Матрос

? Неделю, – усмехнулся он.

Вот те раз, я-то думал, что это либо какой-то прожженный дед, либо сержант, или хотя бы старший матрос. А он оказался обычным новобранцем, как и мы все, просто со стороны начальства ему были разрешены некоторые шалости, и у парня снесло крышу.

Должен сказать, жизнь канцеляра имеет свои преимущества: пока все маршируют и занимаются прочей солдатской ерундой, ты тихонько себе сидишь и заполняешь какие-нибудь бумажонки, особенно, я думаю, это актуально зимой. Эта должность дает много плюсов: например, можно выйти в туалет, когда захочешь, сходить с такими же «неприкасаемыми», как и ты, отдельно покурить. У канцеляров обычно хранятся все телефоны, так что при желании можно позвонить, пока не видят, и никто не будет шмонать. Заполняя бумаги, ты приобретаешь особый статус, дневальные обращаются к тебе «товарищ канцеляр», а не просто «эй ты, как тебя там!»

Простые солдаты начинают чувствовать твоё влияние и испытывают к тебе уважение и зависть. Можно пойти в запретный для смертных блок и достать в автомате банку газировки. Я понимаю, что, может, это прозвучит немного смешно, но чего уж тут говорить, в месте, где нельзя даже сходить в туалет без разрешения, все эти мелочи кажутся какой-то нереальной свободой. И я с первых дней в армии стал пересматривать свои взгляды на многие, казалось бы, очевидные вещи.

Например, оказывается, можно кайфовать от того, что ты просто вышел покурить не в строю, ведь 90% времени солдат видит бритый затылок стоящего спереди и ничего больше.

Но, как и во всем, в такой службе есть и недостатки. Самый серьезный среди них – дикие объемы работы. Макулатуры так много, что за день просто физически не успеваешь всю ее перелопатить. Приходится задерживаться после отбоя. Пока все солдаты спят, ты сидишь ночью в ленкомнате или отдельном кабинете и пишешь, пишешь, пишешь… А ведь подъем-то у тебя будет как у всех, для канцелярских крыс нет поблажек в виде пары лишних часов сна.

И тут неизвестно, кем быть лучше: простым солдатом, который живет по распорядку дня и вовремя отбивается, или блатным, который имеет кучу поблажек, но нормального сна ему не видать. Конечно, не все так однобоко, и далеко не каждый день много работы, нередки случаи, когда и писари ложатся вовремя, но служба так себе.

Спустя почти четыре дня такой босяцкой жизни я к ней попривык и уже стал думать, что все у меня так дальше и пойдёт, что просижу я весь год за бумажками. Меня такая перспектива, в принципе, устраивала. Ребята, которые работали со мной, красочно описывали, что, мол, будут часто отпускать в увалы, будем по вечерам сидеть в баталерке и бухать, что жизнь будет райской. В какой-то момент я подумал, что мне повезло, ещё армия толком не началась, а уже такая малина. Я успокоился, а зря…

Тогда я ещё не знал, что служить мне в этой части останется всего один день.

Совет по выживанию в армии №3

Никогда не строй планов в армии и не думай о будущем.

Потому что здесь все может измениться в любую минуту, и ты никак и ни на что не сможешь повлиять. У любого начальника, наобещающего с три короба, обязательно есть другой начальник, который все одним словом может поменять. Поэтому в таких закрытых экосистемах как армия и флот нужно быть готовым ко всему и, что называется, «сидеть на чемоданах», тут уж как Родина прикажет, так и будем действовать.

Утром нас построили в центральном проходе и стали по одному заводить в кабинет. Я пытался сказать, что у меня куча работы в канцелярии. Дежурный по роте ответил, что ему было приказано построить здесь всех новеньких. Когда до меня дошла очередь, я вошёл в кабинет, в котором за двумя разными столами сидели офицеры, самый младший среди них – капитан третьего ранга.

? Фамилия? – жестко и сухо спросил меня один из них, не отрывая глаз от своих бумаг.

Я назвал фамилию, офицер покопался в разных стопках с документами и нашёл мое личное дело.

? Образование? – таким же тоном спросил другой.

? Экономист, – ответил я.

Офицеры оторвались от бумаг и подняли на меня глаза, затем переглянулись, усмехнулись.

? Экономист, говоришь, нахрен ты тут сдался. 477, свободен, – выпалил капитан второго ранга и отложил мое дело в сторону.

Я вышел из кабинета немного озадаченный: что это за магические такие цифры мне сказали, надо срочно узнать.

? 477- это Кронштадт, поедешь туда сегодня, – сказал мне с некоторым сожалением один из писарей, – жаль, мы к тебе тут уже привыкли.

? А что там, в Кронштадте? – мой интерес не угасал.

? Учебка, такая же, как и эта, их всего три: Питер, Кронштадт, Ломоносово. Был ещё Выборг, но его расформировали, – ответил писарь.

Вот так, только я себе представил интересную службу, как меня куда-то переводят, причём прямо сегодня ночью. Надо было заканчивать писательские дела, готовить вещмешок. Я попрощался с писарями, стрельнул у них пару сигарет и отправился в расположение роты готовить свои вещи.

Вечером после ужина нас выстроили на плацу, началась муторная процедура проверки вещмешков на наличие прописанных уставом «принадлежностей солдата». Особое положение в этой вещевой иерархии занимал насессер, так называемая «косметичка солдата». Он представлял собой небольшую сумку с принадлежностями для личной гигиены. Качество их было так себе, как и все в армии, да и офицеры требовали от нас, чтобы мы не вздумали распечатывать эти сумки. Их выдавали в основном для галочки, чтобы до конца службы такая «косметичка» хранилась у бойца не распечатанной, а после окончания отдавалась другому бойцу. Этакий талисман, чушь, короче. Нас выстроили в две шеренги. Вдоль них ходил офицер и зачитывал по списку вещи, которые должны быть в вещмешках. Весь этот процесс я описывал подробно ранее, так что не будем тормозить здесь. Все это заняло около получаса, затем нас погрузили в зеленые военные автобусы и отправили в Кронштадт.

