Сокровище Беаты

– У вас якорь на руке и пряха на ремне морская.

– У тебя зоркий глаз, малец, как у заправского юнги. Я когда-то тоже был таким. Теперь уж зрение не то.

– А в каком чине вы служили?

– Начинал я с самого младшего чина на судне – юнги. Потом был старшим матросом, боцманом, старпомом. Так с годами дорос до капитана.

– Капитана?! – с неподдельным восхищением произнёс Питер.

– Что, не похож? – спросил попутчик.

– И что вас привело в наш город? – продолжал допытываться дотошный Николас.

– У тебя слишком много вопросов в голове, – грубо оборвал почти завязавшийся разговор Кортес.

– Простите, сеньор, – извинился хитрец Николас, решив поменять тактику. – Просто не могу понять, чем так привлекает наш город путешественников. Вот и Королева заглянула. А уж она-то точно не заблудилась.

– Ваше захолустье ничем не хуже тех мест, где мне довелось побывать, – ответил капитан. – Если в самом захудалом, провонявшем рыбой портовом городишке есть заведение, где продают настоящий карибский ром, он заслуживает право на существование. На кой чёрт нужен город, где нет приличной выпивки!

Они подошли к одноэтажному, каменному строению, у входа в которое висела потрескавшаяся деревянная вывеска с изображением двух рачков, скрестивших клешни, а под ними пенилась пузатая кружка. Снизу, под забавной картинкой едва просматривалась полинявшая с годами надпись «Таверна Дно». В своё время завсегдатаями этого заведения были рыбаки, которые после удачного улова частенько захаживали в полутёмный, тесный полуподвал, где вечерами с круглой сцены звучала задорная музыка и подавалось к столу свежесваренное пиво с глазастыми раками, выловленными со дна Седого озера. Потому-то хозяин применил эдакую коммерческую хитрость и назвал свою таверну «Дно», на которое промысловый люд погружался охотно и до полного порой утонутия. Из полуоткрытой двери наружу доносился басовитый, хмельной гул, вперемежку с надрывными напевами.

– Таверна… Как? – пытаясь прочитать вывеску, сморщил лицо капитан.

– «Дно», – пояснил Николас. – Её так назвали в честь нашего озера. Там всегда водились вот такенные раки. – Добавил он и располовинил ребром ладони свою правую руку.

– Ну и горазд же ты заливать, братец, – ухмыльнулся сеньор Кортес. – Такими бывают только лангусты, те, что обитают в тёплых морях. А теперь, что же, не водятся?

– Не знаю. Приказом бургомистра рыбная и всякая другая ловля на озере запрещена.

Дверь в таверну распахнулась и на улицу вывалился взъерошенный гуляка в изрядном подпитии.

– Чаю, на судне беспорядок, коли команда вензеля ногами выкручивает, – заметил капитан, и на лице его засияла располагающая улыбка, какая бывает у всякого, кто окунулся в родную стихию. Он как-то сразу ободрился, повеселел, а в глазах его забегали озорные огоньки. – Горе тому кораблю, где забыли о капитане. Честь имею, господа! – приподняв шляпу, простился со своими провожатыми Кортес и исчез за дверью таверны.

Николас проводил капитана восторженным взглядом.

– Вы тоже это почуяли? – обратился он к друзьям.

– Что? – спросил Питер.

– От него будто морским ветром повеяло. Вот бы стать таким, как он. Бороздить безбрежные моря и океаны, заходить на своём судне в бухты и гавани. Поднимать на мачте флаг и салютовать из пушек…

– А как же королевская гвардия и рыцарские турниры? – припомнила ему Беата недавний разговор. – Её величество не перенесёт такой потери.

– Да что гвардейцы: всё время на привязи, как сторожевые псы, – отмахнулся рукой Николас и мечтательно добавил: – А тут вольный ветер, пенистые волны, солёные брызги и крики чаек над палубой.

В эту же самую минуту прислонившийся к стене выпивоха попытался выдавить из себя слова какой-то песни, но вместо этого вышло смешное кряканье.

– А вот и крики чаек, – сказала Беата.

– Да-а, – протянул Питер, – бедолагу штормит. Пора двигать отсюда, а то как бы из него солёные брызги не полетели.

И друзья зашагали дальше по направлению к городской площади.

