Перевал

– Вчера – это явное преувеличение, за это я могу ручаться, но ты прав, на мой взгляд, ее купили недавно.

– Где? Я не слыхал о таких мастерских в наших горах.

– Не в Ширазе, конечно! И не горные гномы, я могу ручаться и в этом.

– Но как ее доставили сюда? – У Каспара не было догадок, но Паласар молчал, точнее, не говорил ничего по существу.

– Уж точно не так, как она поедет отсюда! Но поторопись, нам нельзя терять времени. Уверен, что наш маленький трюк с перемещением не остался незамеченным. Такую вещь не протащить, не оставив следа. Нам будет лучше поскорее покинуть это гостеприимное место. Нас ждет дорога!

Нет, Паласар, ты ходил только по торговым трактам между крупными городами, не бывал ты в безлюдных лесах и горах, и не к добру твоя бравада. Но сказано – сделано, и вскоре караван двинулся с перевала. Пока Каспар был доволен, хотя и недооценивал Паласара, побывавшего там, где Каспару и не снилось.

Кто не успел пойти со всеми, быстро догнал караван на спуске, и к середине дня отряд Каспара был в полном составе. Паласар сразу же спрятался в кибитке и не вылезал оттуда до вечера. Никто не знал, куда они движутся, но дорога на север была единственной. Каспар не тревожился раньше времени, а отряд от щедрого аванса пребывал в радостном расположении духа. В три дня этому благодушию предстояло уступить место страху и отчаянию, но пока ничто не предвещало трудностей.

Повозка ровно шла по дороге. Коренной легко тянул постромки, и крепко сбитое дерево тихо поскрипывало, когда повозка перекатывалась через камни. Дорога сделала несколько крутых поворотов, змеясь мимо горы с одной стороны и ущелья с другой, потом выровнялась и пошла под уклон, вводя путешественников в широкую долину, затянутую туманом. На въезде в долину путников должен встречать большой бревенчатый дом с вместительной отдельно стоящей конюшней. Постоялый двор называли по имени его хозяина Одноглазого Марка, и никого не заботило, что сам хозяин дал своей постройке какое-то другое, потерявшееся во времени название.

Когда-то Марк был наемником в Хундретвассере, но, скопив деньжат, построил корчму в одном дне пути от перевала. Разбогатеть ему не случилось. Войска курфюрста, до пограничных крепостей которых был тоже день пути, как липку, обдирало его под видом налогов, а на защиту с перевала ему рассчитывать не приходилось. Дружина курфюрста время от времени являлась со своими требованиями на перевал, но один раз их как следует проучили. С тех пор они досаждали караванам не далее чем в долине, да и до нее добирались нечасто. У них было законное право на таможню, но по этому праву ввозную плату можно взымать только на границе, а все, что просочилось незамеченным, считалось прошедшим таможню.

Почти все идущие с перевала останавливались у Одноглазого Марка, и у Каспара не было причин нарушать этот порядок, хотя они и припозднились. Обычно двор Марка можно разглядеть сверху, едва выйдя за околицу перевала, но сегодня долину залило плотным туманом, спускавшимся с гор, поэтому те, кому не следовало бы встречаться, узнали друг о друге слишком поздно, чтобы избежать встречи.

К счастью для Каспара, это были не люди курфюрста. Приблизившись к постоялому двору, Каспар увидел стоянку незваных гостей. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять: по соседству с двором Марка расположился цыганский табор. Каспар различил в тумане дюжину повозок, поставленных в круг, пестрые шатры, и, судя по ржанию, где-то поодаль паслись их лошади.

Каспару это не понравилось, но такие гости не грозили стать помехой. Взрослых в таборе не было видно, только несколько ребятишек прятались под телегами и глядели на пришельцев через колесные спицы. Каспар спешился и дал двум десятникам знак следовать за собой, третьему он показал оставаться на коне. Между табором и входом в корчму было сильно вытоптано, значит, они часто наведываются к хозяину и сейчас наверняка там.

