Сокровище Беаты

Тут надо бы отметить, что Николас Флетчер ничем не отличался от сотен таких же городских мальчишек, претендующих на все щедрые привилегии детской поры, брызжущей здоровьем и жизнелюбием, и потому внушающей высокомерное презрение ко всякому старческому брюзжанию и занудному причитанию.

– Давай-ка, я попробую, – предложила Беата и потеснила приятеля в сторону. Она легонько коснулась поводьями натруженной спины Гельды и мягким голосом скомандовала:

– Н-но! Вперёд, милая!

Лошадь послушно подалась вперёд, натянув постромки, и телега, кряхтя всем своим дряхлым остовом, покатила по каменным мостовым на выезд из города. Оставив позади узкие и душные улицы Валенсбурга, друзья выбрались на простор долины Гринхиллс, где приблизительно в двух милях от кольцевой дороги маячила конусообразная крыша самой высокой северной башни Каймангрота, над которой трепетал нанизанный на высокий шпиль флажок с изображением фамильного герба Готлибов. Николас в своём развитом воображении представлял себе замок пиратским фортом на одиноком острове, а холмы долины – вздымающимися волнами океана, омывающими его каменные стены. Пока повозка тряслась по пыльной дороге, друзья коротали время беспечной болтовней:

– Ты уже бывала в замке, – первым заговорил Николас. – Там и в самом деле так… по-девчачьи?

– Что значит, по-девчачьи? – переспросила Беата.

– Ну там… цветочки-лепесточки…

– Это было давно, но я помню до сих пор тот цветущий сад. Столько цветов и все разные!

– Не понимаю… – с серьёзной задумчивостью произнёс Николас.

– Чего ты не понимаешь? – полюбопытствовала Беата.

– Как можно было превратить настоящую боевую крепость в цветочную оранжерею. Если б я был хозяином Каймангрота, я бы в каждой бойнице установил пушку. Отец рассказывал, что во время сражения из одной такой бомбарды можно было запросто уложить десяток воинов на расстоянии 500 ярдов! А в стенах замка их 8 штук. Видно, тот, кто его построил, чего-то сильно опасался. Может быть, разбойников, которые покушались на его несметные богатства.

– Не знаю. Внутри он не казался таким грозным. Напротив, там всё было мило и …

– Мило?! Да, если хочешь знать, этот замок когда-то называли «Склепом», потому что в его подземелье была самая настоящая темница, куда сажали непокорных рабов – тех, кто отказывался подчиняться злому хозяину. Старики рассказывали, что он во время приёма знатных гостей заставлял своих слуг вымазываться белилами, забираться на камни и изображать статуи. Так они и стояли целый день в застывших позах на жаре, пока гости не улягутся спать. А на утро опять. А если кто шелохнётся, и хозяин это заметит, того после приказывал высечь плетью. Говорят ещё, что есть в замке тайный подземный ход, который сторожат призраки замученных рабов. Если кто попадёт туда, то уже никогда не сможет выбраться наружу, потому что призраки запутают его. Будут водить по подземелью до тех пор, пока он не выбьется из сил и не сгинет без следа во мраке. – Николас взглянул на улыбающуюся подружку. – Думаешь, я всё это придумал? – спросил он.

– Нет, не думаю, – ответила Беата. – Просто, когда ты окажешься внутри, сам всё поймёшь. То, что увидела я, совсем не похоже на зловещее царство теней, которое описал ты.

– Но ведь это было давно… – Николас вдруг умолк.

– О чём ты думаешь? – спросила Беата.

– Вот, к примеру, взять подушку, – неожиданно выдал он.

– При чём здесь подушка?

– Она набита пухом, на ней мягко спится.

– Да ну?! И что?

– А то, что пух этот ощипали с гусей и уток, которым вначале отрубили головы. Так и этот замок. Он был построен на крови замученных рабов, а все, кто жили в нём после, просто пользовались его удобством.

– Здорово! – выслушав странное умозаключение приятеля, произнесла Беата. – Ты всё-таки добился, чего хотел. Теперь я не смогу спать на своей подушке, потому что мне будут сниться кошмары: призраки ощипанных гусей с отрубленными головами, летающие по комнате.

