В поисках отражения луны

II

В течение всей недели я ходил в мастерскую, чтобы «ухаживать за аквариумом». В инструкции было написано, что корм для рыбок находится на кухне в пустом ящике, там же можно найти и инструменты для уборки. Всю неделю, приходя в мастерскую, я варил себе кофе, усаживался в кресло, и думал, как разгадать эту загадку. Что хотела Вера всем этим сказать? Ящик-то я обнаружил пустым, – его найти проблемы не составляло, он оказался единственным пустым ящиком. О каких инструментах шла речь? – ведь ни единого инструмента, да и корма в нём не было. На самом деле чертовщина какая-то! Я стал думать о том, что я совершенно не знаю Веру.

Очередной день, просидев три часа кряду на кухне и не придя ни к какому выводу, я пошёл и улёгся на диван. Разглядывая картины, я всматривался в рыб, которые плавали вокруг меня. Их рты медленно открывались, – я понимал, что они глотают воду и пропускают её через жабры, поглощая ими кислород, но сам думал, что они пытаются мне что-то сказать. Я стал очень маленьким, а рыбы стали непередаваемо большими. Мне казалось, что они меня сейчас проглотят. Но они, подплывая ко мне, прям в лицо пытались говорить, а я чувствовал только запах тины, застоявшейся воды и чего-то ещё, – но я не мог понять. Неожиданно у рыб появились лица, я видел их отдалёнными, но, когда они стали снова подплывать, я стал их различать. Первая рыба подплыла с лицом Леры, я её не слышал, но понимал, что она мне давала советы по поводу моей работы. Вторая рыба с лицом Николая, рассказывала моим мыслям свою историю. Третьим лицом была Вера, и она таким же образом говорила мне то, чего я разобрать не мог, что-то похожее на анаграммы, потом, что-то о затерявшейся дружбе, а сравнивая её с Лерой, различий я не находил, лишь знал, кто есть кто. Четвёртым лицом была, какая-то женщина, но её я услышать не мог. Хотя она пыталась, что-то говорить, будто возмущаясь на всех, кого-то она мне напоминала. Я ощутил себя турбиной для очистки воды и одновременно компрессором для подачи кислорода в аквариум. Чувствовал, как во мне всё урчит, поднимаясь из меня пузырьками.

Я открыл глаза и понял, что провалился в сон, а в желудке бурлит кофе и со рта потекла слюна. Я быстро вытер рот и подскочил с дивана. «Блин, с этим надо что-то делать..!»

По окнам опять забил дождь, а я не взял с собой зонт. Идти далековато, но погода была не угрожающая. Возможно, и передавали на сегодня осадки, только я не поставил себя в известность. Посмотрел на часы, скоро с работы придёт Лера, надо домой и мне. Чувствую, мне трудно понимать происходящее.

глава девятая: грани счастья

Не дожидаясь, когда прекратит лить дождь, я поспешил домой. Вызвав такси, спустился вниз, прыгнул в машину. Водителя попросил, чтоб не торопился, я заплачу двойную сумму. Мне хотелось насладиться мокрой дорогой. Водитель посмотрел на меня с удивлением, ему не хватало только покрутить пальцем у виска.

Я рассматривал дома, всматривался в прохожих бегущих мимо, кто-то шёл спокойно, кому-то явно хотелось быстрей попасть домой. Я позвонил Лере, она ещё была на работе, и сказал, что за ней приеду.

Таксист всю дорогу молчал. А Лера мне рассказывала, что произошло с ней на работе. Я её старался слушать внимательно, хотелось переключить свои мысли.

Возле подъезда я понял, что забыл ключи в мастерской, обыскав все карманы, – при мне был только ключ от мастерской. Каким образом это могло произойти? Может я их потерял? Или выпали в такси? У меня, конечно, есть запасной комплект ключей, но хотелось бы найти и прежний. Лера достала свои, и мы зашли домой. Тасу, как всегда, кричала под дверью, повиснув на ней когтями.

В моей жизни всегда всё происходило самым простым образом, – просто родился, просто вырос, просто поступил в школу и закончил её, так же просто дело обстояло с университетом. Что хочу этим сказать: «ничего сверхъестественного в моей жизни не происходило». И счастья мне в принципе хватало. Единственное, что мне всегда было нужно – это заниматься чем-то интересным для себя. И неважно, сколько денег это будет приносить, и сколько времени на это будет тратиться. Наверное, это единственная нехватка в составлении моего счастья. Родители, особенно бабушка, мне твердили всегда, что я должен получить образование вне всяких своих желаний. Может это мне и помогло в накоплении тех денег, которые я сейчас имею, но дальше отдавать дань, отламывая по кускам душу, мне не хотелось.

