Детство и школа. 1932—1949. Стихи разных лет

Любопытна этимология слов «поэзия» и «проза». В древнегреческом «поэзия» было производным от глагола «делаю», «творю», тогда как «проза» восходила к понятию «простота». Иными словами, уже тогда люди чувствовали разницу между простой устной речью и речью усложненной – стихотворной. Более того, древние эллины отличали разные виды поэзии и называли их покровительницами нескольких муз. Эвтерпа (прекрасноголосая) считалась музой лирической поэзии, тогда как Каллиопа – эпической, а Эрато – любовной.

Познавательная википедия DAZ.SU дает такое определение поэзии: «Поэзия – особый способ организации речи: привнесение в речь дополнительной меры (измерения), не определенной потребностями обыденного языка: словесное художественное творчество, преимущественно стихотворное. Дополнительной мерой речи является стих (стихотворная строка), а также рифмы, метр и проч.»

Интересно, что у писателя и критика М. И.Веллера я также наткнулся на двоякое толкование поэзии. Первое можно назвать научным, с точки зрения действия описываемого автором «закона всемирного структурирования» (М.Веллер, «Перпендикуляр», изд. «АСТ», Москва, 2008 г., стр.156–164). Он пишет: «Из слов, которые в языке стоят беспорядочно, поэт методом организации создает такие вербальные конструкции, где присутствует ритм, присутствует рифма и присутствует размер. И получаются ритмованные, мелодичные стихи, которые не существуют в простой речи. Это классический пример АНТИЭНТРОПИЙНОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ ХУДОЖНИКА НА ЯЗЫК» (выделено автором цитаты – В. Ф.) Поясню, что «антиэнтропийный» означает более упорядоченный, более структурированный текст. Это, так сказать, «поверка алгеброй гармонии», то, что Пушкин приписывал Сальери. Но тут же М.Веллер пишет о поэзии совсем другое.

«А то, что литература может быть совершенно бесполезна вне нас, в окружающей жизни, и ничего не изменять в окружающей жизни, имеет для нас небольшое значение или вовсе никакого. Потому что она живет в том самом Бытие-внутри-нас, которое и является культурой». И еще. «Художник создает миры внутри нас – а потом оказывается вдруг, что рушатся реальные миры, а вот эти вымышленныепродолжают жить. Давным-давно нет Древгей Греции, а еще додревняя, вот та самая ахейская – это вам Гомер, вот вам «илиада», и вот вам «Одиссея», до сих пор ее читают…».

Так (я сократил цитату) пишет М.Веллер о роли иместе литературы вообще и поэзии в частности в мировой культуре.

А вот изумительные по точности и эмоциональной силе слова моего любимейшего Константина Георгиевича Паустовского. «Я читал подряд и выучивал наизусть всех поэтов, книги которых брал в библиотеке. Меня покоряла музыка стихов. Только в стихах раскрывалось до предела певучее богатство русского языка. В стихах слова звучали как бы наново, как бы только что найденные и сказанные впервые. Я бывал потрясен их точностью, выразительной силой и блеском»…

«Я был окружен толпой поэтов. Я беседовал с ними. У меня кружилась голова от множества их мыслей и образов, литых и драгоценных»…

«Все окружающее я видел сквозь прозрачное вещество стихов. Сначала мне казалось, что это окружающее приобретало иной раз от прикосновения поэзии то содержание, которого в нем не было, приобретало преувеличенный блеск. Но это было не так. Ни тогда, ни сейчас я ни на минуту не жалею о своей юношеской одержимостью поэзией. Потому что знаю, что поэзия – это жизнь, доведенная до полного выражения, раскрытие мира во всей его глубине, трудно охватываемой нашим ленивым взглядом». (К.Г.Паустовский, Собр. соч., М, изд. «Художественная литература», 1982 г., том 4 «Повесть о жизни», стр. 473.

Сказано превосходно. Обратите внимание на фразу, что «в стихах слова звучали как бы наново». От себя добавлю о чудесной особенности истинной поэзии говорить предельно сжато о вещах привычных, но с неожиданных сторон.