– Ага! – потирая руки, обрадовался Николас, довольный тем, что удалось зацепить подружку. – А то «цветущий сад», «как мило»…

– И как тебе такое сравнение в голову пришло? – недоумевала она.

– Сам иногда удивляюсь, – пожал плечами Николас. – В эту бестолкову порой такое залетает. – Он постучал кулаком по темечку. – Знаешь, сколько я ни думал, всегда возвращался к одной и той же мысли: все беды в нашем городе из-за этого проклятого замка. К слову, стоило тебе один раз оказаться там и напасти одна за другой сразу же посыпались на вашу семью. Как будто те самые призраки, что обитают в подземелье, преследуют всех, кто однажды переступил порог Каймангрота. И название какое-то чудаковатое…

– Хватит! – вдруг оборвала его Беата. – Я не желаю больше говорить об этом!

Николас понял, что хватил через край. Он знал, как болезненно его подружка переживала любое упоминание о пропавшем отце. Ему вдруг стало стыдно за свою несносную гордыню, которая часто пробуждала в нём неодолимое желание повыпячиваться. Нужно было как-то исправить неловкую ситуацию, ибо она так некстати омрачила их дружеское общение.

– Хорошо, что у нас есть телега, – выждав паузу, сказал Николас, – а то ещё, чего доброго, наткнулись бы на двурогую бестию старухи Сайл Кнокс. Эта облезлая шельма совсем одичала: подкарауливает прохожих и нападает из-за кустов. А уж если отвлёкся ненароком и сообразить не успеешь, как она насадит тебя на свои кривые роги.

– Занят, говоришь? – хитро посмотрев на приятеля, проговорила Беата, как будто напоминая ему о чём-то. – Уж не клубничными ли грядками миссис Досон?

Она намекнула Николасу на одну давнюю историю. А было это так. Макбет Досон выращивала в саду собственную клубнику, из которой потом варила свой знаменитый на весь город клубничный джем. На ухоженных грядках, что тянулись вдоль длинного огорода, из-под бархатных зелёных кустиков красовалась спелая, сочная ягода, обольстительно подставляя свои румяные бока любопытному взору притаившегося за изгородью непрошенного гостя. Дом, где проживала хозяйка огорода со своим племянником Питером, был спрятан за густой листвою яблонь, поэтому в голове Николаса Флетчера созрел дерзкий план: незаметно перебраться через изгородь и полакомиться спелой клубникой, тем более что у Досонов её было неприлично много. Перед тем, как осуществить налёт на грядки, Николас прикидывал, в каком именно месте ему будет легче перемахнуть через забор. Исследуя дощатую изгородь, он обнаружил, что одна доска надломлена в области сучка на уровне его колена. Задача заметно упростилась, так как теперь это место можно было приспособить под удобную лазейку. Преимущество такого лаза было в том, что обе части сломанной доски легко соединялись, так что, при случае им можно было воспользоваться снова. Подступив вплотную к забору и пристроившись к узкой щёлочке правым глазом, Николас внимательно изучил обстановку в саду. По счастью, хозяйка не держала дворовой собаки, но всякий раз, когда обнаруживала поредевшую клубничную грядку или опустевший куст малины, грозилась завести сторожевого пса. Кроме того, она была близорука и даже иногда носила очки. Питер Досон ненавидел огород и в тайне дико радовался очередному налёту городских мальчишек на плантации его тётушки – всё меньше спину гнуть. Ведь всякий раз, когда наступали погожие летние денёчки, вместо того, чтобы отправиться с приятелями на прогулку, запустить в поле воздушного змея, покружиться на канатных качелях или же просто поваляться в густой, душистой траве, надоедливая тётушка вешала на шею горемыке плетёную торбу и отправляла в огород на сбор урожая. Поскольку сам Питер не обладал волевым характером, чтобы противостоять суровому нраву властной опекунши, разорённые грядки были для него своеобразным способом отмщения за все свои лишения. Как ни прискорбно, но в такие минуты ничего, кроме злорадства, он не испытывал. Зная об этом от дворовых приятелей, Николас без малейших опасений и

