Земля Обетованная

– Сказал, что если я с ним не пойду, то он изнасилует меня тут же, на кухне.

Я задохнулся от такой наглости.

– Бедная девушка, – сочувственно произнес доктор Даппертутто, – понимаю ваше состояние. Вижу, этим утром вы натерпелись страху. Ступайте, отдохните.

Лена, не поднимая головы, вышла из столовой.

– Ну, как, видели, каков голубчик? – злорадно воскликнул доктор Даппертутто, обращаясь к моим судьям. – Помимо того, что он негодяй и лжец, он, вдобавок, ещё и насильник. Силой хотел увести девушку на растерзание. Нет, что ни говорите, но он заслуживает казни.

Я сидел за столом, уронив голову на грудь, избегая смотреть кому-либо в глаза.

– Но, может быть, на первый раз его простим? – робко произнес апостол Константин. – Он, наверное, сам не ведал, что творил.

– Как это простим? – воскликнул доктор Даппертутто. – Разве мы можем с сегодняшнего дня спокойно спать с ним под одной крышей, когда он ночью, крадучись, как вор, спёр у нас, у вас из-под носа самое драгоценное, что мы имеем? И отпустить с миром мы его тоже не можем. Где у нас гарантия, что он не вернётся и не завладеет нашим имуществом?

– Но начинать нашу цивилизацию с казни – тоже не дело, – сказал помрачневший Дионис. – В моей жизни был такой случай. По нечаянности я укокошил одну девушку, так вот за её убийство казнили совсем другого человека. Судьи не разобрались. С тех пор я и начал пить.

Все с ужасом посмотрели в сторону Диониса, но он, как ни в чём не бывало, продолжал:

– Дела давно минувших дней, всё это в прошлом. Но я против любого вида казни.

Его поддержал Леветатор:

– Я тоже против такого приговора. Судьи, выносящие смертный приговор, рано или поздно сами вцепятся друг другу в глотки. За одно убийство меня упрятали в сумасшедший дом, а потом оказалось, что его совершил сам прокурор.

– И что же было потом? – воскликнули все почти хором.

– Этот прокурор повесился.

– А я часто вижу души осужденных по ошибке на казнь, которые взывают к справедливости, – подал свой голос молчаливый слепой.

– В статусе нашего общества казнь не предусмотрена, – твердо заявил математик. – Как мы решили вчера, за одну и ту же провинность члену нашего общества дважды выносится порицание, на третий раз его просто изгоняют из общества. Вот и всё. Ни о какой казни речи не может идти.

– Грешно убивать живое существо, – добавил буддийский монах Золотой Дракон.

– Я тоже против, – сказал Грек-философ.

– Нельзя нам с самого начала зарождения нашей цивилизации скатываться до кровожадных животных инстинктов. Если мы начнем с казни, какой же мир мы построим? Правы были древние римляне, говоря: "Quae fuerant vitia, mores sunt". (Что было пороками, то теперь нравы.)

Почувствовав настроения сограждан новой цивилизации, доктор Даппертутто тут же изменил свою политику.

– Милостивые господа, – начал он примирительным тоном, – говоря о казни, я не имел в виду, что обвиняемого нужно казнить окончательно.

– Как же это? – удивился добродушный Леветатор. – Может быть, вы хотели предложить перебить ему конечности и оставить так мучиться, пока он сам не умрёт?

Впервые в своей жизни доктор Даппертутто растерялся. Было видно по его глазам, как в его мозговой коробке со стремительной скоростью прокручиваются варианты ответа. Но это длилось всего какие-то доли секунды.

– Я просто хотел его припугнуть от нашего имени.

Все облегчённо вздохнули. Я почувствовал, словно гора с плеч упала вместо моей головы. Потерпевший фиаско, доктор Даппертутто тут же объявил:

– Давайте окончательное вынесение ему приговора отложим до завтра, а сегодня препроводим его в темницу и попросим наших любезных охранников стеречь его до утра, как зеницу ока.

Одержавшие над председателем победу судьи не возражали, и Грек-философ с Дионисом под своей охраной отвели меня обратно в тёмный чулан.

Я повалился на груду тряпья, как скошенный сноп, ноги меня не держали, моё сердце погрузилось в тоску и печаль. Как она могла обо мне такое сказать? Обида душила меня, к горлу подступали рыдания. Вскоре, разбитый телом и душой, я забылся тяжёлым сном. Мне снилось, как философы укладывали мою голову на плаху и спорили между собой, вырывая друг у друга топор.

