В поисках отражения луны

Не успел я задуматься, как Николай пришёл. На этот раз с двумя чайниками. И опять удалился. Принёс две вазы, в одной печенье, в другой бублики. Разлив чай по чашкам, уселся на диван.

– Я вспомнил город, – начал Николай. – Который названием похож на посуду. Сковородино. Правильно?

– Верно! – Улыбнулся я и взял чашку с чаем.

– Мы жили в Благовещенске тогда. Нас было в семье четверо детей. Самый старший из нас, Лёня, родился он в 1926-ом году. В 1930-ом, родилась Галина, после неё сразу в 1931-ом на свет появилась Анна. Я самый младший, – родился я в 1940-ом, и, время было уже не весьма простое. До войны оставалось семь месяцев.

И вот сорок первый год. Наша семья прожила вместе ещё одну зиму и весну. Летом отца мобилизовали, и для нас началось трудное время, когда в сорок втором пришла похоронка, – отец погиб – их отряд попал под минометный обстрел. Мать еле справлялась. Шутка ли, четверо голодных детей. Если бы не старший брат, мы все умерли бы с голоду. То он ни понятно, откуда приносил продукты, то какую-то одежду. Даже привёл как-то козу. Мать очень сильно обрадовалась. Всё-таки, как не крути, постоянно в доме молоко.

Наш дом находился неподалёку от железной дороги. В тех краях печи топили дровами, если до войны с топливом проблем не было, то во время войны собирали, что придётся. Часто это были сырые дрова, а порой и вовсе не дрова, – всё, что попадалось, шло в печь. Паровозы – вот что стало нашим спасением – уголь, на котором они ходили. Брат с сестрами (я был ещё мал) ходили на железную дорогу с мешками и воровали это самое паровозное топливо. Часто приходилось убегать. Бывало, бежали вместе с мешком, а бывало, бросали и приходили домой ни с чем. Но однажды в нашем доме появился ещё один житель. Брат привёл мальчишку, лет пяти, возрастом. Мать сначала осерчала, но, когда увидела, что мальчик не по годам пронырлив, успокоилась. Малец, по правде сказать, и не знал какого он возраста. Уже, как год он выживал сам, старался ночевать там, где было теплее, искал места, где могли накормить и быстро старался сбежать. Когда он пришёл к нам, то почувствовал себя, как дома. Во всём старался помочь. Если брат куда-то шёл, чтобы что-то добыть, не сидел, отправлялся с ним, – и при этом не был везде мешающим хвостом, но, бывало, брал на себя гораздо больше и отличался настырным характером. За него стали все переживать потому, что лез часто на рожон.

И вот случилась беда. Очередной раз они пошли за углём. Набрали два мешка и, принялись тащит. Ноша оказалась в тот раз слишком тяжёлая, и нести её было неудобно, передвигались медленно. Их заметили. Следовало всё бросить и бежать домой. На такой случай была особая дорога, куда и побежали сразу сёстры. Филя же, так звали найдёныша, вцепился в мешок и не хотел его отпускать. Лёня уговаривал его всеми силами, чтоб тот бросил ношу. Погоня была близка. И в тот момент, когда Филя согласился с Лёней, бросив чёртов мешок, побежал за ним. Лёня двигался чуть впереди и периодически оборачивался на Филю. Тот старался не отставать. Им пришлось перелезать через вагон. Старший брат быстро спрыгнул, пересёк соседнюю линию и его окатило потом. Сзади него уже мчался состав, а когда он обернулся, то увидел перерезанного пополам Филю.

Лёня бежал тяжёлыми ногами, с глаз градом лились слёзы, он не помнил, как очутился дома. Для всех, гибель Фили, была большим ударом. Брат с сёстрами две недели не ходили за углём. Топили, скудными остатками, а бывало, вовсе не топили, экономили, – оденемся и сидим все вместе на одной кровати.

Лёня мечтал художником стать. Говорил: «Вот война закончится, уеду в Ленинград, поступлю в художественное училище». Но до этого конца надо было дожить.