угрызений совести намеревался прогуляться по плантациям мадам Буланже, дабы употребить запретные плоды, ничуть не страшась преследования и справедливого воздаяния от грозной хозяйки. Наметив короткий путь к заветным грядкам, он уже намеревался подломить доску, как вдруг позади раздался шорох сухой травы и звук, похожий на чавканье. Николас опасливо оглянулся и увидел позади нечто: из кустарника на него взирала угрюмая козья морда с изогнутыми рогами. Не отрывая глаз от застывшего на полусогнутых ногах разини, рогатая нечисть медленно и тщательно пережевывала зелёную траву. Николас, судорожно пытался сообразить, что же ему делать дальше. Коза перемолола свой деликатес и вдруг ни с того-ни с сего начала постукивать левым копытом по земле, словно вызывая противника на бой. Все в округе знали это зловредное животное. Звали задиристую бестию Марго, а принадлежала она старухе по имени Сайл Кнокс. Коза постоянно бродила без присмотра, где ей вздумается, и наводила ужас на случайных прохожих, внезапно появляясь на обочине дороги из кустарника или высокого тростника. Её боялись даже угольщики и лесорубы, что вечерами возвращались в город. Слушалась Марго только хозяйку, которая, бывало, целыми днями бродила по округе в поисках своей бедовой козы. За сердитый нрав в народе её прозвали Фурией. Николасу уже однажды доводилось сталкиваться с этой матёрой зверюгой, но тогда он находился на существенном расстоянии от неё и потому миновать нежеланное свидание не составило особого труда – он просто перескочил через невысокую изгородь городского сквера прежде, чем Марго успела наметить его, как мишень для своего рогатого тарана. И вот теперь судьба снова свела их вместе, но уже, что называется, лицом к лицу. Николас знал, что упрямое животное не отвяжется до тех пор, пока вдоволь не поглумится над выбранной жертвой. И единственным шансом избежать нападения была надломленная доска в дощатом заборе. Он ударил с размаху коленом в место надлома, но нога отрикошетила назад, при этом доска осталась цела. Далее последовал ещё удар, ещё и ещё, но доска не поддавалась.

– Да что ж такое? Вот же трещина, – досадно процедил сквозь зубы Николас.

Марго, видимо, разгадав манёвр противника, решила опередить его и, протяжным блеянием издав свой боевой клич, стремительно бросилась в атаку. Николасу ничего не оставалось, кроме как спасаться бегством от подлой козы. Он кинулся наутёк вдоль забора, но обо что-то споткнулся и упал ничком, зарывшись головой в куст бузины. Вскочив на ноги, он даже не успел оглянуться, как вдруг ощутил сзади сильный толчок, будто кто-то тяжёлой ногой отвесил ему наотмашь хорошего пенделя. Николас с воплем ухватился за обе раненные половинки своего мягкого места. Марго приготовилась нанести прицельный удар повторно, но, упредив её очередной выпад, невезучий разоритель огородов мёртвой хваткой вцепился руками в изогнутые рога козы. Тогда рассвирепевшее животное стало напирать своей упрямой головой, прижимая жертву к забору.

– Ну что я тебе сделал, зараза?! – завопил сквозь слёзы Николас.

