Секундант Его Императорского Величества

– А вопросов не будет, почему об этом не заявляли раньше? – вставил Белов.

– Может, и можно, – передразнил Сажин, – но это зависит от того, насколько большое дело вы собираетесь провернуть. Чем больше дело, тем масштабнее перемены. Это не мы придумали. А вопросов не будет…

– Вот Пушкин и современник… Тут до Пушкина-активиста недалеко! – весело провозгласил Белов.

– Ничего святого у этих людей! И как я не догадался? – будто сожалея, сказал Гребнев и тут же спросил: – А есть сомнения, что гибель Пушкина на дуэли – случайность, то есть дело случая, что пуля Дантеса убила Пушкина?

Друзья уже не обратили внимания на поворот темы. Белов обрадовался новой вводной и подхватил:

– Почему нет? Случайности разные бывают. Например, всё подготовлено и случайность только в том, чей выстрел окажется раньше. Один допускает, что может быть убит, если выстрелит вторым, а другой твёрдо знает, что обязан стрелять первым.

– Не умничайте, – опять вступил в разговор Сажин. – С делами по истории надо работать аккуратно. Общим правилом подхода должно быть: «углубляться не стоит». Менять историю вредно – утрачивается основа и сотрясается действительность. Чтобы напрасно не тратить время, следует себе напоминать, что случай в истории всегда присутствует и заранее его не предугадаешь, а логически потом не объяснишь.

Гребнев решил, что дальше углубляться не стоит.

Захотели чокнуться и выпить, но коньяка в рюмках не оказалось. Разливая его, вспомнили про мясо. Выпили, затем на большое блюдо сняли ноги с шампуров и пошли в дом.

После явления друзей женщины поняли, что мужья изрядно накачались спиртным. Сажин, как улику, держал в руке почти пустую бутылку коньяка, Белов нёс рюмки, а Гребнев – блюдо с мясом. Мужчины выглядели ещё бодро, вечер продолжился за столом.

Бараньи ноги на углях получились неплохо и распространяли аппетитный аромат. Все с удовольствием ели горячее мясо.

Гребнев опять проявил инициативу и рассказал о своём наблюдении за посетителями ресторана «Кафе Пушкинъ». Поведав о своих впечатлениях, немного утрируя и посмеиваясь, он заметил, что все посетители по внешнему виду благородством не отличались и вряд ли претендовали на дворянский титул.

– У нас высшего общества не осталось? – спросил Гребнев и принялся вытрясать на тарелку любимый соус сацебели.

– А что тебе дворяне? Мог бы крестьян на рынке поискать или рабочих в автомастерской – результат тот же. Дворян быть не должно, аристократов тем более, и не надо их искать. Общество у нас есть какое хочешь, – серьёзно ответил Сажин.

– Дворян быть не должно, хотя какие-то есть, но они сейчас не при деле, – заметил Белов, – венчаются в Исаакиевском соборе в Санкт-Петербурге в сопровождении почётного караула и выписывают желающим справки о титулах.

– Сейчас не при деле, а завтра кто знает… – добавил Сажин, но потом внимательно посмотрел на Гребнева и сказал: – Дворяне разные были. Тебя какие интересуют?

– Меня – те, кто разбирался в вопросах оружия и чести, – словчил Гребнев.

– Эти давно истребили сами себя, – нравоучительно высказал Сажин и продолжил: – И кто тебе сказал, что дворяне отличались чистотой в нравственном отношении? Анонимки Пушкину кто писал, не дворяне?

Гребнев признал, что анонимки – это плохо и что автора искали, конечно, в дворянском кругу высшего общества, но не нашли.

– Не нашли… в дворянском-то! – подняв указательный палец, как будто торжествуя, сказал Белов.

– Искали плохо или делали вид, что искали, – невозмутимо стал объяснять Сажин. – Помнится, анонимок там разослали штук пять-десять. Это какую работу провели: писать и переписывать один и тот же текст десять раз! Вы вопросом задайтесь, кто на такое способен в наше время? В наше время индивида, который собственноручно напишет и девять раз перепишет небольшой текст с гадким содержанием и потом в виде анонимки распространит его среди знакомых, опознают через десять минут без экспертиз: анонимка у него на лице засветится. К тому же и обществу заранее известно: мерзавец – это он. Всех же видно. Люди измельчали… А раньше разве по-другому работали или методы другие применяли? Искали и не нашли… Вы сейчас следователя спросите, если искали и не нашли, то что значит?

– Виктор, ты что распалился? – неожиданно произнесла Ирина, жена Сажина.

За столом никто не ел, все смотрели на него и слушали его монолог, даже подростки Коля и Катерина. Сажин всем видом изобразил, что ему закрывают рот.

