Тайна Вселенской Реликвии. Приключенческий, научно-фантастический роман в двух книгах. Книга первая

Ребята с нетерпением, в неподдельном изумлении глазели на своего товарища и его непонятные действия. А тот, неторопливо облизав губы, будто испытывая долготерпение терзаемых любопытством зрителей, приложил их к гармошке и заиграл. Комнату заполнили звуки вальса Штрауса из «Сказок Венского леса». «Стрекоза», вдруг ожив по каким-то непонятным причинам, встрепенулась всем корпусом и быстро стала набирать высоту, производя частые, колебательные движения своими крыльями, которые слились в единое, прозрачное целое. Она послушно вальсировала под музыку, то неподвижно зависая на одном месте, то, вдруг, проваливаясь вниз, то взмывая вверх, кружа по двухметровому диаметру и обдавая друзей лёгким, призрачным ветерком, когда пролетала почти рядом с ними.

Завороженными взорами созерцали ребята необычайную картину, внутренне уносясь в какое-то эфирное, неосязаемое пространство, в котором существовали лишь великая музыка и неукротимая человеческая мысль, облачённая в фантастические, сказочные образы живой природы. Звуки музыки постепенно стихали, предвещая скорое завершение музыкального произведения. Словно повинуясь воле своего создателя и повелителя, «Стрекоза» в своём кружении, всё ещё вальсируя, медленно опускалась вниз. И когда был взят последний аккорд, она плавно приземлилась по правую Митькину руку и, вздрогнув, застыла на месте.

Остапенко с Малышевым, словно загипнотизированные, пребывали в позах каменных истуканов, вперив взоры в предмет своего интереса. Рты их были широко раскрыты, изумлённо округлившиеся глаза затуманены и задумчивы до такой степени, что Кузя, подавшись невольно всем корпусом вперёд в момент посадки «Стрекозы», нарушил собственное равновесие и брякнулся вместе с табуреткой на пол, увлекая за собой какую-то металлическую трубу, стоявшую рядом, за которую при падении инстинктивно ухватился, в попытке сохранить равновесие. Очутившись на четырёх опорах, Малышев какое-то время так и оставался в чрезвычайно нелепом положении, не отрывая взгляда от диковинки и наклонив голову, словно пытался разглядеть конструкцию с её нижней части.

– Кузя! Ты чего это? – воскликнул недоумевающий Сапожков. – Музыкальная кода прозвучала вовсе не для тебя… Ну даё-ё-ёшь!

– Сапожков, ты – гений техники! – с трудом переводя дыхание, прошептал Малышев.

Раздался дружный смех и наступила общая разрядка: нервное напряжение, казалось, было снято.

– Вы не очень-то удивляйтесь. Ничего такого особого в этой конструкции нет, – сказал Митя, поднимаясь с пола и подхватывая модель. – В ней использованы давно всем известные законы акустики. Правда, повозиться с ней пришлось долго, работа чрезвычайно тонкая и деликатная, я бы сказал даже – ювелирная. Попробуйте её на вес.

Ребята, воспользовавшись предложением друга, поочерёдно убедились, что модель, при всех её, казалось бы, внушительных габаритах, весила не более пяти граммов.

– А как же двигатель? – спросил изумлённый Саня. – Что-то его не видать.

– И не увидишь! – успокоил того Сапожков. – Он внутри «Стрекозы» упрятан. Чтобы его увидеть, надо полностью разобрать модель, а у меня там всё до долей граммов и миллиметров сбалансировано и отрегулировано. Так что я вам лучше все на словах поясню. Лады?

– Лады!

– Двигатель работает по принципу акустического резонанса, – продолжал Сапожков. – То есть – это резонансный, акустический двигатель. Он представляет собой двенадцать цилиндрических резонаторов в пределах звучания одной октавы. Каждый резонатор снабжён мембраной. К каждой мембране, в свою очередь, жёстко прикреплено по одной вертикальной тяге. Эти тяги через подвижную систему рычагов крепятся к внутренним силовым рычагам крыльев. Каждый из резонаторов реагирует только на определённый звук октавы, совпадающий с его собственной резонансной частотой. В данном случае, мембрана этого резонатора приходит в колебательное движение, передавая его на крылья через их силовые рычаги. При этом, если передние крылья опускаются вниз, то задние – поднимаются вверх, и наоборот. Если взять аккорд, то в действие приходят сразу несколько резонаторов и мощность двигателя возрастает. То же самое получается, если увеличить силу звучания какой-либо одной ноты. Траектория движения каждого крыла имеет форму восьмёрки. Это обеспечивается специальной конструкцией самого крыла и подвижной системы рычагов.

– Ну и уморил же ты нас, любезный! – облегчённо вздохнул Саня. – Дай хоть малость дух перевести.