На мгновение Марго как будто ослабила свой напор и исподлобья посмотрела в заплаканные глаза двуногого недотёпы, загнанного ею в ловушку. Вид у бедняги был настолько жалок, что даже у безжалостной фурии, похоже, сдали нервы. Глядя на поверженного противника, она, судя по всему, решила на этот раз отказаться от победоносного шествия под триумфальной аркой покосившегося домика старухи Кнокс. Николас, почувствовав, что коза слегка ослабила натиск и прекратила давить рогами на его чрево, попытался высвободиться, отступив на шаг назад. Но в ту же секунду коварная Марго снова ринулась в наступление. Под напором рогатой головы он попятился назад и ударился спиной о деревянный забор. Позади что-то с треском надломилось и Николас провалился в узкую щель между занозистых досок. Может быть, на удачу доска оказалась трухлявой, а может, кто-то до него соорудил такую же тайную лазейку – в любом случае сейчас Николас благодарил судьбу за спасение и проклинал тот час, когда ему пришла в голову злополучная идея позариться на чужое. И теперь он болезненно ощущал свою вину обоими полушариями чуть ниже спины. Нахальная Марго, явно не желая отступать, протиснула сквозь образовавшуюся щель любопытную морду, чтобы убедиться, сможет ли она пропихнуть и свои облезлые бока. «Ещё не хватало пустить козла в огород, – подумал Николас, потирая сзади. – Что же делать?» Для того, чтобы заткнуть отверстие, нужно было сперва вытолкнуть голову козы. Неподалеку находилась овощная грядка. Там из-под увядшей ботвы желтели огромные, перезрелые огурцы. Быстро сообразив, что к чему, Николас подскочил к ней, сорвал два увесистых овоща и, как следует прицелившись, запустил поочередно оба «снаряда» в рогатую мишень. Первый точно приземлился на левый рог дебоширки, и, прокрутившись на нём, неподвижно повис, а второй угодил ей прямо в лоб, с треском и брызгами разлетевшись в стороны. Ошалелая Марго на миг замерла, затем тряхнула головой и противно задребезжала. При этом угрожающий тон её блеяния сменился на досадливый. Коза попятилась назад и, выбравшись наружу, побрела в сторону кустарника, откуда и возникла. Огромный жёлтый огурец, болтавшийся на левом роге Марго, клонил её сумасбродную голову набок. Николас осторожно подкрался к забору, подобрал выломанную доску и заделал ею щель. Потом приложил ухо к изгороди и прислушался. Снаружи снова раздался противный дребезг. Он заглянул в тонкую щёлочку: над зарослями кизильника, удаляясь, маячил пожелтелый овощ. Николас решил, что выбираться тем же маршрутом, каким попал сюда, не стоит. «Эта короткохвостая шельма хитрая, – размышлял он, провожая взглядом пузатый огурец на голове Марго. – Кто знает, что взбредёт в её рогатый котелок». Оставался только один путь – через парадный вход. Возможно, ему бы удалось незаметно проскочить через ворота. Наверняка, мадам Буланже и её племянник сейчас трудятся в пекарне. Не хотелось бы попадаться им на глаза. Ведь тогда дорога в излюбленное заведение была бы ему закрыта раз и навсегда. А такое испытание заядлому сластёне было не по силам. И вот, пристально всматриваясь в узкие просветы пышной листвы садовых яблонь, ветви которых тяжело кренились до самой земли, Николас, переступая через грядки, стал медленно пробираться к хозяйскому дому. Притаившись за широким стволом дерева, он, как опытный набежчик, сперва прислушался к звукам снаружи и внутри дома: не скрипит ли крыльцо, не переговариваются ли тётка с племянником… «Вроде бы всё тихо», – подумал Николас и снова потёр больное место. Нагнувшись, он прокрался «на мягких лапах» под окном, и так, шаг за шагом, подобрался к летней террасе. Впереди располагался небольшой дворик, за которым виднелась спасительная калитка. Прильнув к стене и выглянув из-за угла, Николас обнаружил, что двор пуст, а, стало быть, проход открыт. У него отлегло на сердце: «Ну хоть в чём-то повезло!» И только он это подумал, как калитка распахнулась и во двор вошла Макбет Досон, держа в руках пустые корзины. Она свалила их под дерево, отёрла рукавом пот со лба и взяла со скамьи здоровенную деревянную отбивалку. Николас прижался к стене, затаив дыхание. «Да что ж за день такой сегодня! – закатив глаза, запричитал он в мыслях. – И всё из-за какой-то паршивой клубники. Сперва рогами под зад получил, теперь ещё отбивалкой по загривку съездят. А потом ославят на всю округу». Миссис Досон и впрямь слыла в городе известной болтушкой. И вот теперь, когда угроза разоблачения была так близка, Николас ощутил всю безысходность своего положения. Как же такое могло случиться? Ведь никто из друзей-приятелей не мог сравниться с его ловкостью и быстротой. Во всех уличных играх, состязаниях и прочих забавах ему не было равных. А тут как будто мышеловку захлопнули, не оставив и малейшего шанса. Впрочем, можно ещё было вернуться назад и попытаться покинуть огород через дыру в заборе. Но все эти искромётные соображалки в его голове испарились при появлении Питера, племянника миссис Досон. Он раздвинул ветки смородинового куста, что рос напротив окна и, цепляясь за них широкими штанинами, выбрался наружу. На шее у него висела плетёная торба, полная чёрной смородины. «Всё! Теперь точно приплыл», – обречённо подумал Николас, глядя на хозяина клубничных плантаций.

