Тайна Вселенской Реликвии. Приключенческий научно-фантастический роман в двух книгах. Книга вторая

Пока оживлённая публика о чём-то переговаривалась и что-то решала, Малышев тем временем, с «Дешифратором» наизготовку, стоял возле того места, где была найдена поверженная Таня Ремез. Установив счётчик-индикатор времени на двадцать три часа вечера текущего дня и задав многократное ускорение хода времени, он стал наблюдать за событиями на экране, направляя объектив гравитационно-оптической линзы на место падения девушки. Около минуты экран высвечивал пустое место на обочине и, когда индикатор отсчитал десять минут первого ночи, на её поверхность легло распластанное тело потерпевшей. Тут же застопорив ход времени, Малышев зафиксировал этот кадр, но спектроскопа в руках девушки, как показало изображение, уже не было. Малышеву пришлось вернуться во времени несколько назад, именно к тому моменту, когда на неё началось сказываться действие ударной волны. Последовавшее за тем медленное прослеживание траектории падения девушки выявило, что в самом начале воздействия ударной волны ремешок спектроскопа соскользнул с её шеи и самодельный прибор стал описывать в воздухе большую, пологую дугу.

Кузьма незамедлительно подогнал на своём «Дешифраторе» скорость полёта спектроскопа к скорости замедленного человеческого шага и последовал за его изображением, перелезая через кювет и углубляясь по мокрой, раскисшей земле вглубь неприветливого, осеннего поля. Ноги по щиколотки утопали и вязли в холодной грязи, сковывая не только движения, но и затрудняя наблюдение за траекторией полёта Таниного прибора. По этой причине пришлось ещё более замедлить скорость хода времени «Дешифратора». Теперь на его экране изображение кувыркающегося спектроскопа двигалось в воздухе с черепашьей скоростью.

Немало усилий потребовалось Малышеву, чтобы не упустить из поля зрения гравитационно-оптической линзы парящего спектроскопа и установить место его падения. Упал он, как выявил «Дешифратор», в жухлый бурьян, основательно зарывшись при этом в грязь. Следуя изображению на экране, Кузьма тут же нащупал и извлёк из неё злосчастный Танин прибор.

– Ну, слава тебе Господи! – вздохнул он с облегчением, осознавая однако, что, если бы не «Дешифратор», то спектроскоп можно было считать навечно утерянным. А зашвырнуло его не так уж и близко: намётанный глаз Малышева определил расстояние до горящих фар машин не менее, чем в восемьдесят метров.

Таниной радости не было предела: её спектроскоп с драгоценными, а может быть и уникальными снимками спектров шаровых молний не только нашёлся, но и ничуть не пострадал. В этом деле, по всей видимости, не последнюю роль сыграли амортизирующие свойства раскисшего, полевого грунта. Кузя же, весь в грязи, продрогший до костей – оказалось, что одет он был по домашнему, во всё лёгкое, а кеды, так те вообще, были одеты на босу ногу, – представлял собой жалкое зрелище. Но несмотря на это, на лице его было написано торжество победы, а во взгляде сквозили едва уловимые порывы чувства чего-то сокровенного, недосказанного этой смуглолицей красавице, тоже – грязной, всей в царапинах и ссадинах, радующейся, как малое дитя, нежданному возвращению, казалось бы, навсегда утерянной, дорогой её сердцу вещи…

Несколько минут спустя, КамАЗ продолжил свой путь в областной центр. Шофёр Петя, забиравшийся в кабину, окликнул проходившего мимо Малышева.

– Слышь, браток? А этот, товарищ-то ваш, ничего себе! – он хитро подмигнул и тихо рассмеялся. – Придёт время, на свадьбу не забудьте пригласить.

