Матрос

? Когда меня привезли, здесь были стармосы из Выборга, и вот они нас прокачивали конкретно. Мы могли гуськом ходить по плацу, приседали по пятьсот раз, отжимались до седьмого пота, – говорил Птица.

? А что там, в Выборге? – спросили мы.

Птица посмотрел с удивлением, мол, вы че, как можно не знать о Выборге!

? Там учебка ВМФ, настоящая армия, очень жестко там, – ответил он.

Выходит, здесь еще не настоящая армия, а так, подготовка. То же самое я слышал на распределителе у себя в городе.

? И мы можем туда попасть? – прозвучал испуганный голос одного из новобранцев.

? Ну я вроде как слышал, что Выборг расформировывают, но все может быть. Обычно отсюда отправляют либо в Кронштадт, либо в Ломоносов, ну или здесь оставляют.

? А корабли-то мы увидим? – спросил другой матрос.

? Да вас ещё тошнить будет от этих ржавых консервных банок, не торопитесь вы туда.

Птица так уверенно говорил о службе, флоте, кораблях. Казалось, парень служит уже не один год, хотя ему-то откуда было знать обо всем этом, такой же карась как и мы. Но надо же было произвести на нас впечатление.

Первый день подходил к концу. Птица снова вывел нас на плац и показал как, по его мнению, правильно надо маршировать.

? Во всяком случае, так учили стармосы из Выборга, – говорил он, вытягивая левую ногу вперёд, а руку назад, – удар должен быть четким, хлестким.

Ботинок Птицы звонко приземлился на асфальт. Мы чеканили шаг минут пятнадцать, запевая бессмертную «Катюшу», маршировали вокруг плаца как и другие взводы, которые делали ровно то же самое, только песня у них была другая. Стоял такой гул из множества хоров, каждый поёт своё и в результате ничего не понятно, все сбиваются. Со стороны эта вакханалия смотрелась очень дико. Продолжалось все минут пятнадцать, затем птица нас отвёл в курилку.

Вечерняя поверка проходила на плацу, где выстроили весь батальон. Каждая из четырех рот заняла свой участок. Один из матросов спустил флаг «гюйс». Вышел дежурный офицер с журналом личного состава и стал зачитывать длинный список фамилий. Услышавший свою фамилию должен был бежать в помещение роты и приступать к вечернему туалету. Я ждал свою фамилию минут десять и когда, наконец, дождался, то рванул в расположение. Там я занял нижнюю койку во втором ряду, расстелил её и принялся раздеваться, укладывать аккуратно форму на баночку. В первый раз все получается наперекосяк. В идеале форма должна выглядеть аккуратно сложенным квадратным свертком, но у меня, конечно же, сверток получился далеко не квадратный. Сделал, как получилось, надеюсь, что не обратят внимание. Хватаю мыльно-рыльное и бегу в гальюн.

Тут та же картина, что и на распределительном пункте. Десять умывальников на сто человек, в итоге куча матросов толпятся над одним, умываются, чистят зубы, кто-то бреется с ночи, чтобы наутро не тратить на это время. Вода льётся только холодная, о горячей можно даже и не мечтать.

– Первая шеренга шаг вперед! – громко скомандовал дежурный офицер.

Рота, растянувшаяся на всю казарму, разъединилась и уместилась в две шеренги. Я стоял в первой.

– Первая шеренга, кру-гом! – выкрикнул офицер.

Приказ был четко выполнен, матросы синхронно повернулись ко второй шеренге лицом.

– Вытянуть руки!

Все выставили руки вперед. Вдоль образовавшегося живого коридора медленно шли два матроса из лазарета. Внимательно осматривали каждого моряка, требовали показать руки, поднять их, затем повернуться и снова встать в исходное положение. Один врач осматривал, другой каждому намазывал на палец какую-то мазь и говорил промазать ей полость носа.

– Вот, держи, – врач выдавил немного белой густой субстанции мне на мизинец, – нос промажь, это от инфекций, чтобы вы тут не слегли все.

Болезни в армии – явление нормальное и частое, особенно поначалу. Огромное количество людей из разных городов России, привыкшие к своему местному климату, здесь моментально заболевали, а еще представьте себе количество бактерий в помещении, где находится больше сотни парней. Акклиматизация всегда грозит вспышками инфекций, что приводит к целым эпидемиям и карантинам, поэтому вновь прибывших так тщательно осматривают. Так же, конечно, осмотр ведется на предмет телесных повреждений и синяков.