Войдя в дом, Каспар, как и ожидал, увидел шумную гульбу. Мужчины пили вино, женщины играли музыку и танцевали. Вслед за Каспаром вошли два его десятника: Дамис и Вильямсон.

Музыка смолкла. Все повернулись к вошедшим. Легкие рубахи цыган, разгоряченных от выпивки и танцев, несуразно смотрелись в сравнении с крепкими доспехами вошедших наемников и соблазняли Каспара обнажить оружие. Цыганским ножам нечего делать против ратной одежды, и даже трое против тридцати обещало знатное избиение.

– Разгоним их, – шепнул Дамис. От резни он бы не отказался, но сейчас у него был деловой настрой, не располагающий к кровавым развлечениям.

– Пошли вон! – прикрикнул Каспар и заложил палец правой руки за пояс, на котором висели ножны.

Смуглый мальчик в рваных обносках проскочил через дверь и шмыгнул к мужчинам, сидевшим за столом. Он что-то сказал им, и, как по тайному знаку, все цыгане поднялись, опустили головы и стали тихо двигаться к двери. Женщины смотрели в пол, мужчины иногда поднимали лица и заискивающе улыбались. Каспар и его офицеры продолжали, не шелохнувшись, стоять у дверей, вынуждая цыган протискиваться за ними по одному.

– Клянусь, если кто-то из них скажет хоть слово, заколю, как свинью, – в голос сказал Каспар стоявшим позади. Цыгане разошлись бесшумно.

Когда зала опустела, Каспар подошел к Одноглазому Марку.

– Почему ты терпишь у себя эту мразь? Не слыхал про указы курфюрста, или тебе мало заработка от достойных людей?

– Я не ждал вас, – принялся оправдываться хозяин. – После каравана Лезаха я не думал скоро увидеть у себя достойных жителей Хундретвассера, вот и разрешил им остановиться. Шуму от них не больше, чем от курфюрстовой дружины. Деньги они платят, а не отбирают.

Каспар бросил на стол одну из последних золотых монет Паласара. Она стоила вдвое больше, чем можно было сторговать сегодняшний постой, но в пылу ненависти Каспар утратил часть рассудительности.

– Деньги? – ухмыльнулся он. – Вот что такое настоящие деньги. Сейчас ты выставишь нам еду, бочонок-другой пива, а потом мы подумаем, не разогнать ли огнем жалкое логово бродяг.

Марк казался обескураженным. Ему не хотелось быть неучтивым с Каспаром, которого могло воспламенить любое возражение. Каспара он знал хорошо, а в прежние времена у него самого чуть что не так – руки чесались хвататься за оружие. Но не отдавать же в самом деле гостей, положившихся на его гостеприимство, пусть и цыган, на растерзание безжалостным наемником. Тем не менее Марк счел за лучшее промолчать и ушел заниматься приготовлением трапезы.

Скоро зала снова наполнилась людским гамом. Солдаты ели мясо, сготовленное кухарками для цыган, пили пиво и брагу и играли в кости на помельчавшую в ходе многих разменов монету. Каспар отправил Вильямсона заниматься лагерем и лошадьми и сидел за столом с Дамисом и Петерфинном.

– Сейчас перекусим, а потом сожжем всех этих зверей, – предложил Каспар своим десятникам.

– Да стоит ли? Хорошо сидим, – лениво отозвался Петерфинн и залил в горло кружку горчичного эля.

– Не знаю, – поддержал товарища Дамис, – восточные господа не слишком жалуют, когда трогают цыган. Ты бы сошелся за такое дело сначала с хозяином. Может, ему не по нраву шуметь.

– Его нигде нет, – ответил Каспар, оглядывая залу. – А нашему народу в пору размяться. Да и не все ли нам равно, что он там считает? Мы его охраняем от всяких угроз. Он нам платит. Так начнем истреблять эти угрозы сегодня же.

– Пропал? Небось якшается твой падишах с цыганами. Ты бы пошел проверил, – посоветовал Дамис.

