Сэр Калибурн поднялся на стременах и пустил ветры.
– Главный недостаток путешествия с девицей-оруженосцем, – заметил сэр Калибурн. – Им чаще нужно до кустов, чем мужчинам. Парня-то я заставлю опростаться в штаны. Раз лошади умеют опорожняться на скаку, отчего бы и людям не уметь? Но с Ним так не годится, – он продолжал звать Ниам мужским именем.
В Дордрехте горожане указали сэру Калибурну, как найти постоялый двор. По сравнению с крупным портовым городом прошлый городок казался милой деревенькой. Мостовые были убраны, площади вымощены камнем. Дома сверкали просмоленными гранями стропил, блестели мутноватыми пузырями окна, кое-где были даже стекла, стены светились белоснежной штукатуркой. Во всем чувствовалась любовь к порядку и чистоте.
Насладившись городскими видами, от которых так и хотелось завистливо вздохнуть: «Живут же люди», отряд дошел (скакать на рыси в городе разрешалась только рыцарям и страже) до постоялого двора и перед ним спешился. Не успел Ремли поручить Брауса заботам Ниам, как к нему подошел незнакомый человек, подозрительно похожий на Мельхиора. Лицо было другим, но возраст, седины, любовь к длиннополой одежде, да и вся манера держаться странно повторяли волшебника.
«Не водится ли у Мельхиора средь живущих под небом брата?» – подумалось Ремли при взгляде на этого дордрехтца.
– Вас ли зовут Ремли? – поинтересовался подошедший.
– Смотри-ка, – рыцарь весело хлопнул Ремли по плечу, – не одного меня узнают на улицах! И Ремли не так безвестен, как хочет казаться. Какими речами прославился ты?
– Я не понимаю. – Ремли почесал голову. – Ты кто? Откуда меня знаешь? – набросился он на копию Мельхиора.
Рыцарь собирался пойти на постоялый двор распорядиться, но, заметив незнакомого мудреца, имевшего дело к Ремли, задержался, чтобы послушать, о чем будут говорить эти двое. Замешательство Ремли его забавляло. Он выглядел таким уверенным, знающим все вокруг, но вот второй раз за день его ловят, как говорится, без одежды.
– Позвольте мне рекомендоваться: я – Альфредус Лакриан, доктор патафизики, – представился спутникам житель Дордрехта. – Из вашего разговора с незнакомым мне рыцарем я заключил, что имею радость видеть перед собой самого Ремли. Считаем это доказанным?
– Ты говоришь как доктор права, а не… – у Ремли опять выскочило из головы новое слово. – Как там?..
– Патафизики! – Альфредус многозначительно поднял вверх указательный палец, будто речь шла о чем-то действительно важном. – Не смущайтесь, что вы, господа, еще не слыхали об этой междисциплинарной научной дисциплине, которая, подобно метафизике Аристотеля, помещенной…
– Простите, уважаемый доктор, – перебил Ремли, одновременно вручая повод Брауса Ниам и подталкивая ее в сторону, чтоб пошевеливалась, а не становилась лишним свидетелем разговора, который еще неизвестно куда повернется. – У вас на плече сидит не кузнечик ли? – указал Ремли на насекомое, в котором узнал Мельхиора. Волшебник тоже решил подслушать их разговор, для чего превратился в кузнечика.
– Ой, где?! – Доктор патафизики щелчком указательного пальца сбил кузнечика, и тот отлетел в поилку для лошадей. – На чем мы?..
– Ровно на том, что вы хотели рассказать, откуда меня знаете. – Ремли направил мысли доктора подальше от патафизики, поближе к делам более насущным. – И главное: зачем вам на старости лет сдалось такое опасное знакомство?
– Это удивительное совпадение, которое я сам затрудняюсь объяснить, ведь я тебя и не знаю, если посмотреть пристально в суть понятия, которое люди имеют в виду, говоря о знакомстве с кем-то.
Ремли воздел глаза к небу: беседа будет не из легких. Лакриан выглядит как Мельхиор, но говорит как пьяный Мерлин.
– Приятно поговорить с умным человеком, который так красочно изъясняется, – снова усмехнулся сэр Калибурн и вторично похлопал Ремли по плечу.
Тот понял радость рыцаря: Ремли в лице Альфредуса наткнулся на собственное разговорчивое альтер эго и сполна вкусит радости общения с самим собой, над чем сэр Калибурн с удовольствием посмеется. Хорошо, пусть игра начнется!
– Преодолей же затруднение, напряги свое вместилище мыслей, вдуй мыслительных духов в орган ума и заставь их крутиться, ведь не зря же ты, Лакриан, доктор. За заслуги пред истиной, должно быть, звание носишь. По праву рождения я еще не встречал докторов. Вот рыцарей всяких расплодилось от фамильных щедрот, как нерезаных псов, – в отместку Ремли кольнул остротой сэра Калибурна, – а докторов от законного брака пока не много на свет народилось.
– Если начать с самого начала, – приступил к рассказу Альфредус Лакриан, – то в этом городе я недавно. Я оставил кафедру свободного университета в Падуе…
– Итак, ты недавно. Откуда тебе известно мое имя?
– В поисках покровителя для своего дела, о котором в двух словах можно сказать…
– Хоть в двух с половиной, но позже!
– В поисках я искал встречи со многими известными людьми этой местности. Среди них был некий Рудольф Бец.