– День добрый! – невозмутимо поздоровался Питер, снимая с натёртой шеи лямку. Похоже, визит незваного гостя ничуть не удивил его.

– Кому как, – со стыдливой ухмылкой отозвался Николас, признавая своё поражение. Питер частенько подменял свою тётку за прилавком пекарни, помогая обслуживать покупателей, и так как Николас регулярно захаживал в их заведение, они, случалось, пересекались, но при этом никогда не разговаривали. А не разговаривали по причине того, что на улице к худому поварёнку со стороны городской детворы сложилось определённое отношение, скажем так, пренебрежительно-насмешливое. Питер, с утра и до вечера загруженный тётушкой нескончаемыми заботами по хозяйству, не участвовал в дворовых забавах и спорах местных ребят, никогда ни с кем не дрался на улице, да и друзей у него не было, о чём он, конечно же, в глубине души искренне сокрушался. Уличные мальчишки, считая Питера слабаком, иронично прозвали его «рогаликом», возможно, за то, что он, не разгибая спины, по целым дням пропадал на огороде, а может быть, потому, что весь насквозь пропах сдобой. Поддавшись общему настроению, Николас сложил своё собственное представление о «хлюпике из пекарни» и относился к нему с той же порцией высокомерия.

– Хорош нынче урожай? – кивнув головой на торбу с ягодой, поинтересовался Николас с глуповатой бравадой на лице. – То-то тётушка порадуется.

Будучи застигнутым врасплох, ему ничего не оставалось, кроме как напоказ храбриться, дабы не уронить свой уличный авторитет,

– А у тебя, как я погляжу, сегодня небогатый улов, – ответил Питер.

Николас старался не подавать вида, что ему неловко, и продолжал держаться нарочито развязано.

– Никак джем варить собираетесь? – подковырнул он худого поварёнка.

– Не угадал – морс давить будем.

– Питер! – послышался голос тётки из-за угла. – С кем это ты разговариваешь? Иди-ка помоги мне закинуть ковёр на верёвку. Стара я уж для такой тяжести. Руки не держат. -Сейчас! – откликнулся Питер. – Ко мне тут приятель зашёл, мы вместе поможем.

Николас растерялся, не зная, как ему быть. Такого поворота событий он точно не ожидал.

– Пойдём, поможем, – спокойно предложил ему Питер.

Аккуратно пристроив торбу на дубовой бочке, перевернутой вверх дном, он направился во двор. Николас в замешательстве потоптался на месте и поплёлся следом. Встретившись взглядом с хозяйкой, невезучий разоритель огородов стыдливо опустил глаза и, путаясь в словах, попытался выдавить из себя привычное приветствие, с которым он всегда забегал в пекарню.

– А вот и постоянный клиент пожаловал, – узнав завсегдатая своего заведения, приветливо откликнулась тётушка. – Ну-ка, мальчики, раз, два – взяли!

Николас с Питером раскатали пёстрый ковер и на «раз-два-три» закинули его на бельевую веревку.

– Вот и чудно! – заключила довольная миссис Досон, отряхивая ладони, будто собственноручно закинула ковёр. – А то уж мне не под силу такие кульбиты. Питер, угостил бы приятеля спелой клубникой. – Обратилась она к племяннику. – Ягода нынче вон какая уродилась.