Никого, кроме Каспара, не радовало устраивать резню на полночи. Выгода от грабежа могла переселить нехотение, но цыгане редко возили с собой богатства, способные выдержать дележку на четыре десятка.

В задумчивости от повисшего на волоске решения Каспар вышел наружу и осмотрел лагерь. Удостоверился, что часовые назначены, что лошади заведены в стойла и получили корм. Заглянул в пустую Паласарову кибитку. Кроме большого, обитого железными полосами сундука, в ней было несколько мешков сена, корзина овса, несколько покрывал и утварь, которой Паласар думал пользоваться в походе. Самого Паласара нигде не было. Каспар вернулся к Марку, но среди солдат его тоже не было.

«Уж не у цыган ли он в самом деле», – подумал Каспар, когда на пороге появился Паласар и жестом поманил его к себе.

– Я поговорил с бароном Лачо, – начал Паласар, снаружи затворяя за ними тяжелую дверь залы. – Он шлет тебе сердечный привет, изъявление покорности и просит дозволения остаться здесь до рассвета со своими людьми.

– А если привязать одну половину Лачо к одной лошади, а другую половину к другой…

– То ты все равно ничего не изменишь в этом мире, – урезонил его горячность Паласар. – Насчет позволения можешь не утруждаться. Я уже разрешил Лачо оставаться здесь со своим племенем сколько они пожелают. И не надо делать на меня такое лицо. Я плачу тебе, чтобы ты защищал меня от моих врагов, а не от моих друзей. Тебя удивляет, что я вожу дружбу с цыганами? Передай людям, что бойни сегодня не будет, а потом поведай, почему ты так ненавидишь их племя.

– Их все ненавидят. Курфюрст издал закон, приговаривающий всех цыган без различия пола и возраста к смерти. Просто к смерти – это не самый суровый закон в здешних местах. Есть княжества, где цыган, если поймают…

– Я наслышан про драконовские законы против их племени, но ты бы не стал отдавать должное закону, который не отвечает чему-то в глубине твоей души. Этот закон вызывает к жизни какую-то давно похороненную ненависть. Верно?

На это Каспар промолчал.

– Здесь становится холодно, – добавил Паласар, чтобы прервать затянувшееся молчание, и в доказательство дунул паром Каспару в лицо, но Каспар ушел в свои мысли, и не стоило вырывать его в мир раньше времени. – Вернемся, поедим как следует. Там оно и забудется.

Каспар молча согласился.

– Не выгорело дельцо, – ухмыльнулся Дамис, видя возвращающегося к их столу мрачного Каспара, за которым невозмутимо плыл, возвышаясь на добрую голову, Паласар. – Как я и говорил, у них он был. Все они одного поля ягоды.

– Напьемся и выспимся. Большего не надо, – отвечал захмелевший Петерфинн.

– Судя по вашему виду, вы сполна обсудили наших неспокойных соседей, – повел речь Дамис, когда Каспар с Паласаром уселись за стол. – Замечу, что история трепетной нелюбви нашего товарища к цыганам имеет давние корни.

– Нет никакой истории, – перебил десятника Каспар. – У меня был старший брат, который умер от чумы. Я был слишком мал, чтобы узнать, что мой брат – умер. Я был из хорошей семьи. Моя мать сказала, что его забрали цыгане, потому что он плохо себя вел. Вот и все.

– И с тех пор ты плохо себя ведешь, чтобы пришли цыгане, и ты смог отомстить им за брата, хотя давно знаешь правду? – подвел черту под короткой и бессмысленной историей ненависти Паласар.

Дамис усмехнулся, Петерфинн из вежливости пьяно хрюкнул, потому что решил, что пропустил умную шутку.

– Люди – поразительные существа. Тайники душ не перестают меня удивлять. Надеюсь, когда-нибудь ты снимешь с себя тяжкий груз этого заклятия, – добавил Паласар.

– Ко времени ты вспомнил про тайны, – сменил неприятную тему Каспар. – Расскажи-ка, куда наша замечательная дружина ведет столь примечательного чужеземца?

– В замок, – ответил Паласар.