– А немцев, как пережил город?

– Немцев в Благовещенске не было. Там сначала воевали с Китайцами, потом с Японцами. Слышали о так называемой Российской фашистской партии?

– Нет!

– Ну, так вот она была. В тридцатых годах накалилась обстановка за Амуром – в Маньчжурии стали вновь активно действовать японцы, захватившие её в 1932 году. Они консолидировали свои усилия с русскими эмигрантами для захвата власти на территории Амурской области. В ходе войны, Благовещенск отправлял по всем фронтам мобилизованных и добровольцев. А в 1945 наша армия разгромила места японской дислокации на территории Маньчжурии. На набережной стоит памятник – «бронекатер».

Честно говоря, я мало что о войне знаю. Из учебников истории кое-что. И то, в такие подробности не вдавался. Говорят, что мы воевали не только с немцами, но и с итальянцами, и, конечно же, с японцами в то время. А вообще это очень страшно. Кому-то, что-то надо, а большинство от этого страдает. Как, например семья Николая, а сколько ещё таких семей.

– Мы, чтобы выжить, – продолжал Николай, – много чем занимались. Летом мы собирали гвозди.

– Гвозди?!

– Да, гвозди. Собирали везде. Чаще по старым заброшенным сараям, избам. Где, какая доска попадётся, тащили домой, гвозди вытягивали, дерево на топку складывали. Затем гвозди прямили, чистили, сортировали по размерам, заворачивали в газеты или связывали бечёвкой и несли на рынок продавать. Уже можно было за эти деньги купить крупы, муки, кусок хлеба.

Позже Лёня придумал кровати железные собирать. У отца кузня была. Когда он на войну ушёл, она закрытая стояла три года. Лёня тогда подошёл к матери и попросил разрешения открыть кузню. Мать задумалась и долго сидела в мыслях, с её глаз текли слёзы, а лицо оставалось неподвижным, словно застыло в том промежутке времени. А может, и само время тогда замерло, и земной шар перестал вращаться. Ясное дело – она вспоминала отца. Потом она посмотрела в глаза своего старшего сына и сказала, что он сильно похож на своего отца и, как она всех нас любит. Мы все плакали, но были счастливы потому, что были вместе.

Лёня открыл кузню, все вместе навели там порядок. Когда была сделана и продана первая кровать, нам показалось, что мы стали богачами. Конечно, на фоне пережитой нищеты…

Николай разлил чай по чашкам, снова накрыл заварник полотенцем и, усевшись поудобнее, продолжил:

– Важно ли всё это помнить? Как вы думаете, Макс? – Николай вдумчиво посмотрел мне в глаза. Такой взгляд явно ждёт ответа, который согреет душу. Я задумался.

Ведь с одной стороны, за прошлое цепляться нет смысла, если оно нас не учит быть настоящими, другое дело, когда благодаря определённым воспоминаниям мы ценим каждый миг, прожитый сегодня. И совсем иное, когда человек безразлично относится ко всему, что проживает, он, как пустая болванка, без мозгов и без сердца.

– Я думаю, такое забывать нельзя ни в коем случае.

– Хорошо, что вы так рассуждаете, Макс. Сегодняшнее поколение живёт одним днём.

Опять одна и та же тема рассуждения поколений о поколениях. Ещё классики писали. Вспомнить Михаила Юрьевича с его «Героем нашего времени», как старики хаяли молодых. Им просто не живётся больше на полную катушку, а созданное новое за гранью их понимания. А плохие представители были во все времена.

– Не подумайте, Макс, что я сейчас рассуждаю, как все старики. Нет. Знаете, когда мы боролись за жизнь, то не думали, что чем-то отличаемся от предыдущих поколений, – все были равны, – как в истории с Филей. Сейчас молодёжь имеет всё и в то же время им без конца чего-то не хватает.

– А потом, что было с вашей семьёй?

