– Валерий Станиславович, что вам известно о нашем театре? – после приветствий и представлений поинтересовался Любашин.
– Почти ничего, – не совсем правдиво ответил Юхнов. Он действительно знал о театре совсем мало, но кое-что все же слышал, и это был только негатив.
– Вот это и плохо, что о нас мало известно, – грустно вздохнул Любашин. – При этом у нас есть свой преданный зритель.
– Я рад за вас, Николай Ильич. – В это утверждение Юхнову как-то не очень верилось.
Директор театра покосился на режиссера, уловив его недоверчивую интонацию.
– К сожалению, его не так много, – уточнил Любашин.
– Я так и думал.
– Мы с Яковом Ефимовичем хотим поговорить с вами совершено искренне, хотя тема для нас не самая приятная.
Юхнов покосился на второго мужчину; тот, подтверждая слова своего начальника, энергично кивнул головой.
– Говорите.
– Мы намерены предложить вам должность главного режиссера.
– Но у вас он вроде бы есть.
– Егор Тимощук исполняет обязанности главного режиссера. С моей точки зрения он хороший специалист, но для театра настал момент, когда надо придать ему новый мощный импульс. А для этого требуется и новый, неординарный человек.
– А зачем театру новый импульс? Вроде бы живете себе и живете уже не первый год. Сколько театру лет?
– Пятнадцать. Можно сказать, некоторый юбилей.
– Вот видите, протянули пятнадцать, протяните еще столько же, – усмехнулся Юхнов.
– В том-то и дело, что не протянем, – подал голос Блюмкин. – Николай, давай будем говорить с нашим гостем конкретно и искренне.
Любашин недовольно взглянул на Блюмкина.
– Тогда ты и, говори, – разрешил он.
– С нового года, театр снимается с государственного обеспечения, и мы оказываемся в жопе, – проговорил финансовый директор. Он встал со своего места и пересел поближе к гостю. – Вы понимаете, о чем я?
– Чего тут не понять, без госфинансирования вы долго не протяните.
– Именно так, дорогой Валерий Станиславович. Собственными доходами мы покрываем всего тридцать процентов наших расходов. Для нас это полная катастрофа.
– Что же вы хотите от меня?
– Мы предлагаем вам спасти театр.
– Профинансировать ваши расходы? – усмехнулся Юхнов.
– Ценю ваш юмор, но для этих целей мы бы обратились к другому человеку.
– Так обращайтесь.
– Думаете, не обращались. Обращались и ни раз. Но желающих не нашлось. Поэтому надежда только на вас.
– Чем же я могу помочь? Сразу сообщаю, чтобы не было бы не нужных надежд, я человек бедный.
– Сделаете театр самоокупаемым, чтобы на каждом бы спектакле был бы аншлаг. Я самолично делал подсчеты: если все места будут заняты, и если увеличить стоимость билетов всего на двадцать процентов, шиковать не будем, зато выживем. Ну как?
– Трудная задача, – оценил Юхнов.
– Поэтому мы позвали именно вас, – вмешался в разговор Любашин. – Только вы можете ее решить.
– А вы не преувеличиваете?
– Мы перебирали разные имена. И вместе с Яковом Ефимовичем пришли к единодушному мнению – это можете сделать только вы. Либо вы становитесь главным режиссером, либо через некоторое время театр закроется. И весь коллектив выбрасывается на улицу. Мы же со своей стороны готовы предоставить вам самые широкие полномочия. Мы понимает, что нам надо многое менять.
– И я смогу делать все, что захочу? – недоверчиво спросил Юхнов.
– Ну, делать все, что захочет, может только Господь, – усмехнулся Блюмкин. – Но возможностей у вас будет так много, как их не было ни у одного главрежа в нашем театре. Поверьте, Валерий Станиславович, нам известна ваша творческая биография. Вот только большую зарплату платить вам пока не сможем.
– Это не столь важно, – ответил Юхнов. Он вдруг ощутил прилив вдохновения; неужели после стольких лет разочарований и неудач ему повезло? – И я могу самостоятельно формировать репертуар? – спросил он.
– Разумеется, – заверил Любашин. – Иначе, какой смысл вас приглашать. Нам нужны спектакли, на которых повалит народ. А уж, какие это спектакли, вопрос вторичный. Собственно все, что мы хотели вам сказать. Теперь ждем ответа от вас. Наверное, вам требуется какое-то время на размышления?
– Не требуется, я согласен. Готов начинать работать хоть сейчас.
Любашин несколько мгновений молча смотрел на режиссера.
– В таком случае пишите заявления о приеме на работу. И завтра начинайте.
– У вас будет листок бумаги и ручка?
– Чего, чего, а этого добра у нас пока достаточно, – улыбнулся Любашин.
Сцена девятая
После ухода Юхнова прошло несколько минут, а оба мужчины молчали. Только не без некоторого испуга смотрели друг на друга.
– Что скажешь, Яшенька? – первым пришел в себя Любашин.
– Кончилась наша с тобой спокойная жизнь, Коленька, – в тон отреагировал Блюмкин. – Даже страшно представить, что тут скоро начнется. Этот парень слов на ветер не бросает, будет делать именно то, что говорит. Всегда боялся таких людей.
– Может, мы совершили с тобой грандиозную ошибку, пригласив его? – вопросительно посмотрел Любашин на финансового директора.
Блюмкин отрицательно покачал головой.
– Это наш единственный шанс. Другого нет и не будет. Нас поставили к стенке, и вот-вот начнут расстреливать.