– И всё равно, это здорово! – ещё находясь под впечатлением от встречи с капитаном, сказал Николас и вдохнул полной грудью нагретый городской воздух. – Вы же знаете, как я люблю ветер.

– Знаем, – ответила Беата. – Поэтому тебе матушка так часто в аптеке настойки покупает.

– А как на ветру парят мои голуби! – погрузившись в свои возвышенные грёзы и не слыша подколов подружки, созерцал в небе бесплотные призраки своих пернатых питомцев Николас. – А мои воздушные змеи, будто огнедышащие драконы с разноцветными крыльями и длиннющими хвостами. Там высоко они свободны.

– Николас, не забывай, что они тоже привязаны к твоей верёвочке, – приземлила размечтавшегося приятеля Беата.

– Я вам вот, что скажу, – вмешался в разговор Питер, – у меня сегодня выходной день, и я не хочу провести его, мечтая о дальних странствиях. У меня и так вся жизнь в мечтаниях проходит. А завтра опять с утра на кухне горбатиться. Да ещё потом на площади торговать – тёткина затея. «Народу будет много, это сулит хороший барыш. Храни Бог Королеву за то, что послала нам такой благословенный день!» – передразнил он миссис Досон. – Так что мне не видать турнира, как своих ушей.

– Не горюй, дружище, – подбодрил товарища неунывающий Николас, привычно хлопнув его по плечу. – Что-нибудь придумаем! Я мастер на выдумки.

Городская площадь была уже совсем близко. Оттуда доносились глухие удары топоров и молотков. Нанятые градоначальником плотники мастерили смотровые места – длинные скамьи в четыре яруса, собирая их из брёвен и струганных досок, которые подвозили на подводах лесорубы. Николас уже издали разглядел коренастую фигуру своего отца, который, сидя верхом на бревне, лихо орудовал топором, снимая с него ровным слоем смолистую кору. У здания ратуши возвышалась деревянная трибуна с ограждением на верхней площадке.

– Видите то сооружение, – указал на неё Николас друзьям. – Нам туда.

Обогнув площадь по краю, они подошли к ратуше. Николас погладил ладонью отструганные, плотно сколоченные доски задней стенки трибуны и с гордостью сообщил:

– Это мой отец построил! Видите, шляпки гвоздей торчат наискосок – это для лучшего скрепления. Так только он умеет. – Осмотревшись по сторонам, Флетчер младший кивнул на широкую доску, помеченную нацарапанным крестиком. – Вот она, наша волшебная дверца. – Затем аккуратно отклонил её в сторону, показав друзьям потайной лаз.

– Это и есть твой сюрприз? – спросила Беата.

– Да-а, – самодовольно ответил Николас, – это наша смотровая ложа. Отсюда мы будем наблюдать за турниром, как самые настоящие короли. Вся площадь, как на ладони! Я проверял. Полезли.

Николас первым стал протискиваться сквозь щель, но неожиданно застрял посередине.

– Странно, – прокряхтел он. – Вчера вечером свободно пролазил.

– Вчера в твоём животе не плескался клубничный морс с вишнёвым пирогом, – сказала Беата. – И что теперь будем делать?

– Может, позвать кого-нибудь на помощь, чтобы разобрали доски, – предложил Питер.

– Не вздумай, – натужно прохрипел Николас, упрямо пытаясь пропихнуть свой раздутый живот сквозь отверстие. – Если узнают, заколотят проход. Я вчера, когда помогал отцу, специально оставил эту доску неприбитой.

– Тогда тебя придётся тянуть назад или проталкивать внутрь, – предупредил его Питер. – Выбирай.

– Если мы его протолкнём, то обратно он уже не вылезет, – справедливо заметила Беата. – По крайней мере, до тех пор, пока снова не похудеет.

– Значит, остаётся тащить его на себя. Другого выхода нет. Ты готов, Николас? – спросил Питер.

– Сейчас, только выдохну, – ответил тот и, выдув со свистом весь воздух, что был у него в лёгких, просипел. – Тащите!

Питер и Беата ухватились покрепче за его запястье и что есть силы потянули на себя. Николас вылетел наружу, как пробка из бутылки, и повалил собой обоих спасателей наземь.

– Скажи на милость, – недоумевал он, разглядывая щель.