«Победа» с четырьмя пассажирами, управляемая Саней Остапенко, своим ходом направилась в город; за ней последовало и такси: незнакомке, по её словам, не хотелось подвергать опасности здоровье шофёра, да и вообще, она решила переиначить свои планы на сегодняшний день…

Результаты ночной эпопеи не замедлили сказаться: заболел Кузя, жестоко, получив сильнейшее воспаление лёгких. По утру, воротившись домой, Екатерина Николаевна застала своего сына в горячке, с температурой свыше сорока одного градуса: он бредил. Кузю немедленно госпитализировали.

Всё бы для него могло окончиться очень печально, но потом, как он сам впоследствии признался, выкарабкаться из объятий коварной старухи с косой, помогло ему неосознанное чувство чего-то ещё не завершённого до конца, кому-то так необходимого, без чего немыслимо существование на Земле. Это чувство, не покидавшее его в минуты просветления сознания, а затем и в процессе выздоровления, положительным образом сказалось на ходе болезни. Через неделю Кузьма пошёл на поправку.

Трудно передать словами, что за это время успели пережить и перечувствовать мать и ближнее окружение Малышева. Палата его изо дня в день пополнялась съестными приношениями, которые Кузя тут же щедро раздавал своим соседям по больничной палате. Раза два навещала его и общая, новая знакомая – Лидия Васильевна, которая первой пришла на помощь Тане Ремез. Сама Таня считала себя первопричиной всего случившегося и, как могла, старалась загладить свою вину, дольше других задерживаясь у постели выздоравливающего больного и рассказывая ему о своих делах и заботах.

– Снимки спектров шаровых молний получились отличные, – докладывала девушка потерпевшему. – Я уже успела провести их спектральный анализ. Оказалось, что основная доля массы плазменного тела приходится на четыре химических элемента периодической таблицы Менделеева: на гелий, фтор, азот и углерод. Наличие других химических элементов весьма и весьма незначительно.

– Значит всё-таки не зря ты рисковала собой, – не глядя на посетительницу, в какой-то отрешённой задумчивости, вымолвил больной.

– Да что ты, Кузя! Скажешь тоже! – воскликнула девушка. – Подумаешь – велика жертва! Смотри, – она повертела своей головой перед лицом Малышева. – Ни единого следа царапин или ссадин, – попыталась перевести разговор в сторону шутки.

– Говори, говори, да не заговаривайся, – перебил тот. – Мне-то лучше знать. Ну, да ладно. Лучше скажи, что дальше собираешься делать?

– А дальше настаёт пора начала проведения экспериментов по воспроизведению искусственной шаровой молнии. Для этого у нас уже почти всё подготовлено. Саня сейчас занимается окончательной отладкой и доводкой двухлучевой плазменной установки, а я недавно закончила все необходимые расчёты, и теперь рыскаю по химфаку в поисках необходимых для экспериментов фторо-, азото-, и углеродосодержащих соединений. Но главное – гелий. Мне пообещали полбаллона…

Реже других наведывался Сапожков, да и то лишь урывками, на несколько минут, для того, как он выразился, чтобы не позабыть друга в лицо. Ему было некогда, он совершенствовал и перекраивал конструкцию своего «Джина». При этом он занялся какими-то коммерческими делами, о чём говорил неохотно и как-то несвязно.

Когда Малышев уже находился на стадии выписки из больницы, из командировки вернулся Степан Павлович. На следующий день, ближе к вечеру, шумная компания в полном сборе и возглавляемая Ремезом, нагрянула к выздоравливающему.

– Ну-у, Кузьма Иванович, – чуть ли ни с самого порога начал учитель, – вид у вас, должен признаться, неважнецкий: кожа, да кости. Что же вы так сильно всех нас подвели, расстроили и спутали все наши планы?.. Ай-яй-яй!..