С того дня, как мне неделю назад звонил отец я не перезванивал ему. Ещё пару раз звонил на недели. Я знаю, о чём он хочет со мной поговорить, но я пока не настроен на этот разговор. Я должен, чувствовать угрызение совести, а его нет. Может я слишком повзрослел, а может, обнаглел – не интересуюсь жизнью своих родителей. «Всё-таки завтра позвоню,» – думал я, лежа в кровати. Прижавшись ко мне, спала Лера, а я ещё даже не познакомил её со своими родителями. Но также равно и я не знал её родни.

Проснувшись утром, я долго в кровати валяться не стал, сходил в душ, сварил кофе, взял книгу, которую, как-то нашёл в лавке старых вещей, – обычно люди туда сдают по разной причине – кто-то просто избавляется от лишнего, на их счёт, хлама. На часах шесть утра и Лера ещё спит. Я люблю время утренней тишины, когда воздух не потревожен суетой дня. В открытое окно влетает свежий воздух, принося запах листвы, дерева и травы. На четырнадцатый этаж редко залетали такие запахи. Чаще – это запах котлет, рыбы, жареного лука и каких-то старых духов, напоминавших труп, забрызганный освежителем воздуха. Тогда хочется, как можно скорей закрыть окно, чтоб вонью не пропиталась квартира. Сейчас же, такое чувство, словно ветер приносит запах из рая. У меня появилось желание поселиться в своём доме, посадить сад, построить беседку, в которой будет приятно попить чаю, почитать, соорудить свою баню. И я открыл блокнот, где записывал грани своего счастья. Это единственное, что я писал, – однажды я побывал на одном семинаре по лидерству (мой отец этого жутко не любит). Всё, что я там услышал, было полной чушью (и с отцом полностью соглашусь), но одно мне понравилось, не то, чтобы я был в восторге, рассказали, как надо вести дневник своих желаний. Я же говорю: не то, чтобы в восторге, – я вспомнил об этом случайно – когда я жил с родителями, и мне сильно захотелось собственную квартиру. Тогда-то мне пришло в голову: «Все ваши желания прописывайте. Заведите себе некий дневник, в который вы будете записывать всё, что хотите для своей жизни…» – ну, на этом повтора лекции достаточно, не знаю, как я выдержал четыре часа этого «сектантского прессинга». Его тогда нужно было посетить обязательно, в университет приезжали тренеры по бизнесу. Я, думал, что с их приездом моя жизнь прерывается, но я стойко выдержал, и остался жив. Вот я и вспомнил, и достал из стола чистый блокнот и записал такое себе желание: «Хочу свою квартиру!». Захлопнул, и закинул обратно в стол. А вспомнил я его после того, спустя семь лет, когда уже жил в своей квартире. У меня стояли запакованные коробки, и я решил их, наконец, разобрать. Вот и наткнулся на этот блокнот. Открыл его и увидел запись. Это, наверное, единственное, что было сверхъестественным в моей жизни. Там я стал писать не только свои желания, но и особенные моменты моей жизни, когда я чувствовал себя счастливым. Так я и назвал этот блокнот: «грани счастья», но подписывать не стал, не знаю почему. Понимаю, всё это звучит, как девичья забава…, но я зачем-то себя этим увлёк.

Я сделал пометку о «своём доме» и стал перечитывать, начиная с последних записей. Здесь записано утро с Лерой. Как мы с ней познакомились – это я тоже отнесу к сверхъестественному. Также здесь записаны некоторые походы в кафе с Верой, – я помню, как записывал наше с ней знакомство. Пролистав ни так много страниц, я наткнулся на запись, где говорилось, как мне Вера показывала фотоальбом, но я не помню, чтоб она рассказывала мне историю, хоть чем-то напоминавшую историю на видео. Меня распирало желание спросить Леру обо всём, – вдруг она что-то знает. Не думал я, что она вот так просто прожила, считая себя родной сестрой Веры. А фотоальбом, насколько я помню, хранился у Веры в мастерской.

Приготовив бутерброды с помидорами, огурцами, пармезаном и оливками на соусе из майонеза и горчицы, – мы позавтракали. Лера оделась в платье, которого я раньше у неё не видел, но она сказала, что оно было, просто давно не надевала, подушилась духами с запахом ванили, поместила свой тридцать пятый в туфли с пятнадцатисантиметровыми шпильками, поцеловала меня и убежала на работу. Я стоял прибитый на месте и возбуждённый.

Глава десятая: Фотоальбом

Я, долго не засиживаясь дома, отыскав запасной комплект ключей, натянул на себя джинсы, футболку и привычные для меня туфли, помчался в старый квартал на поиски фотоальбома. Вера мне его года три назад показывала. Возможно, его давно в мастерской нет. Но я надеялся его там найти.