Есть в психологии так называемый «тест Роршаха». Испытуемому показывают картинку с хаотически разбросанными пятнами разных очертаний и размеров, и предлагают разглядеть в этом хаосе нечто осмысленное. Лицо, фигуру, или предмет. То же происходит и в поэзии. Во множестве хотя и знакомых, но причудливо сочетающихся картинок жизни, впечатлений, поэт способен уловить некие закономерности более высокого порядка и сказать о них обычными словами, но в необычном сочетании этих слов. Примеров можно привести несть числа, но ограничусь одним: «Под каждым беретом, ушанкой, сомбреро безмерности мира отдельная мера…» Это Евгений Евтушенко. Безмерности мира! А?

Закончу мысли о поэзии цитатой из знаменитого словаря В. И.Даля: «ПОЭЗИЯ – изящество в письменности; все художественное, духовно и нравственно прекрасное, выраженное словами, и притом более мерной речью. Поэзией, отвлеченно, зовут изящество, красоту, как свойство, качество, не выраженное на словах…» и т. д.

Поэтому не все, что рифмовано, поэзия. Реклама, например. В лучшем случае ремесленничество, в худшем – профанация и пошлость.

Давайте любить Поэзию! В нашей жизни так ее не хватает! Давайте любить, ценить и хранить наш родной русский язык:

На горизонте леса дальнего простую красоту
Чуть тронул луч заката вдруг прощальным поцелуем.
Как редко нынче можно встретить Доброту:
Мир стал жесток и злобно предсказуем…

Теме добра и любви посвящены многие другие мои стихи, Впрочем, вы убедитесь в этом сами, как и в том, насколько они соответствуют вашим представлениям о поэзии.

Несколько слов о языке моих стихотворений. Я стараюсь следовать примеру великих предков, избегая модных словечек и оборотов. Наблюдаемое ныне, особенно в социальных сетях, издевательство над «великим и могучим» не только ужасно огорчает, но и настораживает.

О каком патриотизме, о какой любви к Родине можно говорить, если мы не уважаем и не любим свой собственный, такой прекрасный, удивительно точный, тонкий в оттенках, такой потрясающе выразительный русский язык! Я резкий противник упрощения нашей речи, особенно ее тупого «англизирования». Конечно, в каких-то разумных пределах без этого обойтись нельзя, в специальной терминологии, например. Но совершенно неоправданным выглядит увлечение в последнее время чужими и неблагозвучными для русского уха терминами вроде «мерчендайзеров», «квестов», и прочих «лайфхаков». Или прилипчивая манера «красивости» в названиях самых обычных предприятий быта, в наименованиях магазинов. В свое время над подобным смеялись еще Ильф и Петров, помните – «извозчичья чайная «Версаль». Каждая лавчонка теперь не иначе, как «минимаркет!

Во Франции действует великолепный закон о защите родного французского языка. За использование в названии торговых предприятий иностранных слов надо платить приличный налог, а то и вовсе огромный штраф! Если уж мы завистливо смотрим на Запад, отчего не последовать за Францией? Теперь, после принятия поправок к Конституции РФ, в том числе о статусе русского языка, остается уповать на здравый смысл наших депутатов и повышение уровня образования молодежи. А также на великую силу самого великого и могучего русскогоого языка!

И еще. Я не смею называть себя поэтом. Но мои стихи написаны не по чьему-то заказу. Они совершенно искренние. Они – отражение моего видения мира и моей души.

А теперь о том, с чего все начиналось. Первые опыты написания неких рифмованных текстов относятся к тому удивительному периоду культурной жизни СССР, когда мы увлекались песнями Юрия Визбора, Булата Окуджавы, Высоцкого, слушали джаз и «Битлз» на «костях» – так у нас назывались подпольные грампластинки на рентгеновских снимках. Впрочем, совпадение было только по времени, не более того. О подражании не было и речи.

