметра, крепящейся на распорках. Проходя сквозь сопло на некотором расстоянии от его стенок, она одним своим концом располагается примерно посередине корпуса камеры сгорания, а другим – выходит наружу далеко за пределы сопла. Благодаря этому, при запуске на земле, двигатель работает в пульсирующем режиме. При наборе определённой скорости труба выводится из камеры сгорания на уровень сопла передним своим концом. Двигатель начинает работать в прямоточном режиме. Поэтому правильно было бы назвать его – прямоточно-пульсирующий воздушно-реактивный двигатель.

Осмотр уже подходил к концу, когда ребята приметили какую-то странную модель, приютившуюся в самом дальнем углу нижней полки. Очертаниями своими она сильно смахивала на стрекозу, но только без хвоста.

– А это моя самая любимая штуковина, – промолвил Митя, бережно беря её в руки и любуясь ей. – Я её так и назвал – «Стрекоза-бесхвостка»: такое же туловище с лапками, четыре прозрачных крыла, по два с каждой стороны. Масштаб – пять к одному.

Митя предложил друзьям присесть, а сам, порывшись в одной из тумбочек, извлёк из неё какой-то небольшой, блестящий предмет и сунул его в карман. Затем он взял с полки «Стрекозу» и поставил её на пол в полутора-двух метрах от наблюдателей. Усевшись напротив них на пол в небольшом удалении от модели, и приняв позу факира со скрещенными ногами, он вынул из кармана губную гармошку.