Водоворот

– Хорошо. Спасибо, что уделили мне внимания. – Маслов протянул руку, Юхнов ее пожал. Она была дряблой, это была рука старого, безвольного человека. Невольно в воображении Юхнова возник молодой Маслов, невероятно живой, обаятельный, играющий так замечательно, что его игру хотелось пересматривать снова и снова.

Сцена девятнадцатая

Юхнов знал за собой одну черту – он был склонен крушить то место, в котором оказывался. И не всегда это делал полностью обдуманно. Эта черта вызывала у многих резкое отторжение, лишала значительную часть союзников и единомышленников, что нередко приводило к тому, что он оставался в полном одиночестве.

Юхнов сам понимал, что не всегда был прав в своем стремление все разрушить и начать с чистого листа. Но подсознательно в нем жила потребность таких поступков. Он оправдывал себя тем, что это позволяло в кратчайшие сроки избавиться от всего того хлама, которое мешало возводить другое здание. Да, подчас в этих обломках заключалось что-то ценное, что стоило бы сохранить. Но где взять на это время и силы, чтобы отделить зерна от плевел. Гораздо лучше все сравнять с землей и приступить к строительству нового сооружения с нулевого цикла.

Но сейчас Юхнов немного неожиданно для себя решил не спешить, несмотря даже на то, что у него был совсем маленький срок на то, чтобы сделать театр самоокупаемым. Но он подумал, что лучше потратить некоторое время на то, чтобы понять, что следует оставить, а что безжалостно отправить в утиль. К тому же он решил, что ему надо некоторый период для окончательного формирования своей программы действий. Да, ему очень не терпелось приступить к работе немедленно, но если быть честным с самим собой – готов ли он по-настоящему это делать? Да, он верил в свой талант, в свои созидательные силы, но ведь их надо подкреплять реальной программой, а не только декларациями.

Юхнов решил пересмотреть для начала хотя бы часть репертуара. Вдруг он все же ошибается, не все так уж плохо в театре, возможно, есть что-то стоящее, что можно взять с собой в будущее. Конечно, контуры спектакля «Княжна Мери» повергли его в самый настоящий шок. Но неудача может постигнуть каждого, он сам имеет на своем лицевом счету несколько крайне плохих постановок. Юхнов отлично помнил, с какой радостью его недоброжелатели обсасывали его промахи. И он не хочет уподобляться им. Этому Егору Тимощуку надо дать шанс поправить свою репутацию. Не может быть, чтобы у него совсем не было успешных работ. Так редко бывает, когда все бездарно. Но все же бывает.

К тому же Юхнов хотел дать коллективу возможность немного успокоить эмоции. Разговор с Дивеевой оставил у него неприятный осадок; опять все идет по старой схеме, ведущей его прямой дорогой к конфликту со всей труппой. Возможно, эта дама не сильно преувеличивала, когда уверяла, что способна настроить в театре всех против него. С этим в жизни он уже сталкивался, а потому вовсе не считал подобные угрозы выдуманными. Как раз так часто и происходит, когда лидеры принуждают всех остальных занять солидарную позицию. В противном случае не согласных ждет остракизм. Тех же, кто готов подвергнуть себя подобному риску, всегда очень мало.

Поэтому в последующие дни Юхнов вел себя тихо. Он решил отложить ненадолго работу над новой версией «Княжны Мери». Он приходил в театр во второй половине дня, смотрел спектакли и уходил, почти ни с кем не пообщавшись. Сам же ясно видел, что находится под прицелом многих глаз; все ждали от него решительных шагов и удивлялись тому, что пока их нет.

После театра Юхнов обычно направлялся к Гиндину. Некоторое время назад по причине идеологических разногласий между ними образовалось некоторое отдаление. А вот сейчас они снова сблизились, и это ему нравилось. Он, Юхнов, обычно тяжело сходился с людьми, а вот расходился легко и быстро. А потому ценил дружбу с Михаилом. Несмотря на то, что их жизненные пути разошлись, он всегда считал, что между ними больше общего, чем со многими, если не с большинством его коллег по цеху. К тому же Гиндин, был тоже холостяком, но в отличие от него хорошо готовил. А в последнее время Юхнов вдруг обнаружил, как его организму сильно не хватает хорошей еды.

Они сидели на кухне, запивая обильный ужин, приготовленный хозяином дома, пивом. Внезапно Гиндин встал, подошел к окну и стал что-то внимательно разглядывать.

– Подойди сюда, – попросил он.

Юхнов подошел.

– Хочешь мне что-то показать? – спросил он.

– Да, – усмехнулся Гиндин. – Видишь, вон там стоит одинокая фигура.

– Да.

– Это шпик. Он следит за моим домом.

– Миша, ты это серьезно?

– Вполне. Я их с недавнего времени научился различать. Сначала, как и ты, не верил своим глазам. А теперь не сомневаюсь. Да они особенно и не таятся, следят почти открыто.

– Но зачем? Ты же не скрываешься ни от кого.

– Ты прав, ни от кого не скрываю, что являюсь противником нынешней власти. Поэтому она и следит за мной. Может, хочет запугать, может, боится, что я уйду в подполье. Кто его знает. Да и так ли это важно?

– А что важно?

Гиндин серьезно посмотрел на друга.

– Пойдем пиво пить.

Они снова сели за стол.

– Ты так и не ответил на мой вопрос, – напомнил Юхнов.

– Надо собирать силы в кулак. Мы очень слабы, потому что разъединены. И ты мог бы нам в этом помочь.

– Каким образом? Собрать всех оппозиционеров в зрительном зале нашего театра?