Собралась однажды компания молодых интеллигентных пар и возникло желание как-то нестандартно встретить Новый год (кажется, 1959-й). Меня попросили что-нибудь сочинить для домашнего «капустника», и жертвой моей иронии стал кандидат наук физик Орест. Тогда очень популярной была песенка про девушку Тоню и ее незадачливого поклонника («В одном отдаленном районе, двенадцатый дом от угла…). Поскольку я немного мог себе аккомпанировать на аккордеоне, я решил сохранить мелодию и написать свой текст. Смысл шутки вы уловите сами, поскольку обыгрывалось отсутствие у Ореста автомобиля (у остальных машины были). Получилось вот что.

В одной отдаленной эпохе, где сила царила и крест,
согласно седому преданью жил доблестный рыцарь Орест.
Имел он жену молодую, был строен, высок и плечист,
но не был Орест, к сожаленью, любитель-автомобилист.
И как-то случилося, братцы, я сам до сих пор не пойму,
доверил Орест покататься с женою дружку своему.
Завел тот мотор кадиллака, доспехи в багаж побросал
и, хлопнувши дверцей небрежно, жену молодую умчал.
Хватился Орест, но уж поздно – растаял бензина дымок,
хотя и ругался он грозно, но слез удержать он не смог.
В любви надо действовать смело, машину иметь самому
И это серьезное дело нельзя доверять никому!

Прости меня, Орест! Шутка получилась не очень доброй (Орест был отнюдь не высок, а напротив небольшого роста и полноват), к тому же довольно скоро с женой они разошлись… Но тогда я сорвал первые аплодисменты, что и подвигло автора на сочинение других шуточных песенок. Тексты их не сохранились, но помню, что они были не такими обидными для адресатов.

А вот с тем, как слово может задеть очень сильно, я и мои сослуживцы по институту Гипрогор столкнулись позже. Спустя несколько лет после первого опыта сочинительства я готовил тексты к «капустнику» для одного из праздничных вечеров (сейчас такие вечера называют корпоративами, но мне почему-то ужасно не нравится это нерусское слово).

Решено было затронуть в выступлении тему давно не ремонтировавшегося паркетного пола в коридоре института. Завхозом тогда был у нас неплохой, в общем, товарищ по фамилии Игнатьев. И вот выходим мы на сцену актового зала и хором поем такие частушки:

Каблучки, эх, стучат и ломаются,
В коридорах народ выражается.
Вспоминает паркетчика и мать его
И хозяйственника, эх, Игнатьева!

В нашем исполнении прозвучало не «Игнатьева», а «эх, и гнать его»… Директор наш Ян Алексеевич Аир-Бабамян был крут и на эту критику отреагировал… увольнением бедного завхоза! «Что ж ты, Володя, так меня подвел, – упрекал меня Игнатьев, – не ожидал!». С тех пор я понял, что со словом нужно обращаться очень осторожно.

Шло время, сочинялись какие-то еще шуточные и поздравительные стихи. Спустя несколько лет мой брат Павел, окончив институт, получил назначение на работу в одно из советских учреждений в Ираке. Из Багдада он прислал свою фотографию на одном из мостов через реку Тигр. В ответном письме я написал ему следующие строки:

По знойным пескам вавилонской земли
три старых шумера уныло брели.
Присел где устало один наугад,
основан позднее был город Багдад.
Столетья летели, пылили пески,
калифы в гаремы ходили с тоски,
и крик муэдзинов протяжный и звонкий
над городом плыл паутиною тонкой.
По улочкам узким, во мраке сокрытым,
Гарун-ар-Рашид ковылял инкогнито,
изящную вязь прихотливых узоров
чеканщики ловко гранили и споро.
Расплавленным золотом солнце сияло,
купцы предлагали товар свой устало,
и оживлялся тогда только город,
когда все ловили багдадского вора…
Но в веке двадцатом не та уж планета.
За пляской реклам не видны минареты,
и только турист утомленный спешит
седых усыпальниц потрогать гранит.

На площади круглой толпятся машины.
Над древней столицею запах бензина.
Лишь небо, по-прежнему сине и знойно,
в фонтаны дворцовые смотрит спокойно.
Как черные полосы шкуры звериной