была заботливо приложена фотография остроумного симулянта.
– С кем решил шутки шутить, мерзавец! – нервно потирал руки мой подполковник.
Ответ Одесского военного прокурора пришел к нам уже после Нового года и занял, буквально, пять строчек:
«Экспертной комиссией Медико-Санитарного Управления Одесского военного
округа установлено, что бывший военнослужащий С. страдает навязчивой
психопатической манией, выражающейся в том, что он не может отпустить большой
палец правой руки, что делает невозможным прохождения им дальнейшей воинской
службы в рядах ВС СССР».
Командир долго в недоумении разглядывал ответ, затем как-то подозрительно
посмотрел на меня, ухмыльнулся в свои прокуренные рыжие усы и приказал никому в
части об этом не рассказывать.
Все-таки уметь ловить палец – дано не каждому!
=============
СПИ СПОКОЙНО, МОЙ НЕЗНАКОМЫЙ БЛАГОДЕТЕЛЬ
Трудно назвать три года службы в армии лучшими в моей жизни, но уж худшими –
язык не поворачивается. Призван был я в 1964 году, демобилизовался в 1967. Помню, как
меня провожали в военкомат перед убытием. За два дня до этого в армию ушел мой
приятель Валера по прозвищу Китаец. Его он получил в пятом – шестом классе за то, что, выходя на улицу, любил громко хвастать:
– Видите, какие у меня красивые желтые ботинки? – Это китайские, батяня по случаю
купил… – А брюки вельветовые – тоже китайские. Маманя с работы принесла… И
фонарик, бьющий точным пучком – тоже китайский… И белая сорочка китайская… Все
китайское!
То были времена, когда страна дружно распевала «русский с китайцем – братья
навек!». Таким образом мой рыжий дружок с соседнего двора раз и навсегда стал
Китайцем, и в минуты особого расположения мы называли его Дэном Сяо и Хер Чин Хоу, на что он никогда не обижался.
Накануне его отъезда мы пили с ним целую ночь у меня дома, понимая, что скоро не
встретимся. Изредка заходила к нам сонная мама, волнующаяся, как бы чего не случилось
с детками, решившими в знак дружбы освоить две бутылки водки. Напрасно. Одна у нас
осталась целой и невредимой, её я заберу с собой в свой «сабельный поход».
Валера жил по-соседски. Его мать работала на почте, а отец – военный пенсионер, седой одноногий инвалид, давно и прочно пьющий человек. С детства помню, как он
размашисто и резко передвигался на костылях с закатанной брючиной на левой
отсутствующей ноге. Работал он в артели инвалидов. Бывал всегда небрит, не очень
опрятен, в общем, представлял собой неприглядное зрелище. И вы поймете, как мне было
неловко, когда он предложил провести меня в военкомат, мол, всех провожают папы и
мамы, а ты пойдешь в некомплекте.
Посоветовался с мамой, она равнодушно бросила: – Хочет человек, пусть идет!
Чувствовалось, что этот разговор ей неприятен.
57
Наутро Валерин отец нас удивил. Мы подошли к военкомату втроем: мама, я и
пожилой подполковник на костылях, в наглаженной военной форме и с множеством
наград. Тщательно выбритый и с резким запахом «Шипра». На призывников и снующих
по двору работников военкомата эта живописная картина произвела впечатление. Они
уважительно козыряли фронтовику, вынесли ему стул, окружили вниманием. Мне было
приятно – такой батя! Наверное, поэтому меня назначили командиром отделения на время
поездки. Я сдуру возгордился – знай наших!
Мама стояла, как лишняя на этом празднике войсковой жизни. Теперь я ее понимаю и
жалею, сколь многого не доходило до меня в те годы.
Про свою армейскую жизнь я уже писал; со второго года служил в штабе, общался с
интересными людьми, возможно, поэтому она была наполнена занятными, на мой взгляд, эпизодами. Расскажу про такой.
Как-то командир меня спрашивает: – Чем занимаешься, Бронштейн, после обеда?