– Первая шеренга, шаг вперед, – скомандовал достаточно спокойным голосом дежурный офицер.

Когда врачи окончили осмотр, мы вернулись на свои места и развернулись.

– Рота, отбой!

Все побежали к своим койкам, попрыгали на них и через несколько секунд в казарме наступила тишина. Дежурный офицер выключил свет и вышел из роты.

Ну вот он, мой первый день в части и на флоте. В принципе, ничего такого уж страшного, даже как-то все размеренно получилось. Я лежал и вспоминал родной дом, а еще думал, что служба моя фактически еще даже не началась, и впереди долгих 363 дня (без учета суток, проведенных в поезде). Правильно говорят, что в начале вообще не стоит думать о том, сколько тебе служить. Это бессмысленно, потому что цифры слишком уж фантастические. Сейчас надо просто отбросить все мысли о доме и потихоньку вливаться в армейские будни, начинать познавать местные истины.

Я поймал себя на мысли, что никогда раньше не задумывался над тем, какую обувь носят моряки. Ведь из старых фильмов про великую отечественную прочно сложилось мнение, что все военные носят кирзовые сапоги. Но это далекое прошлое, современный солдат носит берцы, а матрос что носит? И вот здесь для меня откровением стало то, что моряки носят черные ботинки без шнурков на резинках, которые, в общем-то, похожи на обычные черные ботинки с плотной высокой подошвой, и называют их «прогары» или «гады». Мне потом сказали, что «гады» раньше были на шнурках, но для удобства их убрали (за что отдельное спасибо). Кроме этих ботинок у моряков есть парадные с острым носом, которые называются «лодочки». Они намного легче и удобнее прогар, но не такие мощные и долговечные (хотя, все относительно, зависит от их хозяина и от того, как за ними ухаживают). С мыслями о морской обуви я и не заметил как заснул.

***

? Рота подъем!

Я услышал громкий противный крик сквозь сон, и в следующую секунду матросы начали спрыгивать со своих коек, как будто и не спали вовсе, а всю ночь ждали эту команду и готовились к ней. Я подорвался вместе со всеми и, продирая сонные глаза, начал шарить ногами по полу в поисках своих тапочек. Солдаты делали то же самое, творилась полная неразбериха: на все помещение стоял топот матросов, сквозь который разносились крики неумолимого дежурного по роте:

? Бегом! Встали, построились в центральном проходе! Че телитесь! Быстро давайте! – орал он так, будто всю ночь копил в себе голос, настраивался.

Мы выбежали в центральный проход и кое-как построились. На распределителе нас будили так же, поэтому нельзя сказать, что это был мой первый такой армейский подъем, но здесь он ощущался как-то по-особенному. На распределке я ещё не воспринимал армию всерьёз, все-таки там мы даже толком ещё не служили, а здесь все реально походило на службу. Как же тяжело вот так вставать в первый раз.

? Форма одежды – роба без гюйсов, прогары. Все на выход, строиться на плацу! – сказал дежурный по роте.

Он был таким бодрым, как будто гнал по венам крепкий кофе.

Форма на мне ещё не морская, а общевойсковая, быстро напяливаю её на себя и бегу на плац. На улице душно, солнечно, все роты построились на своих местах. От каждой из них выбирается матрос, который будет проводить зарядку. У нас – это наш баталер (тот самый крепыш, который вчера проверял наши вещмешки)

? Сперва пробежимся 10 кругов, огибая часовню, затем вокруг плаца, спортплощадки и снова к часовне, – сказал баталер.

Сколько?! Да ты что, офонарел, что ли? Смерти моей хочешь? Я забыл, когда бегал в последний раз. Впоследствии выяснилось, что баталер с его десятью кругами вокруг часовни не входил ни в какое сравнение со старшинами с наших кораблей, которые гоняли нас до седьмого пота в любую погоду, но на второй день службы даже такая зарядка показалась нам чем-то совсем уж изуверским.

Кстати, «баталером» на флоте называют каптерщика, то есть матроса, отвечающего за имущество роты. Ну это так, лирическое отступление. Кажется, я уже говорил об этом.

А тем временем нас ждал утренний марафон. Это кошмар, скажу я вам. Баталер, видимо, был парнем спортивным и бегать очень любил, чего не сказать об остальных, в особенности, обо мне. После второго круга у меня начало покалывать в боку, и перебило дыхание.

