Перевал

– Так какого вы, простите, рода, племени, знамени? – поинтересовался Каспар, уже не ожидая честного ответа.

– Я из одного могущественного братства, которое, однако, не пользуется влиянием в здешних местах и на поддержку которого я не могу рассчитывать, и посему имею к вам дело, – с наивной хитростью уклонился от ответа Паласар.

– Что за братство, если не секрет, – Каспар снова попросил гостя назваться. Пусть скажет хоть что-то.

– Не думаю, что наше название вам что-то скажет. Братство серы и ладана. Но довольно обо мне. Я слышал, вы лучший в здешних местах, кто занимается охраной.

«Выдает себя за какого-то колдуна, – подумал Каспар. – Наверное, не магометанин, хотя нельзя сказать точно. В украшениях слишком много тайных знаков. Напустил старик туману. Должно быть, последователь одной из мистических сект».

– Не в лучшее время вы просите моих услуг. Я ранен и сейчас мало на что гожусь, – пришлось признать Каспару.

Паласар заинтриговал его, но даже самый жгучий интерес не мог исцелить рану в ноге.

– Это не имеет для меня значения. Мне требуется охрана, и я хочу, чтобы вы взялись за мое дело. Оплата будет достойна ваших способностей, но и не превзойдет их, чего, я полагаю, для вас более чем достаточно.

Вот назойливый плут! И как ловко ввернул похвалу! Каспар бы улыбнулся милому старику и его затейливой обходительности, но настроение у наемника становилось все мрачнее.

– Послушайте, я не могу, – подпустив в голос раздражительную резкость, ответил Каспар. – Если вы готовы ссудить золотую монету за золотой совет, то я готов порекомендовать лучшего человека, который справится с вашим делом. Если господин желает непременно низкорослого начальника охраны, я готов отыскать вам человека, чей рост от земли будет не выше моего.

– О, нам принесли еду! – словно и не услыхав Каспара, обрадовался Паласар.

Девка – в этот раз их обслуживала не Марихен – поставила на стол тарелки с ветчиной и четвертью головки сыра, бутылку вина и хлеб.

– Мы можем тут славно поесть! Я ведь еще не обедал. Угощайтесь! – предложил Паласар.

Что ж, если для того, чтобы поесть, придется выслушивать его разговоры, то Каспар готов их выслушать. У самого язык неплохо подвешен.

Паласар достал кинжал и отрезал себе ветчины. Интересно, намеренно ли он ест ветчину, чтобы показать, что он не иудей и не правоверный. Хотя по этому еще нельзя судить. Каспар знал, что иудеи едят свинину, чтобы отвести от себя подозрения церкви, в тех местах, где гонения сильны и такие подозрения могут стоить жизни. Тем не менее Каспар начал есть сыр, отламывая от него куски двумя пальцами правой руки, делая это по магометанскому обычаю, чтобы не оскорбить обычаев незнакомца, если Паласар таковым следует.

– В этом нет необходимости, – ответил на этот жест Паласар и отломил двумя руками кусок сыра, который, предварительно отжав от сыворотки, положил на ветчину.

Кинжал его был необычен. Дамасская сталь – это редкость, но на перевале ее можно встретить. Внимание Каспара привлекла золотая рукоятка: она была слишком богато украшена. Каждый из четырех рубинов стоил иного каравана, проходящего через перевал, а пятый был еще больше и весьма искусной огранки. Каспар не удивится, если у такого камня есть или было собственное имя в честь жены какого-нибудь восточного деспота. Таких камней у обычных ювелиров не водилось. Они быстро оседали в царских сокровищницах и редко их покидали. Незнакомец совсем не таил кинжал, значит, владел им по праву.

Внимание Каспара не ускользнуло от наметанного глаза Паласара.

– Вы здесь не привыкли к нашей роскоши. Ты, как и все, глазеешь на мой кинжал, – с иронией произнес Паласар, продолжая орудовать над ветчиной. – Впрочем, у меня водятся вещицы и более значительные, но об этом тс-с-с! – Паласар поднес палец к губам. – Мы не хотим, чтобы кто-то напрасно пострадал из-за простой алчности.

– Богатая вещь. Интересно, кто может делать такие подарки? – спросил Каспар, хотя не рассчитывал на честный ответ. – Не думаю, что ты купил ее на ярмарке.

– Кто? Это пустое! – всплеснул руками Паласар. – Могу назвать хоть дюжину имен. И у каждого я был принят. По-моему, интереснее, за какие услуги делают такие подарки, – продолжил он и в конце хитро улыбнулся.

– И за какие же?

– С моем случае это – спасение державы.

– Тогда подарок не так велик, – ответил на самовосхваление Каспар и задумался про себя: «Не слишком ли много он берет на себя? За кого хочет себя выдать?»

– Ты сейчас подумал, что я многовато болтаю про себя, – ответил на замечание Паласар. – Нет, я не читаю мыслей, разве что я читаю их в лицах. А этот разговор у меня повторяется которую дюжину раз с разными людьми, и читать мне просто. Если ты так подумал, то я скажу две вещи. Во-первых, кем-то подмечено, что любые небылицы, которые человек присочинит о себе, это невинный лепет рядом с махровым вздором, какого наплетут про него другие. Во-вторых, награда скромна, потому что в грозах смут я лишь тенью стою за спиной сильнейших, и моя роль в иное время вообще могла быть не замечена, поэтому щедрость дарителя… кхм… не подвергаема сомнению.