– Папа! – вознегодовала дочь. – Сколько раз можно тебе говорить, что Кузьма здесь ни при чём…

– А ты помалкивай, помалкивай дитя неразумное, – пожурил он. – Своё ты уже сполна получила и слово своё сказала. Предоставь возможность высказаться и своему товарищу…

– Да что там говорить, Степан Павлович! Вот Таня – молодец! – вступился Кузьма. – А что касается лично меня, то все мы делаем одно общее дело, и, если кто-нибудь из нас вышел на время по какой-то причине из строя, то другой должен встать на его место, а этого как раз и не случилось, – Малышев с нескрываемой иронией и не без издёвки метнул свой взгляд в сторону друзей. Он имел ввиду то обстоятельство, что, будучи прикованным к постели, несколько раз предпринимал попытки убедить друзей в необходимости начать поиски Реликвии. Главное – есть база: «Дешифратор». Что ещё нужно? Так нет. Как правило, следовала отговорка в виде того, что мол, раз взялся за это дело, сам и доводи его до конца.

Степан Павлович и здесь уже был в курсе дела, однако тут же поспешил встать на сторону ребят.

– То, что ты имеешь в виду, не должно лежать камнем на сердце, и я полностью присоединяюсь к Сане с Митей. Честь предстоящего предприятия должна принадлежать именно тебе…

О каком именно предприятии шла речь, девушкам было невдомёк, да они и не старались задавать лишних вопросов, надевая на свои лица напускную маску безразличия. За последнее время они привыкли к различного рода недомолвкам с их стороны. Но раз мужчины чего-то не договаривают, значит так нужно. Всему своё время. Правда, девушки пытались строить свои догадки и предположения насчёт каких-то странных, таинственных приготовлений. Чётко осознавали они лишь одно: затевается какое-то большое дело. Иначе зачем им, хотя бы в частности, срочно понадобились шаромолниевые, аккумуляторные батареи? Хорошо хоть в этом у них проявились общие интересы.

Через сутки после полного выздоровления Малышева, друзья собрались у Лопухиных. Приближался ответственный момент испытания «Дешифратора» на предмет поиска пропавшей Реликвии. На дворе стояла поздняя осень. Солнце щедро одаривало природу скупым, эфемерным теплом своих лучей. С веток деревьев неслышно опадали жёлтые листья, в плавном своём кружении опускаясь на землю и тихо ложась золотистыми шлейфами на городские площади и тротуары.

Друзья находились в рабочем кабинете Льва Савельевича и готовились к началу проведения поиска. Пришедший вместе с ними Ремез, в это время пребывал в гостиной в женском обществе, представленном Еленой Владимировной и двумя девушками-студентками. Беседуя с ними, он постарался в общих чертах пояснить цель прихода ребят.

– Сомневаюсь, что из того может что-то получиться, – внимательно выслушав Ремеза, высказала своё предположение хозяйка. – Ведь сколько времени прошло с той поры: лет шесть, почитай. Да и Лев Савельевич предпринимал неоднократные попытки отыскать свой камень, и всё впустую. А впрочем, пусть попробуют. Конечно, для нас с Настенькой, найдись он, это имело бы большое значение, как память о светлом образе Льва Савельевича…

Ремез промолчал. Он и сам был не очень-то уверен в благополучном исходе поисков. Но если капсула всё-таки отыщется, то её ни в коем случае нельзя оставлять у Лопухиных. Жестоко по отношению к этим двум многострадальным существам, но что делать, иного выхода нет…

– Ну что Кузя, хомутайся, и – вперёд! – как можно спокойнее произнёс Сапожков, положив ладонь руки на плечо Малышева. – Да помогут тебе силы небесные!

Тот перекинул через шею кожаный ремень «Дешифратора», упёр его торцом в область живота, зафиксировал специальным зацепом на поясном ремне и откинул крышку. Матовым блеском сверкнул плоский экран монитора. В дневных отсветах заиграли и засветились электронные шкалы и разноцветные точки светодиодных индикаторов, чёрные, пластмассовые ручки настройки и контроля работы прибора.

