Перевал

– Приходи через три дня, – крикнул вдогонку Паласар, когда Каспар выходил из дверей.

За этим криком последовал негромкий звук, который Каспар различил бы и с полсотни шагов. Он остановился как вкопанный, приятное тепло разлилось по телу от ушей до пят. О, этот сладкий приглушенный звон, как будто вздрагивают в преддверии марша кимвалы райского войска. Звук падающего кошеля с золотом. Каспар обернулся: Паласара в трапезной уже не было, его тихие шаги, удаляясь, скрипели по лестнице, а на столе, у которого они разговаривали, лежал он. И в нем было именно золото. Серебро падает иначе, нет той тяжести, что у золота. Каспар приоткрыл стянутое шнуром горло кошелька и посмотрел внутрь. Толстые грязно-желтые монеты ширазской чеканки: одна, две, три, четыре, пять… Сколько же их тут? И каждой хватит, чтобы купить здесь с потрохами любого, или почти любого, или с потрохами, но не со всеми. Каспар, давя на лице непроизвольно растекавшуюся улыбку, закрыл кошель, чтобы без лишних глаз пересчитать монеты у себя в «Селезне». Старикан подозрительный, но как вести дела знает.

Дело, на удивление Каспара, пребывавшего поначалу в мрачном настроении, спорилось быстро. После того, как, набрав солидный отряд, ушел блистающий шелками, чаем и пряностями караван Лезаха, оставшиеся люди были готовы впрячься в любое дело, лишь бы подкопить деньжат перед зимой, когда купцы с востока переставали хаживать через перевал, и наемникам оставалось перебиваться скромными заработками при местных торговцах. Стоило, хитро прищурившись, показать нужным людям пару ширазских монет, и Каспар смог собирать людей, не выходя из «Селезня». Все знали, что люди Лезаха возвращаются морем, и снова такие монеты они увидят не раньше следующей осени.

За два дня Каспар нашел сорок человек и, как верно посчитал Паласар, даже получил возможность кое из кого выбрать. Десятников он набрал из надежных и опытных знакомых «кромешников», большая часть пеших солдат тоже была не из новичков. Среди них пришлось вклинить лишь дюжину непроверенных людей разной масти и умения, но такого числа было мало, чтобы организовать мятеж, подобный тому, что застиг его в прошлом походе. Если среди дюжины обнаружится лидер, то в худшем случае их хватит на ночную кражу. Лидера же легко определить и тихонько придушить в ночи: лег и не проснулся, с кем не бывает! А без лидера на большую гадость, чем дезертирство, они не способны.

С провиантом тоже обстояло удачно. Крестьяне, жестоко обложенные оброком, все же предпочитали рисковать и тащили на перевал остатки урожая, сбывая его за бесценок, пока он не достался войску курфюрста, вовсе не имевшему привычки платить за что-либо в округе.

Второй день подготовки подходил к концу. Все распоряжения отданы, авансы розданы, товары оплачены. Кошель с золотом заметно полегчал, и оставшиеся монеты звонко бряцали в его непомерно большом брюхе.

Паласара все время подготовки не было видно. Или он сиднем сидел в своей комнате, не высовывая наружу носа, или черти понесли его куда-то прочь с перевала, но было сложно представить, куда он мог отправиться, ведь ни лошади, ни осла у него не было.

В сумерках Каспар возвращался по улице к «Селезню». Сзади к нему бесшумно приблизилась тень.

– Что ты подкрадываешься ко мне, как к дикому зверю? – почуял Каспар движение. – Вылазь на свет. Что за охота следить за людьми из подворотен? Там воняет, как от выгребных ям.

– Запах помета помогает приблизиться к животным, – сказала тень, отделившись от проулка. Фигура, замотанная шкурами, сшитыми во что-то наподобие шубы, тихо приблизилась.

– Ага, только с людьми этот фокус не проходит, – ответил Каспар подошедшему человеку.

– Поэтому я сторонюсь людей. Слишком не похожи на животных.

Каспар знал его, хотя не помнил имени. Постоянный насельник перевала, но не наемник, во всяком случае во времена Каспара он этим не промышлял. Сколько Каспар его помнил, тот был охотником и скорняком, продававшим в постоялые дворы пойманную дичь, а в мастерские – кожу и мех.

Повисло молчание. Каспар подумал, что охотник хочет что-то продать ему, но ошибся.

– Я был в лесах прошлой ночью. К югу от большой гряды. Ты видел это место с дороги много раз, хотя и не знаешь его изнутри.

– Намедни я провел в лесу неделю. Неприятную неделю. Отвратительную. Всех комаров пересчитал. И что же было в том лесу, чего я не видел? Белки размером с… – Каспар помедлил, – белок?

– Белок хватает… – согласился охотник, – но я не ожидал увидеть там твоего хозяина.

– Паласара?

– Я не тружусь помнить имена тех, кто приходит и уходит. Восточный чудак в накидке со звездами. Остроносые сапоги с каблуками, подбитыми девятью гвоздями с узкими шляпками…

– Да, это он. Продолжай! В лесу? Что он там делал?

– Я не знаю. Я не догнал его.

– Что, прости?

– Я увидел его вчера на закате на большой гряде. Его одежда заметна издалека. Я решил проследить за ним. Нелегко взбираться на гряду. Слишком осыпается. Но он поднялся на нее. Когда я поднялся вслед за ним, его уже не было видно. На камнях я потерял его след. Что он мог делать там ночью?