Автобус рассекал ночные улицы Петербурга, словно корабль морские волны. Я смотрел на залитые тусклым светом фонарей улицы и думал о том, что меня ждёт дальше. В эту минуту я вспомнил, как перед самым перроном, когда трясся в поезде, я стоял один в тамбуре в зеленой форме и тихо молился. Просил, чтобы Господь дал мне сил и терпения пережить службу и сделать это достойно, не потеряв себя.

Сейчас уже, конечно могу сказать, что зря я так переживал, не так страшен черт, как его малюют, но вот уже после службы, если мне приходится видеть на гражданке молодых ребят, которые нервничают и переживают по поводу армии, я их понимаю. Понимаю весь страх этой неизвестности, того, что с тобой будет. Этот страх испытывал и я, когда ехал в автобусе в Кронштадт.

***

Мы подъехали к части, когда у меня уже стало темнеть в глазах от огромной толкучки в автобусе (а вы думали, что нам там всем хватило сидячих мест?). Хотелось покинуть автобус немедленно, уже не было ни страха, ни волнения, я просто устал и хотел спать. Из автобусов мы вывалились, словно кочаны капусты из овощного грузовика.

? Не разбегаться! Все в строй! – кричал офицер.

Ну, естественно, в строй, куда же ещё. Через пару минут мы организованной походной колонной зашли через большие металлические ворота внутрь части. Это место мне нравилось больше: само здание казарм, конечно, было, как всегда, обшарпано и явно построено не вчера, но вид перед зданием впечатлял: небольшой водоем возле казармы проходил параллельно территории всей части. В первую ночь я всю эту красоту не оценил, было темно. Позже я проникся местными пейзажами.

Нас построили напротив входа в казарму, и через некоторое время вышел подозрительно знакомый высокий мужчина, бритый наголо. При этом одет он был совсем не по уставу. С голым торсом, в шортах и тапочках. Мужчина вышел на улицу, оглядел всех, почесал бритый затылок и стал делить нас по группам. Я долго всматривался, пытаясь вспомнить, где его видел, но, когда он заговорил, я сразу его узнал. Это ж лейтенант, который вез меня сюда.

? Короче, я хочу спать, поэтому шевелимся, нахрен, быстро! Забегаем в казарму и каждый занимает шконяру, которая ему по душе, кладём на неё вещмешок и сразу строимся на центральной палубе! С правой колонны на вход по одному бегом марш! – сказал лейтенант громко, четко и очень раздраженно.

Похоже, его только что разбудили.

Матросы выполнили приказ, забегая по одному и образуя бесконечную синюю змею, которая шумно извиваясь, преодолевала лестничные пролёты. Лейтенант отделял нас по ротам. В здании было четыре этажа, соответственно, четыре роты. Я попал во вторую.

Забежал в расположение роты. Первый, кого я увидел, был сонный дневальный, который отдавал нам воинское приветствие с мешками под глазами. Я пробежал вглубь расположения казармы, занял первую попавшуюся шконку, положил на неё вещмешок и пулей встал в центральном проходе. Все, как приказал лейтенант.

Совет по выживанию в армии №4

Делай все настолько быстро, насколько это позволяют законы физики.

Матросы выстроились в центральном проходе по всей его длине. Места для них не хватило, кому-то пришлось стоять под носом у дневального. Вышел дежурный офицер.

? Сейчас раздеваемся, делаем аккуратненькую укладку и кладём ее на баночки! – сказал он.

Краем уха я услышал шёпот одного из матросов:

? Че это ещё за баночки?

? Табуретки епт, ты че? – прошипел кто-то из строя.

? Пи***** убили!! Я дважды повторять не буду! – рявкнул офицер.

Видимо, тоже услышал, как матросы шепчутся. Мгновенно воцарилась тишина, даже ночные сверчки за окном с испугу затихли, а офицер продолжил:

– Раздеваемся и отправляемся умываться, на все про все 20 минут, затем умытые, в тапочках и трусах становимся в коридоре главной палубы! Приступить!

Все как по нотам: один умывальник на десятерых, солдаты скачут прыгают, бегают, надо все успеть. Ты чистишь зубы, кто-то справа суёт ногу в раковину, чтобы помыть свою грязную лапу, слева моют подмышки, стоит шум, гам, все гогочут, скользят на мокром кафеле, в туалете дикая очередь. Это армия, сынок, это хардкор.

Я отстрелялся где-то в середине отведённого времени и встал на своё место, теперь можно не дергаться, а просто подождать. После умывальни нас построили снова в центральном проходе, первая шеренга сделала шаг вперёд и развернулась лицом ко второй. Появился доктор, он шёл вдоль нас и проверял солдат на наличие всевозможных болезней: грибка, сыпи, синяков. Следом за ним шёл ещё один фельдшер и выдавливал каждому на палец какую-то мазь. Тот, кто мазь получил, должен был намазать слизистую носа. Это была какая-то антибактериальная хрень и пахла она не очень.

? Твою мать! – вскрикнул фельдшер, встав напротив одного из матросов, – ты че, мужик?!

Вначале я не понял, в чем дело, визуально парень выглядел нормально. Но опустив глаза на его ноги, я разделил негодование фельдшера. Ступни у матроса вздулись, словно испорченный пакет с молоком. Теперь они напоминали двух сиренево-розовых поросят.