Но Митька, при всей кажущейся своей простоте, был малый, как говорится – «сам себе на уме», разумеется, в лучшем смысле этого слова. Он и не думал предоставлять друзьям передышки, пытаясь взять их на измор и заодно проверить на выносливость. Он водрузил «Стрекозу» на место, гармошку спрятал в тумбочку и, улыбаясь, подошёл к своим товарищам. Глаза их блестели, щёки и уши отливали ярким румянцем. Этот незначительный факт не ускользнул от наблюдательного Митькиного взгляда. Сам он пребывал на «седьмом небе» от счастья и гордости, сделав, по выражению лиц друзей, важное для себя открытие: всё, о чём думал и успел сделать он, не напрасно и способно даже вызвать восторг и восхищение.

– А знаешь, за что ты ухватился, когда падал? – спросил он, обращаясь к Малышеву.

– Э-э! – выдавил тот из себя.

– За «Кенгуру».

– За какого ещё такого кенгуру?

– Ну, это я такой спортивный снаряд придумал для укрепления мышц ног и улучшения чувства пространственной ориентации. Я его так и назвал – «Кенгуру». – Митя взял прислонённую к стене конструкцию. – Устроен он очень просто и состоит из двух тонкостенных труб разных диаметров. Верхняя труба подвижно насажена на нижнюю, а внутри они подпружинены между собой мощной пружиной. Чтобы они не выскакивали друг из друга, то пришлось их зафиксировать в исходном разжатом положении. Верхняя труба на обеих своих концах имеет две горизонтальные перекладины: одну, нижнюю – для ступней ног, а другую, верхнюю – для рук. Вот, смотрите.

Сапожков установил конструкцию в вертикальное положение и, ухватившись руками за верхнюю перекладину, быстро вскочил обеими ногами на нижнюю и мелко запрыгал вместе с конструкцией вокруг друзей, то всем корпусом слегка приседая, то распрямляясь и отталкиваясь вверх. Направление движения он регулировал изменением положения корпуса всего тела.

– Дай попробовать, Мить! – попросил Саня.

Однако, сделав несколько небольших прыжков, он потерял равновесие и чуть не упал, вовремя соскочив с подножки. То же самое попытался проделать и Малышев, но те же результаты не замедлили сказаться.

– Ну, во-первых, стартовая пружина здесь очень мощная. Я её установил, исходя из собственного веса. А для ваших комплекций она жестковата, – попытался успокоить Митя слегка приунывших и расстроенных друзей. – А во-вторых, надо сначала немного потренироваться, чтобы выработать устойчивость.

Покрутив во все стороны головой, словно оценивая квадратуру площади помещения, он добавил:

– Да-а-а, здесь особо-то не разгонишься. Айда на улицу, покажу, на что способен мой «Кенгуру».

– Пошли! – разом откликнулись друзья, спешно направляясь к двери.

– Куда вы так разогнались? – поспешил остановить их Митя. – А одеваться за вас я что ли?буду? Холодно же на дворе. Шапки-то хоть напяльте на головы, да фуфайки, что висят при самом входе, накиньте на себя. А я халат рабочий надену.

9. Жертва несчастного случая.

Когда друзья вышли из мастерской на свежий воздух, на них смешно было смотреть: две неуклюжие фигуры с нахлобученными шапками, почти с головой утопавшие в Митькином одеянии, выплывали, словно гномики, из тёмного подземелья, а следом за ними вырастал из-под земли циклоп со своим детищем наизготовку, как на параде.

Синь предзакатного неба, окрашенная в оттенки багряных тонов, была иссечена тонкими, трепещущими линиями солнечных лучей, лениво ложившихся на землю и окутанные шубой инея мёрзлые ветки кустов и деревьев. Мороз крепчал. Дышалось легко и свободно, словно воздух был пропитан чудодейственной, живительной силой планеты, на которой стояли трое подростков, пытаясь постичь её тайны и заглянуть в будущее.

– Давай, показывай уже, – нарушил молчание Саня.

– Это мы раз-два. – Сапожков лихо вскочил на нижнюю перекладину и поскакал вдоль задней стенки забора, постепенно наращивая скорость и увеличивая длину прыжков.

– Это ещё не на полную силу, – прокричал Сапожков дребезжащим, прерывистым голосом, сделав первый круг и проскакивая мимо глазевших на него ребят.

Он стал с равномерной скоростью обскакивать второй круг, делая прыжки длиной не менее двух с половиной метров полуметровой высоты.

– Ещё один раз, – проблеял он, заходя на третий круг и нарушая тишину скрипом пружины и резкими щелчками «Кенгуру» в конце его распружинивания.