– Ты же был там, а не я. Что он там делал – это единственное, что я хотел услышать от тебя. Ты не берешь с собой собак?

– В тот раз не взял. На его следах я нашел вот это, – охотник показал бронзовый амулет в виде человеческого языка. – Это беспокоит меня.

– Хочешь, чтобы я вернул его?

– Нет, я сам отдам его. Я странно чувствую себя с ним.

Охотник отступил в тень между домами и скрылся. Каспар, едва шевеля губами, обругал охотника за то, что он своим рассказом испортил ему настроение. Только все упростилось и вошло в колею, как придется всю ночь думать над новыми загадками. Или не придется. Если как следует напиться, то не придется. Или как следует позвать Марихен. Да пойти бы им всем к черту с их амулетами, с их Паласарами, и с их плащами со звездами, и с сапогами, гвозди в которых оставляют собственные следы.

Утром Каспар снова наткнулся на охотника. Тот дожидался его в трапезной зале «Селезня», и ему было что рассказать:

– На заре твой чужестранец повстречался мне на улице и спросил, не находил ли я чего в горах. Не знаю, почему, но я сказал, что нашел амулет в виде языка и думаю, это его. Но он не взял амулет, сказав, что оброненное, должно быть, ищет нового хозяина, и добавил, что это амулет честного человека. Он приносит удачу, но заставляет хозяина говорить только правду. Что за ерунда!

– А помнишь ли ты долг, что без заклада брал у меня той зимой?

– Конечно.

– Когда вернешь? – спросил Каспар.

– Но я не хочу его возвращать, потому что считаю эти деньги своими и избегаю тебя, а при встрече говорю тебе, что не помню. Что за бесовщина! – охотник зажал рот обеими руками.

– Вот видишь, наполовину уже работает. Тебе осталось найти к этому удачу, – Каспар похлопал охотника по плечу и, хохоча, поспешил прочь.

«Амулет честного человека! Немного таинственных пассов рукой, и этому дураку можно внушить любые магические бредни. Теперь он и впрямь начнет говорить только правду», – думал Каспар, идя по улице. История развеселила его, хотя сам он попал к Паласару в куда более изощренный силок. Если бы амулет был волшебным, то и Паласар говорил бы с ним только правду, а этого про него никак не скажешь. Глупости.

Надо поскорее найти старикана. Сегодня третий день.

Перед «Кардиналом» стояла кибитка вроде тех, в которых путешествуют артисты и фокусники. В ней, как и во всем, имевшем отношение к Паласару, было нечто странное. Дерево, колеса, матерчатая крыша, расшитая звездами, – все выглядело необыкновенно новым. Как можно пригнать сюда в горы повозку, ничего не испортив и не поцарапав? Каспар понюхал смазку на оси: пахла она нездешним салом.

Ладно, если Паласару угодно ехать на ней, ее можно запрячь парой коней, даже одного крепкого будет довольно, если не придется тащить ее обратно в гору. Но как и откуда она взялась?

Зайдя в «Кардинал», Каспар увидел Паласара, трудящегося над небольшой зажаренной птицей с аппетитной коричневой корочкой.

– Садись, мой друг, – радостно пробурчал Паласар с набитым ртом, но, поняв, что не может продолжать из-за нешуточного риска подавиться, он выплюнул недожеванное мясо на пол (к нему, не таясь, устремилась чья-то охотничья собака) и продолжил: – Куропатка. Подарок здешнего охотника. Очень милый человек. Вкусно. Сейчас нам испекут вторую.

– Он показывал мне амулет. Ты задурил ему голову. Амулет честного человека? К чему эти ярмарочные шутки?

– Это правда и ни слова лжи. Эта навязанная совесть стала мне порядком надоедать, вот я и решил от него избавиться. На мое счастье, это несложно, но его можно сбыть только тому, кто захочет его принять. Кстати, теперь я могу начать тебе врать.

– Наверное, он дорого стоит, если магия настоящая.

– О, да! Сколько правителей гонялись за ним, чтобы подарить его другим правителям, в слова которых не верили. Кое-кто вручал его пленным, не веря в пытку, но у таких ничего не получалось, потому что амулет тут же даровал новым хозяевам удачу, и они чудом сбегали из даже совсем немыслимых оков и подземелий. Когда я увидел, сколько суматохи из-за него происходит, я забрал его себе. Моих умений не хватило, чтобы уничтожить его, но надеюсь, здесь он не будет предметом такого интереса.

– Оставим эти россказни. В дороге еще будет время почесать языками честных людей. Сегодня третий день. У меня все готово для выступления на одну неделю. Пойдем завтра на рассвете?

– За окном утро и не слишком поздно. Двинемся немедля! – ответил Паласар. – Как раз спустимся к вечеру с перевала. Иди собирай людей. Мне надо последний раз все уложить и проверить.

– Откуда взялась кибитка?

– Я получил ее вместе с грузом, когда мне пришлось ненадолго отлучиться. Здешний воздух так прекрасен. Даже начинаю жалеть, что большую часть жизни провел в жаре посреди пустынной пыли. Судьба удивительна, сколько событий должно было случиться, чтобы я оказался здесь, сколько решений людей, чья жизнь никак не связана с моей, должно было быть принято, чтобы события сложились так, а не иначе.

– Кибитка выглядит так, будто была собрана вчера.