– Итак, что нам известно? – спросил Малышев самого себя вслух. – Сейчас мы должны визуально пронаблюдать событие, разыгравшееся в этой комнате двадцать девятого июня тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Неизвестным для нас пока остаётся лишь только время суток, то есть – час. Поэтому за точку отсчёта принимаем шесть часов утра, выставляем прибор на ускоренный ход времени и ждём, пока экран не выдаст нам Гришкину стать, забрасывающую нашу капсулу в «никуда». Фиксируем этот момент, даём самую малую скорость хода времени и наблюдаем траекторию её полёта. Это первая стадия…

– Да что ты всё тянешь, редиска? – не вытерпел Саня. – Давай, настраивай прибор, сделай милость…

– О его милости медведь сообщил, – буркнул себе под нос вечно улыбающийся Сапожков. – Не следует торопить его, Саня, дай ему возможность сосредоточиться и осмыслить всю торжественность текущего момента.

– И ты туда же! – усмехнувшись, покачал головой Остапенко. – Ну что же, давай тогда посидим и немного прочувствуем: авось это принесёт нам успех.

– Выставляем следующую комбинацию цифр, – не обращая внимания на друзей и защёлкав переключателями, продолжал Малышев. – Год – 1985; месяц – 06; число месяца – 29; час дня – 06; минуты и секунды – по нулям. Устанавливаем ручку хода времени в режим ускорения, объектив гравитационно-оптической линзы направляем в сторону окна, включаем питание прибора, – послышался щелчок тумблера подачи напряжения на схему «Дешифратора», – и наблюдаем.

Экран тут же высветил оконную раму с настежь распахнутыми створками и зелёные, с ажурными обводами, листья векового дуба, свисавшие с его мощных, разлапистых ветвей. Все невольно устремили свои взоры мимо экрана, в сторону окна, где на фоне ясного и холодного, осеннего неба маячили давно уже оголившиеся ветви красавца-гиганта.

– Невероятно! – тихо прошептали Санины губы.

Затаив дыхание, друзья стали молча наблюдать за обстановкой и событиями шестилетней давности. Какое-то время, несмотря на ускоренный ход времени, изображение на экране оставалось почти неизменным. Только еле уловимое движение листьев, да мелькание точек тел птиц и насекомых, бороздивших экран во всем направлениях, свидетельствовали о быстрой смене кадров. Но вот перед окном выросла быстро суетящаяся человеческая фигура.

– Стоп! – дал Малышев команду самому себе, устанавливая ручку скорости хода времени в нулевое положение.

Всякое движение на экране прекратилось и на нём перед взорами ребят предстала застывшая, как изваяние, фигура Гришки Шишкина. В руках он держал миску с грецкими орехами и смотрел прямо на ребят.

– Электронный счётчик-индикатор времени показывает нам, что оглоед этот появился возле окна в одиннадцать часов, двадцать три минуты, восемь секунд, – подытожил Малышев.

– А уставился-то на нас как! – возмутился Саня. – Будто в первый раз видит.

– Будь другом, Кузя! А нельзя ли сделать так, чтобы этот мордоустойчивый объект превратился в неустойчивый и был повёрнут в три четверти на восток? – обратился к другу Сапожков.

– Запросто! – Малышев вновь перевёл прибор в режим ускорения хода времени, и экран ожил.

Шишкин-младший задёргался, словно марионетка, забегал по комнате, стал рыться в выдвижных ящиках рабочего стола, потом очутился возле книжного стеллажа. Остановившись и о чём-то поразмыслив, он вдруг схватил с одной из его полок какой-то округлый предмет.

– Капсула! – не сговариваясь, выдохнули все трое.

Тем временем Гришка лихо подскочил к окну, ловко уселся на подоконник и стал рьяно работать камнем, разбивая им скорлупу грецких орехов, раскалывая их прямо на поверхности подоконника. Жевательные движения его были быстрыми, как у зайца, и ненасытными.

– Друзья мои! – воскликнул Сапожков. – Нам предоставлена уникальная возможность созерцать и лицезреть буйство человеческой глупости и невежества.

– Да погоди ты! – одёрнул его Остапенко.