– Мать боялась, что Лёня на войну уйдёт. Боялась, что его мобилизуют. Боялась, что уйдёт добровольцем. Если бы Лёня ушёл, мы не смогли бы выжить без него. А возраст у брата был призывной. Повестку тогда ему принесли. Мать тогда взмолилась всеми силами.

«У нас таких много». – Холодно ответил майор, когда Лёня пришёл в военкомат.

Так вышло, что у брата в документах год рождения написан не 1926, а 1927. И призвали его в 45-ом. Произошло чудо. Когда брат пришёл очередной раз к военкому, все радовались, но не тому, что пришёл Лёня, а тому, что объявили конец войне. Брата признали кормильцем семьи и освободили даже от службы в армии. Я не знаю, какие там силы, – Николай указал пальцем в небо, – распорядились, но мать весь день ходила, шевеля губами, осеняя себя крестом. Лёня ей говорил: «Мама, ну прекрати ты уже, всё хорошо…». А она на него посмотрит и слезу пускает.

Война закончилась. В Благовещенске мы пожили ещё года два. Было нелегко, но удалось скопить денег. И мы уехали в Ленинградскую область. Меня с сёстрами отправили учиться в школу, а мать с Лёней пошли работать в колхоз. Лёня освоил трактор, а мама стала дояркой. Так мы дожили до 51-го года.

– А в Благовещенске кто-нибудь остался?

– Мать говорила, что там жил родной брат отца, которого застрелили японцы, по-моему, в 35-ом. У него был один сын. Тот самый двоюродный брат, который потом пропал в Греции. Но как-то так вышло, что с ними мы не поддерживали тогда отношений. Лишь, когда надумали уехать, пришла тётка. Мы не знали, кто она, а мама её сразу узнала, они долго разговаривали. О чём, мы не знали. Мать нам рассказала, что это жена нашего дяди Жени, брата отца. Она вышла замуж и была на сносях. Тогда она попросила забрать с собой её сына и дала на него денег. Наша мать долго сомневалась, но потом согласилась. Он поработал какое-то время вместе с Лёней в тракторной бригаде, потом уехал в Ленинград и устроился там на какой-то завод. Он к нам иногда приезжал.

В колхозе за матерью один бригадир ухаживать стал. Мать поначалу противилась, мол, не до того, но ей Лёня сказал, что так и так, человек ведь хороший, а она ещё молодая женщина. И жизнь продолжается. Бригадира этого звали Дмитрий Иванович. К Лёньке относился с большим уважением, к нам, как к детям своим отнёсся, а мать нашу полюбил до безумия, – от того и Лёнька на мать давить стал, чтобы та замуж выходила. Мама тоже чувства стала к дяде Мите питать. Она поменялась сильно, стала себя вести, как женщине подобает, мы её такой никогда не видели. Так и вышла за него замуж.

У Лёни с маминым замужеством возможности учиться появились. Дядь Митя сам как-то Лёньке говорит: «Лёнька, а ты учиться-то хочешь?» – Конечно, брат хотел учиться, только на его плечах семья наша большая лежала, пойди он учиться, но семье туго пришлось бы. «Я художником стать хочу, как дед мой знаменитый». – Отвечал Лёня. «Дааа! Наслышан я о твоём деде! Ну, так, стало быть, пора и тебе в «колесницу знаний» становиться. Мы с твоей мамкой справимся без тебя.» Лёнька взглянул на него с каким-то сомнением. «Ты чего это, во мне сомневаешься, что ли…?» – начал было серчать дядь Митя. «Нет!» – поспешил успокоить его мой брат. «У меня то и школа не закончена…». Дядь Митя на это заулыбался. «Ах, ты об этом! Ну, иди в вечернюю школу, там вон любого возраста берут. Сейчас время у нас такое, – всех доучивать надо!»