Ещё через круг потемнело в глазах, и я потихоньку мысленно начал прощаться с мамой. В эту секунду я сильно пожалел о своём решении пойти в армию. Чего ради я все это затеял? Сидел бы себе спокойно дома, сейчас бы уже работал, зарабатывал бабки. Нет же, потянуло меня на приключения. Говорил мне папа: «Давай купим военник, сына, зачем тебе год жизни терять?» Это и стоило бы не таких уж больших денег, как может показаться. Да я бы даже сам их заработал. Эх, сейчас бы все отдал, чтобы вернуться обратно. Пятый круг, тут должны быть уже церберы, или что там было у Данте, хотя, там про Ад говорилось. Ну и что, здесь тоже Ад. Шестой круг, Господи, дай мне сил это вытерпеть.

Ноги окаменели и не слушались, кровь кипела в жилах, но я продолжал бежать. Мы замедлили шаг как раз в тот момент, когда я уже увидел ангелов. И в этот момент мне показалось, что ещё чуть-чуть, и я рухну на землю без сил. Но этого не случилось, мы просто закончили бег и плавно перешли на шаг, сбавляя скорость. Тут я понял, что никакие это были не ангелы, а всего лишь блики от утреннего солнца. Конечно же, бег – это просто разминка, и нас ещё ожидали упражнения. В принципе, здесь уже было полегче, простая школьная зарядка: повороты головы, круговые вращения кистями, приседания. В армии хватает садистов, известных своими изощренными приемами доведения личного состава до изнеможения, но обычно все вписывается в рамки простых, но крайне утомительных приседаний и отжиманий. Много же пришлось мне и моим сослуживцам постоять в позе «полтора в упоре лёжа». Более изнурительной пытки и не представить, а ведь речь идёт всего-навсего о согнутых руках в локте.

Итак, первая зарядка выстрадана, отлично, осталось не так много, ещё 362. Фигня вообще, раз плюнуть, подумаешь, блин, это для меня вообще не задача.

Завтрак был получше, чем вчерашний ужин. Каша и хлеб с маслом зашли как надо, даже кофе дали, ну это, конечно, был не латте с карамелькой, а суровый русиано, который варят в огромных пятидесяти литровых кастрюлях и разливают поварешкой по советским граненым стаканам. И да, все это делают здоровенные бабищи в возрасте, прямо как в садике.

Утреннее построение с поднятием флага. Дежурный по части и комбат, отдавая воинское приветствие, маршируют друг другу навстречу. Это выглядит забавно. Ведь ладно, когда маршируют солдатики, это как-то мило, даже трогательно, но взрослые мужики при этом выглядят странно. Но ко всему привыкаешь и к этому тоже, через месяц другой это, как и все остальное в армии, кажется нормальным. Матросик поднимает флаг гюйс, играет гимн, и, конечно же, нам предстояло его петь, причём целиком. Что интересно, текст знали далеко не все, я бы даже сказал, что полностью им владели очень немногие. Я был из их числа. Не сказать, что я патриот, но текст гимна, как и молитву Отче наш, знал наизусть, причём никогда целенаправленно не учил ни то, ни другое. Такие вещи как-то вот въедаются в тебя, впитываются вместе с молоком матери, они в тебе, что называется, установлены по «умолчанию». Когда поешь гимн, то волей-неволей закрадывается то самое светлое патриотическое чувство. На секунду я даже загордился, что служу, что не откосил, правда, это из меня моментально улетучилось, и осталась лишь ненависть ко всему живому. Но момент был и он был приятный.

***

? Кто хочет колы? В соседнем корпусе стоит автомат, там всякие шоколадки и прочее, – сказал стармос, зайдя в курилку.

Он был высоко роста, держал в руках блокнот и карандаш.

Я в этот момент уже докуривал сигарету. Старшого сразу обступила матросня, выкрикивая заказы. Тут же зашуршали купюры. Тогда я впервые узнал, что в армии можно ещё и зарабатывать. Схема была достаточно банальна: в офицерском корпусе стоял автомат со всякого рода сладостями, но доступ туда был только у офицеров, мичманов и нескольких стармосов. Они собирали с молодняка деньги за шоколадки и газировку (естественно, больше, чем реальная цена всего вышеперечисленного) и шли покупали товар, ну а разницу клали себе в карман. С одной такой ходки матрос зарабатывал в среднем тысячу.