Меня разбудило лёгкое прикосновение к плечу. Я открыл глаза и увидел Лену, склонившуюся надо мной. В руках она держала свечу. Приставив палец ко рту, она прошептала:

– Тсс! Я только что усыпила Диониса, подарив ему бутылку вина. Ты уж прости, что я наговорила на тебя там, на суде. Но я это сделала для того, чтобы они не заподозрили меня и тоже не заключили под стражу. Надеюсь, что наш сегодняшний побег будет более удачным.

Я вскочил на ноги и от радости заключил её в объятия.

– Лена, милая, какая ты молодчинка!

И я хотел поцеловать её в губы, но она легонько отстранила меня и сказала:

– Сейчас здесь не место и не время для этого.

Мы тихонько выбрались из чулана, прошли на цыпочках мимо спящего Диониса и вышли во двор. Стояла глубокая ясная ночь. На небе горели звезды. Луна благосклонно посылала нам свои лучи, добровольно взяв на себя роль нашего проводника-фонарщика.

VI. Побег с Еленой Прекрасной

Лена скормила приготовленный кусок сырого мяса Диогену, и тот, даже не тявкнув, беспрепятственно пропустил нас в поле. Вместо прежнего маршрута мы выбрали более короткий путь до границ тумана, но более длинный до железнодорожной станции. Отправившись на северо-восток, мы намеревались, достигнув бурятского села Оймур, указанного на карте 1834 года, которую Лена обнаружила в библиотеке, в камере-обскуре на втором этаже особняка, повернуть на юг и под прикрытием ночи и густого тумана через русские сёла Дубинино, Инкино, Шерашово и Манжею выйти к селу Кудара, а затем уже двигаться знакомой дорогой до станции Тимлюй.

На этот раз Лена хорошо подготовилась к побегу, она собрала два рюкзака, положив туда еду и всё необходимое.

Мы прошли, не спеша, мимо шаманской юрты. От Петрушек до села Оймур было не более шести-семи километров. С самого начала пути мы берегли силы, не бежали, словно угорелые, как накануне утром, когда пустились в бега, забыв обо всём на свете. Часто останавливались, сверяя свой маршрут с картой. Вся долина до Байкала погрузилась в сон. Спали строители нового мира в своем зарождающемся очаге цивилизации в пансионате "Петрушки", спал шаман в юрте на своём средневековом стойбище. Луна отражалась рассеянным светом от поверхности озёр Глухой Сор, Масовое и Цаган. На северо-западе светились своими водами ещё три озера, расположенные друг за другом: Кислое, Харахойкинское и Курное. Над Байкалом по-прежнему стояла стена плотного тумана. Тени от редких кустов ложились чёрными пятнами на белую солончаковую землю. Травы почти не было видно.

Подойдя к границе густого тумана, мы с Леной переглянулись и, взявшись за руки, как маленькие дети, и набравшись мужества, ступили в неизвестность. Некоторое время мы брели ощупью, как слепые. Предусмотрительная Лена по дороге подобрала палки, которые нам сейчас очень пригодились. Мы ступали по мягким кочкам, спотыкались, падали, поднимались и шли дальше. Вскоре мы ощутили под ногами твердую почву. Диск луны совсем увяз в плотном тумане, и нас окутала белая непроглядная темнота. Боясь, что мы можем начать кружить по кругу, я остановился.

– Что случилось? – спросила Лена.

– Но у нас нет компаса. Как мы дойдем до Оймура? Мы же можем заблудиться.

Лена задумалась. Я пытался рассмотреть её фигуру, но дальше локтя своей вытянутой руки ничего не видел.

– Зря мы отправились с тобой, – сказала она. – Надо возвращаться.

Это меня взорвало.

– Ты, что же, собираешься со всеми спать подряд! – вскричал я, но тут же осёкся.

Лена молчала. Я пожал её прохладную руку и извинился.

– Если ты не хочешь, чтобы я это делала, придумай что-нибудь, – сказала она спокойно.

Я снял с себя свитер, намотал его на конец палки и поджёг, как факел. Темнота чуть-чуть отступила, я мог видеть Лену, под ногами образовался светлый полукруг, идти стало легче.