Змеиный узел

– Ту-тук-тук-ту тук-тук-тук тук-тук тук-тук-тук тук-тук-ту ту-ту.

– П-о-м-о-г-и, – вслух прочел я.

Птица, услышав это, внезапно расхохоталась и улетела. Я, повозившись со шпингалетами, открыл окно. На подоконнике лежали две кучки свежих сосновых опилок. Свет фонаря отражался в зубьях лежащей под окном бороны – мать так защищала дом от нечисти.

****

– Здравствуйте, Андрей Иванович. Вы просили прийти.

– Здравствуй, Виталий. Проходи, присаживайся. Спасибо, что пришел. Рассказывай.

– Что рассказывать?

– Все рассказывай, тебе есть, что мне рассказать, – он пристально смотрел мне в глаза. – Разговор это не для протокола, он останется между нами, так что можешь не стесняться и не врать.

– А с чего начать? – хотелось отвести взгляд, но я пересилил себя.

– Начни с пожара в погребе Родиных.

– Насчет погреба… Мы не специально, просто бензин сильно полыхнул. Еле выскочили, а он сгорел. Нас потом Вера Андреевна чуть не убила.

– А что такого вы с бензином в погребе делали?

– Мы, – я потупился, – хотели демона вызвать.

– Х-м…

– Ну, вроде как в шутку. Нарисовали пентаграмму куриной кровью…

– Кровь откуда?

– Мне тогда мать курицу поручила зарубить, я зарубил и подвесил вниз шеей над банкой – кровь стекла в банку.

– Ты всегда курей рубишь?

– Да, мать боится, а отцу некогда.

– Про пентаграмму откуда узнал?

– У матери есть книги старинные, от ее отца остались. Он вроде колдуна был деревенского. Из книг я и вычитал.

– Любознательный ты. Так что там с демоном?

– В общем, дело было так.

– Зажигай свечи! – командовал я, подглядывая в набросанный в ученической тетради в клетку конспект ритуала.

– Да зажигаю я, – чиркал спичками Андрюха. – Спички плохие.

– Не так зажигай, против часовой стрелки зажигай!

Головка спички, отскочив, попала в пластиковую канистру с бензином, стоявшую на ступеньках. Послышался хлопок и пламя облило ступени.

– Бежим! – заорал я, отбрасывая тетрадь и хватая за рукав Андрюху.

Опалив брови и часть волос на голове, вытащил ошалевшего друга на улицу.

– Погреб! – рванулся он обратно. – Надо затоптать огонь!

– Ведро ищи и воду набирай! – скомандовал я.

Пока он бегал за ведром, загорелись сухие деревянные стены и потолок.

– И когда это было? – уточнил Андрей Иванович.

– В декабре, двадцать второго – как раз в день зимнего солнцестояния.

– Попало вам от родителей?

– За погреб Андрею запретили отмечать день рождения. Пришлось в бане Родиных справлять с тремя банками самогона, флягой браги и большим тазом забродившего березового кваса.

– И это все? – спросил Андрей Иванович. – Я про погреб, а не про закуску.

– Где-то через месяц, это получается в январе, на крыше конторы стал по ночам появляться какой-то странно одетый карлик. Мочился на прохожих, матерился прокуренным басом и блеял, как козел у таджиков.

– Мальчик? Он тогда еще жив был?

– Да, Мальчик. Он в марте где-то удавился.

– А точнее когда? Не помнишь?

– В начале марта, мне кажется. А это важно?

– В таких делах важно все, – следователь что-то пометил в блокноте. – Продолжай, ты прямо как книгу рассказываешь – заслушаться можно.

– Андрюха прибежал к нам домой: Слышал, на конторе какая-то тварь завелась? – спросил он.

– Да ну, брехня это все, – отмахнулся я.

– Не брехня! Вова-Клопик видел, и Сашка Газон, и Васька Жарик и Машка видели и Куприянов Сашка, – начал перечислять Андрюха.

– Кто это такие? – вновь уточнил Андрей Иванович.

– Клопик – кинобудчик наш, он же почтальон Печкин; Сашка Газон и Жарик на одной улице с таджиками живут, только к карьеру ближе; Машка – это бабки Максиманихи средняя дочка; Куприянов – сосед, что через дорогу он нас на углу жил, который сгорел, – перечислил я.

– Куприянов тоже видел этого карлика?

– Андрей мне так сказал, я сам не знаю, если честно.