И Лёнька, проучившись два года в вечерней школе, уехал в Ленинград и там поступил в художественное училище. Ну, а ещё так вышло, что рядом двоюродный брат с ним жил. Донимать его стал, что Лёнька типа ерундой занялся, – художником стать решил. Мой брат на него не обращал внимания, лишь вскипел: «Слышь, Юра, ты меня в край доставать начал. Если ты решил всю жизнь заводу отдать, я, что, к тебе, как к великому пролетарию прислушаться должен?» На то время, те, кто трудился на заводах, в особом почёте были, они главное благо для страны Советов делали. «Вот ты, как заговорил?» – Начал Юра и, Лёня понял, что сказанным сделал большую ошибку. Великим дружелюбием Юра не отличался и в дружбу с Лёней никогда не впадал. Зато партбилет на руках имел, и отличия в партии имелись, потому прислушивались к таким, как Юра там на раз. Лёне предлагали комсомольцем стать, но он отказался, поэтому и прицепились к нему с особой тяжбой, когда Юра на него накапал. Комиссар хорошей девушкой оказалась. Она позвала к себе Лёню, и у них состоялся долгий разговор перед тем, как его вызвали на собрание. Елизавета настояла на его вступлении в ВЛКСМ. И долго объясняла, что и, как правильно говорить на собрании. В противном случае полетела бы Лёнина учёба к чертям собачьим. Да, Елизавета, как подобает комиссару, на собрании была весьма строга. Лёня, хотел под землю провалиться, но держался до последнего и сделал всё, как велела Елизавета. С Юрой Лёня больше не общался, хотя встречались они часто мимоходом на улицах Ленинграда, отворачивались и шли каждый своей дорогой. Лёня стал комсомольцем и стал регулярно видеть Елизавету. Они часто после собраний шли вместе домой. С каждым днём эти прогулки становились продолжительнее. И, в конце концов, Лёня признался в любви Лизе. Она долго на него молча смотрела и, наконец, сказала, что полюбила его уже давно. Не переживала бы так сильно, когда ему грозил вылет из училища. Лиза призналась ему, что на самом деле органически не переваривает сексотов[12 - (сокр.) – (секретный сотрудник) – осведомитель правоохранительных органов (ВЧК, ОГПУ, НКВД), работающий под прикрытием. Слово ставшее образцом «советского новояза», но имевшее начало в царской России.], и чувствует к ним отвращение, но поделать с этим никто ничего не мог – меры контроля.

Спустя какое-то время Лиза и Лёня поженились.

Свадьбу сыграли в колхозе. Мама рада была до беспамятства. Дядь Митя со свадьбой сильно помог. Гуляли всем колхозом.

Мамка беременная тогда была, – со дня на день должна была родить, и дядь Митя за неё переживал сильно, уж больно мать радовалась за сына и песни пела. Слава богу, свадьбу отгуляли, а через два дня мама родила Стёпку. Сёстры от малыша не отходили, – с няньками братцу повезло. А дядь Митя на повышение пошёл, его председатель своим замом поставил. Сказал, что, когда на пенсию пойдёт его на своё место рекомендовать будет.

Лёнька, когда училище окончил, в музей работать пошёл. Лиза беременная была и носила двойню, но они этого ещё не знали. Она настаивала, чтоб Лёня в академию поступал, но он противился, говоря, что им тогда трудно придётся. Но она настояла. Когда неожиданно вместо одного ребёнка родилась двойня, да ещё девочки, Лёня бросил учёбу в академии.

Да и сёстры мои тогда быстро замуж повыходили. В колхозе жить остались.

Чай что-то совсем остыл.

Я посмотрел на часы, было 19:35.

– Я вас совсем задержал.

– Да поздновато уже! – Я удивился, почему мой телефон молчал. Лера давно дома, и должна была уже не раз позвонить. Я достал телефон, он был выключен.

– Проблемы? – Николай посмотрел на мой телефон и на меня.

– Николай, давайте я, потом ещё к вам приеду…

– Конечно!

III

Запустив телефон, я увидел кучу пропущенных звонков. Два из них от отца и семь от Леры. В такси набрал Леру.