Войдя, я первым делом отыскал ключи, – они лежали на диване – когда я уснул, выпали. Затем осмотрелся вокруг, вспоминая, куда Вера прятала альбом, и решил обыскать всё. Старый шкаф, сервант, книжные полки – нигде его не было. Надо быть Верой, чтобы знать, где лежат фотографии. Но я не Вера. И поэтому сел на диван и стал думать. Думать долго не пришлось. Я заметил целую кипу книг, – они были сложены на подоконнике за занавеской, отодвинув которую, я присмотрелся повнимательнее, увидел, что первая книга неизвестного мне писателя, да это и неважно. Удивило другое, на книге совсем не было пыли. Не обращая внимания на то, что написано на книгах, я перебрал всю стопку, в основании которой и лежал заветный фотоальбом, – я его помнил, особого интереса у меня тогда к этим фотографиям не было – нет у меня большого интереса, рассматривать чужие лица.

Усевшись на диван, положив на колени альбом, открыл на первой странице. Стал всматриваться в лица на трёх фото. Ни одного знакомого, ни малейшего намёка. Листал дальше, пытался вспомнить экскурс Веры, но тщетно. Следующие страницы производили то же самое впечатление, то есть – никакое. Я продолжал всматриваться, старался задержаться на каждой фотографии. Я помнил только, как она рассказывала мне о семье, где она, получается, росла, но лица мне не знакомы. Я только узнал родителей потому, что видел их на видео. И ещё – открыв на очередной странице, я увидел знакомое лицо, нет, я его нигде не видел, я помню из Вериного рассказа о дяде, страдающего шизофренией. Это была групповая фотография, на ней были запечатлены пять человек – трое ребят и две девушки. Карточка довольно старая. Я попробовал вытащить её из скоб, она немного залипла от времени, но скоро поддалась. С обратной стороны было написано: На фото: Степан, Гришка, Николай, Анна и Лида. Сентябрь, 1968 год. Рассмотрев ещё раз каждого, я невесть, с какой попытки узнал Николая. Он здесь был молодой с шевелюрой на голове. А Вера мне рассказывала, получается, про Гришку, если руководствоваться последовательностью написанного в соответствии расположения лиц на фото. Я решил ещё чуть-чуть исследовать альбом. И открыл там, где запечатлены родители, теперь уже, как понимаю Лерины. Хотя пока ничего не понятно. Нужно было сходить к Николаю. С Лерой сейчас никакого разговора быть не может.

глава одиннадцатая: рассказ о судьбе: продолжение

Взяв с собой фотографию, я позвонил Николаю и договорился о встречи.

Николай был, какой-то сонный, когда поднял трубку. Но на мою заинтересованность в его рассказе он отреагировал достаточно ободрившись.

– Конечно, приезжайте, Макс! Я буду рад вас видеть!

Как и в прошлый раз, я приехал на такси, а Николай встречал меня у ворот.

В этот раз мы сидели в беседке, я этому был весьма рад. Николай, не уклоняясь от традиции, накрыл стол по чайному.

– Вы помните, на чём я остановился? – Спросил Николай и, прищурившись, посмотрел мне в лицо.

– Да, я помню! Ваш брат женился, у него родились две девочки, и он бросил академию… – но мне на данный момент было интересно не это.

– Правильно… – начал Николай, но я его прервал, достав фотографию.

– Что это? – Спросил Николай, надевая очки.

– Я хотел бы, чтоб вы мне, если можно, рассказали об этом фото.

– Позволите? – Он взял снимок в руку и внимательно в него всмотрелся. Задумался. Затем задал вопрос: – А откуда у вас это фото?

– Из фотоальбома друга. Вера её зовут.

– Но я не знаю никакой Веры..! – Задумавшись, констатировал Николай. – А про этих людей рассказать могу. – Потом он посмотрел на меня, и сказал, будто заключая сделку: – А вы мне об этой Вере. В моей жизни всё очень сильно перевернулось… Понимаете, Макс? – Я покачал головой, а он начал рассказ, потрусив фотографией.

Я ничего не говорил о том, что знаю, – мне хотелось сверить истории.

Подобно, как луна светит и кидает своё отражение в тихо лежащие на дороге лужи, так жизнь человека оставляет память в сердцах людей встречающихся на его пути. Но бывает, дуют ветры и по лужам бежит рябь или их засыпает мусором, листьями. А ещё хуже – высыхает лужа, как и память, становится зыбкой, сыпучей, подобно песку. И как бы ты не старался нести, со временем мало чего останется.

– Начну слева направо, – Николай провёл в соответствующем направлении по фотографии. Затем перевернул её и всмотрелся, словно пытаясь удостовериться в своей памяти.