– Глава ордена паладинов! – воскликнул сэр Калибурн. – Сэр Рудольф Бец жив! Слава небесам, он спасся в резне…
– О которой мы тоже поговорим потом! – Ремли приостановил рыцаря. – Если мне прежде, чем узнать тайну, придется выслушать одну докторскую биографию, я еще стерплю, но если мы присовокупим сюда историю канувшего в небытие рыцарского ордена, то наш мокрейший Мельхиор окончательно поседеет и умрет, не дождавшись конца.
Волшебник, подвергшийся в образе кузнечика купанию в поилке для лошадей, вернулся, приняв человеческий облик.
– Где ты нашел дождь в такую погоду? – спросил сэр Калибурн, удивившись подмоченному виду Мельхиора.
– Меня случайно окатили с балкона из ведра. К счастью, там была вода от мытья, а не помои или содержимое ночной вазы, – Мельхиор нашел приемлемое объяснение воде, стекающей с рукавов и подола плаща.
– Покажите мне этот дом! Никто не смеет безнаказанно окатывать моих друзей водой! – взорвался гневом рыцарь. – Тот дом, кто бы ни жил в нем, заплатит за твое платье серебром или кровью!
– Не стоит хлопотать. Я уж обругал их и принял извинения, – урезонил рыцаря волшебник.
– Так! – перебил их галантную беседу Ремли. – Всем молчать!
Альфредусу показалось, что молнии пробежали по волосам Ремли, а вокруг потемнело. Он даже поглядел на солнце, не началось ли пропущенное астрономами солнечное затмение, но небесное светило висело ровно, ярко и было «как никогда округло».
– Если еще кто-то скажет хоть слово, кроме Альфредуса, а Альфредус скажет хоть слово, не имеющее отношения ко мне, тому я в глотку засуну перчатку, и моя рука будет внутри! Говори, доктор! – приказал Ремли, и доктор, поежившись от страха, продолжил:
– Рудольф Бец сказал мне, что хотя сам не может оказать мне помощь, но даст мне рекомендацию самого решительного толка. Рекомендацию к молодому человеку знатного рода, путешествующему под именем Ремли. Он сказал, что означенный Ремли обладает многими талантами и еще большей властью, что он немного вспыльчив, в чем я имею радость убедиться, и добавил, что Ремли путешествует в компании двух старцев, один из которых подобен обликом мне, женщины и грудного ребенка и что он со дня на день прибудет в город. Хотя в числе спутников Рудольф Бец ошибся, я допускал, что ошибка возможна, поэтому и обратился к молодому человеку, который мне показался похожим на Ремли.
Человек, похожий на Ремли, развернулся, поднял голову и обратился к светилу:
– Доброе Солнце, очаг человечества, хоть ты объяснишь мне, каким образом Рудольф Бец снова возник в моей бренной жизни в лице словоблудника в докторской мантии? Мельхиор! – Ремли резко повернулся к своей свите. – Он не доппельгангер?
– Нет. – Мельхиор щелкнул заклинанием истинного видения. Альфредус Лакриан был обычным доктором патафизики, без единой пуговицы магического Искусства на себе.
– Что за рекомендации мог дать тебе Рудольф Бец до меня? – спросил после проверки Ремли.
– Он изложил их в письме. – Порывшись в карманах, Лакриан извлек аккуратно завернутое в папку из телячьей кожи письмо. – Только прочесть его я не смог, хотя много языков мне известно.
Ремли вырвал послание из рук доктора. Восковая печать издевалась над Ремли гербом ордена паладинов. Он сломал печать, извлек письмо из хранилища и наискосок пробежал глазами. Глаза его округлились, он поднес письмо так близко к глазам, словно хотел прочесть на бумаге даже запахи – бумага касалась его носа.
– Отлично, отлично, неплохо, неплохо, – бормотал Ремли, пробегая письмо второй раз.
– Так вы окажете мне помощь? – с воодушевлением спросил Альфредус.
– Потрудись объяснить, как пытался читать ты письмо, не вскрывая печати! – потребовал Ремли.
– Снял над паром печать без слома, а потом клейким составом собственного изобретения вернул на место, – ответил Альфредус, бесстыже глядя Ремли прямо в глаза, – уж не корите меня за невинную проказу. Будь там что против властей, то мне бы лучше не выдавать свое знакомство с содержимым, а скорее сжечь его. Вы-то должны понимать особенности теперешней корреспонденции! А коли письмо так зашифровано, что мне не прочесть, то и опасности держать его при себе для меня нет.
– Понимаю. Оставайся поблизости. Ты можешь нам понадобиться! – Ремли скомкал письмо и запихнул его обратно в папку. – В кабак! – двинулся он к двери и махнул рукой своим спутникам, но не смог сделать и шага.
– Постойте, позвольте! – доктор патафизики проявил недюжинную смелость, остановив Ремли на пути в кабак и заступив ему путь. Альфредус знал: когда хочешь заручиться поддержкой сильных мира сего, нужно хватать за руки, одергивать за плечи, обнимать, подхалимничать, да хоть целовать сапоги, если придется. – У меня есть дом! – выпалил Альфредус, прежде чем Ремли успел испепелить его взглядом. Следует заметить, что такое испепеление вполне могло произойти буквально, хотя обычно Ремли так не поступал даже с самыми надоедливыми собеседниками. – Зачем вам кормить этот клоповник? У меня хватит места! – Еще доктор патафизики знал, что приятное небольшое одолжение, сделанное якобы по доброте душевной, но на самом деле в инвестиционных целях, может окупиться тысячекратно.
– Веди, – смягчился Ремли. – У тебя есть где поставить лошадей?
– Только двух, к сожалению, – замялся Альфредус, стремительно выдумывая, куда можно приткнуть еще двух.