– Пусть так. – Каспара снова клонило в сон, и, похоже, начиналась лихорадка. Он все сложнее удерживал в голове нить разговора.

Вино было настолько кислым, что нельзя было сказать, из какого сорта винограда оно испорчено, но оно отбивало у ветчины вкус прогорклого жира и подвальной сырости и одним тем было хорошо. От вкуса ветчины Паласар поморщился.

– Мешки корицы, кориандра, красного и черного перца, каких угодно пряностей проходят здесь без счету. И тому я сам свидетель, они прошли через перевал не далее пяти дней назад, а они жалеют добавить к мясу наиобычнейшую соль.

– Я на короткой ноге знаком с восточными обычаями, но сейчас обойдемся без бухарских околичностей, – с трудом выдавил Каспар. – Ты здесь не чтобы обсуждать простоту кухни.

– Наша обходительность не в твоем вкусе? – притворно удивился Паласар. Он достаточно уболтал этого несговорчивого Каспара. Теперь нужно заканчивать, пока он не свалился от слабости. Но перед этим подержать его на крючке еще чуть-чуть. – А ты выглядишь как человек тонкого ума, способный оценить неспешное течение беседы, подобной шахматной партии в сорок ходов.

– Неспешное течение у вас от жары и от лени. Жары здесь не наблюдается, а до вашей обходительности отсюда четыре недели галопом на свинье.

– Да уж, местные вши не располагают к переговорам, достойным шахматной игры. Я повторю свое предложение. Мне нужен начальник охраны для моего груза. Я выбрал тебя, и поскольку ты сейчас без работы и денег, я нахожу твой отказ едва ли не оскорбительным.

– Я был ранен и почти искалечен! – Каспар собрал остатки гнева. – Сегодня хромым меня назвал пьянчуга, потом дразнила Марихен, а скоро меня будут дразнить все уличные мальчишки, и я мало смогу сделать, если им захочется кидать в меня камни!

Каспар не хотел этого всего говорить, но осознание своей печальной доли внезапно затопило его, и он не мог остановиться, пока полностью не выговорился.

– Удача отвернулась от меня. Здесь мне не найти работы, потому что здесь мало дураков, которые будут платить золотом за грошовые советы и кормить меня ради разговоров. Я не могу шагу ступить без костыля, я не могу вести даже себя, не то что караван. Здесь мне нет дома. Я мог бы податься в церковь, но в приходе меня считают слишком шумным. Все что мне остается – это прибиться к торговцам и искать пристанище внизу. Меня мало что ждет, кроме милостыни и пьянства. А если рана загноилась, то лекарь может отнять целиком ногу, и тогда вся моя жизнь станет милостыней и пьянством.

– Твои страдания велики, но удача переменчива, мой друг. Может быть, именно теперь она поджидает тебя, нужно только ухватить ее.

– Вся моя удача была в том, что я добрался сюда живым. Если бы ты знал, сколько неисполнимых обетов Господу я дал, чтобы выбраться сюда из леса.

– Если твоя рана – это единственное, что тебя беспокоит, то я утешу тебя. Она не настолько серьезна. Я могу вылечить ее за одну ночь и один день.

– Не смейся надо мной, старик! Ты даже не видел ее.

– Лекари Джун-Го могут узнать болезнь по биению сердца, в Индии – по дыханию, а в Тибете – взглянув на изображение человека. Тебя смущает, что я могу определить серьезность твоей болезни по нашему долгому разговору?

– И где все эти лекари? Что мне до этих россказней? А коли ты сам лекарь, то должен знать, что тут нужны месяцы!

– Я не лекарь, но некоторые болезни мне подвластны, и я знаю, что если раненый может подняться на ноги, то у меня найдется средство излечить его. Я уважаю свое искусство и не бросаюсь пустыми обещаниями. Возьми это. – Паласар достал из складок расшитой звездами накидки мешочек и протянул Каспару. Мешочек сладко пах сушеными травами. «Братство серы и ладана», – вспомнил Каспар и воскликнул:

– Ты знахарь и алхимик! – Его на короткий миг охватило детское ощущение чуда, которое вмиг избавит его бед. Через несколько дней он будет вспоминать об этом наивном, но светлом чувстве со всем отвращением, на какое только способен, но в этот миг он был искренне взволнован.

– Тише! – попросил Паласар. – В этом нет ничего плохого, но мое искусство не в чести у некоторых. Мне не хотелось бы прослыть «шумным», как ты сказал. Завернешь содержимое в льняной платок, намочишь горячей водой и приложишь к ране. Плотно завяжи поверх и держи в тепле. Травы вытянут хворь, срастят кровяные трубки и очистят кровь.

Каспар собрался спрятать мешочек, но Паласар резко схватил его за руку и уставился ему прямо в глаза.

– Одна ночь и один день. Это сильные травы. Самые сильные. Армия, идущая с возом этого зелья, будет непобедимой. Сколько, по-твоему, это должно стоить? Это очень дорогие травы, а поскольку денег у тебя нет, я предлагаю следующий договор. Если травы исцелят тебя, ты берешься за охрану моего груза за обычную плату.

Ощущение чуда еще держалось, поэтому Каспар, не думая, согласился:

– Нет такого травознайства, чтобы исцелять резаные раны за одну ночь. Если завтра я исцелюсь, я отведу тебя, куда скажешь, за половину платы.

– По рукам, – Паласар просиял, будто вырвал из Каспара нерушимую клятву.

Они протянули руки, чтобы пожать их в знак соглашения, но при первом же прикосновении к ладони Каспара Паласар отдернул руку.