– Стёпка – наш младший брат! Дядь Митя – его отец. Как бы это печально не звучало, но этот снимок наша с ним последняя встреча. Последняя фотография. – Николай остановился, задумался и резко отчеканил: – Сейчас я приду. – И убежал в дом. Вернулся с не большим альбомом. Положил на стол, раскрыл, точно уже зная, где. Посредине страницы была фотография точь-в-точь, как та, что я принёс от Веры. – Понимаете, почему важно теперь мне знать, кто такая Вера?

– Я понимаю. – Согласился я. – Но я тоже многого о её семье не знаю. – Я пожал плечами. – Лишь вкратце…

Я рассказал Николаю несколько фрагментов из рассказа Веры. Я вообще не хотел сразу всё выдавать, надо было сравнить истории. Но я и так не думал в тот момент, что истории их будут как-то схожи. Николай будет рассказывать то, что было с ним когда-то, – он далёк от жизни Веры. Тогда в кафе, мы долго сидели, но они были друг другу абсолютно чужими. Я не знаю, куда она на самом деле поехала. Почему письмо от неё без обратного адреса? Знает ли что-то Лера? По виду Леры не скажешь, что она в курсе событий или умело, делает вид. За Леру я пока ничего не стал говорить Николаю.

– Как зовут Вериных родителей, вы тоже не знаете?

– Нет! А почему вы говорите, что эта фотография последняя?

– Стёпка утонул в реке. Они с другом пошли пасти коров и решили искупаться. Они постоянно ходили пасти к реке, всё всегда было в порядке. Там был ещё один мальчишка. Он и побежал звать помощь, пока друг пытался его найти под водой. Но всё было тщетно. Целую неделю пытались его найти. Мать проплакала себе всю душу, дядь Митя почернел, на нём лица не было. Он сам потом ходил на речку, пытаясь найти сына. И вот однажды он нырнул под самым тем местом, где ребята купались, и достал Стёпку. Брату тогда исполнилось двенадцать лет. Всё его тело было поедено раками и рыбами, – когда хоронили, лицо держали закрытым.

– А ещё дети у них были?

– Спустя два года после смерти Стёпки, родилась девочка. Мать тайком снесла её в церковь и крестила. – Николай задумался, потом продолжил: – Нас никого не крестили, сложно тогда с этим было, да и потом сложно было, но мама решила эту грань переступить. Говорила: «Оленьку я за всех окрестила…» – так, конечно, в церкви не делается, но мать поверила, что крестинами Ольги она благословит всех своих детей, то есть нас. Забоялась она сильно после гибели Стёпки.

Я взглянул на фотографию.

– А где она сейчас? – Спросил я и заглянул в, будто потерянные глаза Николая. Но он долго молчал.

– Я не знаю. Я давно не видел многих. Что там многих?! Всех!

Я решил в военное училище поступать. Хотелось стать офицером. Хотелось гордо носить звание, – я был молод и, как сейчас принято говорить, был амбициозен. И я поступил в одно из училищ недалеко от дома, – пятьсот километров, это не за горами. Отучившись, был отправлен на Дальний Восток, – к местам так сказать родным. Вот, – думаю, – и начались гарнизоны. Только места родными сильно, не оказались. Я заскучал за семьёй. Писал письма маме, а в ответ мне писали все по чуть-чуть. Когда выпадало время отпуска, я сразу ехал домой. Очередной раз я отправил письмо и ждал ответ, но его всё не было. Расстояние далёкое и письма идут по полтора месяца, а тут прошло три с половиной и, я отправил телеграмму, чтоб долго не ждать, снова. Теперь ответ пришёл, также – в виде телеграммы: Прости, Николай! Мама умерла четыре месяца назад! Все были заняты! Ольга. Меня это сильно расстроило. Я просил отпуск, но мне отказали, – мол, на носу учения, даже те, кто должны идти в отпуск, задерживаются. Я разозлился на родных. Они со мной поступили, как с чужим человеком. Я им потом писал не раз, но ответа, ни одного не получил. Приближался отпуск. Я собрал чемодан и полетел домой. Мне хотелось порвать их на части. Но то, что я увидел, меня ошеломило. Наш дом стоял заколоченный досками. Я стал спрашивать соседей, что произошло, где все делись. Но никто ничего не знал. Сказали, что они, молча, забили дом, развернулись и уехали в неизвестном направлении.

Николай замолчал, налил чай.

– Я, Макс, так никого и не видел. А что дядь Митя? Он тогда выпил сильно…, рассказывали соседи, сел тогда на трактор и помчал, куда глаза глядят, и понесло его на старый мост. Никто по нему даже не ходил. Как ему удалось до середины моста доехать, неизвестно. Но там и рухнул трактор в воду. Глубина реки приличная была. Трактор достать удалось, а вот дядь Митю найти не получилось. Долго искали, всё без толку. Рядом с мамкиной могилой памятник ему поставили, на том вся эта история и закончилась.