Гребнев тут же привстал со стула и стал спрашивать: не налить ли кому минеральной воды? Предлагая и доливая в бокалы боржоми, про себя он напрасно надеялся, что Сажин закончит начатую мысль. Светлана в это же время уже предлагала гостям перейти к десерту.

– Давайте я вам историю расскажу, – подхватил разговор Белов. – Звонит мне в прошлом году с окраины директор завода и говорит, что нужно ему написать для человека поздравление по случаю юбилея, но на английском языке. Англичанин ему что-то поставлял в обход запретов. Говорит, что всё согласовал, одобрение получил. Дело важное и нужное, но проблема с текстом на английском. Необходимо не только грамотно всё сочинить, но и текст составить так, чтобы отвечал требованиям самого современного европейского корпоративного стиля, чтобы не выглядело как из дальней колонии. Обращаться к своим в регионе не хочет – сделать правильно не смогут и всё разболтают. Разобраться просит меня. Я соглашаюсь.

Теперь все за столом смотрели и слушали Белова.

– Сижу и думаю: аудиторов-консультантов или адвокатов английских нет, позвоню в МИД. Набираю своему человечку. Отвечает: «Напишем грамотно, по самой высокой дипломатической форме, но корпоративный стиль не гарантируем». Звоню людям в нефтяную компанию, предлагаю: «Вы с англичанами СП имели, знаете, как надо. Напишите». Говорят: «Напишем с учётом последних тенденций корпоративного стиля, но за грамотность в нюансах не отвечаем, потому как за своих носителей языка не ручаемся». Звоню знакомому олигарху, спрашиваю: «Секретарша твоя, англичанка, не сбежала? Пусть напишет». Он отвечает: «Напишет, конечно, но я не корпорация, у меня и стиль, и грамота свои». Угадайте, кто для меня поздравление писал?

– Собрали всех в одной комнате! Профессор из МГИМО! Переводчик из издательства! Из Англии кто-то прислал! В интернете взяли! – раздались варианты слушателей.

Гребнев сказал:

– Мне бы написали те же англичане-аудиторы и адвокаты, скажем, в Армении.

– А мне бы всё написали здесь, в посольстве Великобритании, – произнёс Сажин, и все засмеялись.

– Угадали, так и было, – согласился Белов, кивая в сторону Гребнева и Сажина.

– Принесём кофе, – сказала Светлана, и женщины удалились за кофе и десертом.

Мужчины чокнулись рюмками и выпили коньяк.

Потом пили «кофе с любовью», то есть с пенкой, и ели ванильное мороженое. Кофе придал бодрости, но языки давно заплетались, и хмель всё больше брал своё. Разговор замедлился и утратил характер интересного общения.

Время было позднее, вечер подошёл к завершению. Вызвали такси, и гости стали собираться домой, каждый не забывая захватить полученные подарки. О чём всё это время проговорили Катерина и Коля, их отцы остались непосвященными.

– Зачем ты устроил нам урок литературы? – спросил Белов Гребнева на выходе из дома.

– Проверить знания всегда полезно, – отшутился Гребнев.

– Не литературы, а истории, – поправил Сажин.

– Зима приближается! – глядя в небо, торжественно провозгласил Белов и выпустил изо рта облачко пара.

– Я бы сказал: зима будет большая, – ответил ему Сажин.

– Так где тебе письмо писали? – негромко спросил Гребнев Белова.

– Где писали – я не знаю, – так же негромко ответил тот, – но помогли и прислали с самого верха, а я потом месяц отрабатывал – анализировал статистику настроений избирателей по всей Сибири.

Сажин, прощаясь с Гребневым и склонившись, чтобы слышал только он, произнёс:

– Далеко не углубляйся, а то выйдешь через задний проход. Это не я сказал.

Гребнев подумал: «Знаю, что не ты».

Когда, проводив гостей, он и Светлана вернулись в дом, жена спросила: зачем они с друзьями напились? В ответ Гребнев промычал что-то в смысле «просто хорошо посидели», и она отложила разговор до утра.

Олег Петрович сосредоточенно проследовал на кухню, где ему налили стакан чая.

Светлана и Катерина стали убирать следы застолья, и через некоторое время комната приняла близкий к обычному, но ещё праздничный благодаря ёлке вид. Гребнев благоразумно решил, что жена и дочь справятся без его руководства, а сам он должен перевести дух.

Он сидел за столом на кухне, перед ним стояла чашка чая, взгляд его обратился в себя. Тихо урчала посудомоечная машина, отмывая тарелки от праздника. Олег Петрович понимал, что Светлана права, – он чувствовал, что перебрал со спиртным. Опьянение не было тяжёлым, и спать после кофе не хотелось, но делать что-то, например помогать жене с наведением порядка или разговаривать о чём-нибудь с семьёй, ему не представлялось возможным. Большее, на что он годился, – сидеть за столом и делать вид, что пьёт чай. В его голове, как и следовало, кружилось всё, что в ней имелось.