Но этому не суждено было сбыться. Митька и не подозревал, какую гримасу скорчит ему судьба. Привлечённая голосом хозяина и, какими-то посторонними, новыми для её слуха звуками, из-за угла дома вынырнула Альфа. Сапожков уже приближался к финишу, когда собака нагнала его и, играючи, стала хватать за ноги. Почувствовав это, он непроизвольно, как говорится, «поднажал на газ», пытаясь уйти от преследования и тем самым не расквасить себе нос. Но Альфа не отставала и ещё пуще, с лаем, старалась уцепиться за штанины своего хозяина. Тот невольно наращивал скорость, длину и высоту прыжков. Ему уже тяжело было брать повороты. В течение минуты он успел обскакать вместе с собакой пять или шесть кругов. Прыжки достигали уже пятиметровой длины, а высота их доходила до одного-полутора метров.

Положение становилось критическим. Чтобы оторваться от преследования, Митьке надо было ещё увеличить скорость, чего не позволяла сделать ограниченность пространства в рамках забора. Уменьшить скорость он тоже был не в состоянии, так как мог быть сбит на ходу корпусом наседавшей сзади на него собаки. И в том, и в другом случае последствия обещали быть печальными для здоровья.

– Альфа1.. Альфа!.. – выходя из леденящего душу оцепенения, наперебой закричали Остапенко с Малышевым, бросаясь вслед за собакой и пытаясь отвлечь её на себя. Да куда там: та не обращала на них никакого внимания.

Сколько кругов сделал Сапожков, никто уже не подсчитывал. Если бы в этот момент за действиями друзей наблюдал совершенно посторонний человек, то его взору предстала бы до невероятности странная картина: здоровенный малый, с болтающимися во все стороны ушами зимней шапки и развивающимися на ветру полами халата, огромными прыжками скакал на задворках дома по большому кругу на какой-то палке, восседая на ней, словно Баба-Яга на помеле, торопясь на свидание с Кощеем-Бессмертным; следом, не отставая, мчалась огромная собака, пытавшаяся ухватить скачущего за штанину или полу халата; еле поспевая за ними, по малому кругу, сновали двое ребят, призывая собаку опомниться, от бессилия своего бросая в неё шапки и комья снега.

– Одно из двух – промелькнуло на какое-то мгновение в Митькином сознании, – или я разобьюсь вдребезги, и меня похоронят с музыкой, или же Альфа бросится под моего «Кенгуру» и я проткну её насквозь концом снаряда, или, попросту говоря, придавлю при падении.

И он решился на отчаянный шаг. Выйдя на очередной круг, и набрав максимальную скорость, оставив при этом собаку далеко позади, Сапожков по прямой помчался в сторону полутораметрового забора, смотревшего на большой пустырь. В конце последнего прыжка Митька, что было мочи, спружинил свой аппарат, а затем изо всех сил оттолкнувшись им от земли, взмыл высоко над забором, успев в последний момент оттолкнуть «Кенгуру» в сторону, который, недовольно поскрипывая пружиной, перевернулся в воздухе несколько раз, гулко лязгнул о нижнюю перекладину забора и затих, утонув в снегу.

Великолепную дугу Сапожков описывал молча, с растопыренными конечностями, на манер Волка из мультика «Ну, погоди!»

– … Ой!.. – дико взвизгнула какая-то невысокая, упитанная тётка, проходившая в это время по протоптанной невдалеке от забора тропинке, и испуганно шарахнулась в сторону, выронив от неожиданности из рук две полные продовольственные сумки. Раздался приглушённый звук битого стекла.

Митьке жутко повезло: угодил он прямо в огромный сугроб, метрах в четырёх от забора, по другую сторону тропинки, пропахав в нём и за его пределами длинную взлётно-посадочную полосу.

– Господи Иесуси!.. Сохрани и помилуй!.. – быстро и мелко перекрестилась женщина, вытаращив глаза. – Ты откуда?!..

Поднявшись с земли, отряхиваясь, и ещё не успев овладеть даром речи, Сапожков неуверенно повёл головой из стороны в сторону и возвёл глаза к небу, будто воздавая ему должное за то, что остался цел и невредим.

– Врё-ё-ёшь! – чуть ли не шёпотом пролепетала тётка, по-своему истолковав непроизвольное Митькино движение.

– Это вы о чём, тётенька? – спросил он её, всё ещё стряхивая с себя снег и поднимая с земли шапку.

– Как – о чём? Ну, … что ты… оттуда! – Она в нерешительности ткнула пальцем в область небесной сферы.

– А-а-а, – промямлил Митя, до которого, по-видимому, ещё не полностью доходил смысл слов собеседницы. – Вот вы о чём!.. Только учтите, я никогда, никому не вру! И, коли я «оттуда», – Сапожков вновь возвёл глаза к небу, – то по всем правилам должен величаться на ВЫ.