Кажется, в тот день в комнате именинницы произошла некоторая накладка: к
моменту нашего прихода там уже шел пир горой – гуляла другая троица знакомых ребят
из нашей части. Увидев наш дружный патруль, они поначалу почувствовали себя
лишними на этом празднике жизни. Дело, как минимум, пахло гауптвахтой. Но когда они
узнали «майора», их ликованию не было границ – пьянку можно было смело продолжать!
Все, что было потом, мне запомнилось отрывочно. Сначала вместе пили за
именинницу. Потом стали выяснять отношения: кому из нас оставаться здесь дальше.
Затем драка три на три в маленькой комнатушке. Естественное продолжение рубки в
коридоре общежития, где было как-то посвободнее. Крики девушек. И самое страшное –
падение в лестничный пролет с четвертого этажа ефрейтора Сливы из противостоящей
нам тройки. Девушки повыскакивали на шум из своих комнат. Драка шла в коридоре
полным ходом. Именинница догадалась вызвать такси и умоляла Диму немедленно
уехать. Кто-то из общежития позвонил в комендатуру и сообщил, что там идет драка
пьяных солдат с армейским патрулем. Уже через несколько минут грузовик с солдатами
комендатуры подъезжал к общежитию. Снизу закричали, что прибыли солдаты. Я понял, что это конец: мне ни в коем случае нельзя было попадаться в офицерской форме
настоящим патрулям – я был тогда кандидатом в члены партии и происшествие, связанное
с гибелью человека, влекло за собой самые тяжкие последствия. Мой друг, мгновенно
осознав это, дико заорал: «Ребята, садитесь в такси, я вас прикрою!», а так как нам было
неудобно бросать его и спасаться самим, то он прикрикнул на девчонок:
– «Забирайте их и ведите через черный ход к такси! Спасайте майора! Вам что -
непонятно, дуры?!».
История эта закончилась благополучно. Солдат, упавший в лестничный пролет, не
только остался жив, но даже ничуть не пострадал – пьяные хорошо переносят падения. Я с
Юрой Мельником попал на такси в часть, а остальные участники драки были задержаны и
препровождены в городскую комендатуру. Их поодиночке допрашивали и, как вы
понимаете, главным вопросом был один: назвать майора, который выдавал себя за
старшего патруля и смылся с места происшествия на такси. Меня никто не выдал.
Горжусь.
На следующий день, когда я принес командиру очередную порцию шифровок на
подпись, он спросил: известно ли мне, что мой дружок Дима Мечик отдыхает в
комендатуре, и знаю ли я вообще что-нибудь об этом?
– «Ведь там, кажется, был еще какой-то майор из нашей части», – озабоченно добавил
он, – хотелось бы знать, что это за мерзавец, который бросил своего друга в трудную
минуту…»
При этом он так внимательно посмотрел на меня, что мне ничего другого не
оставалось, как тут же во всем признаться.
– «Я так и думал, что это была форма нашего начальника штаба, – медленно произнес
подполковник, – бросает ее, мудак, повсюду, чтобы домой не таскаться… Так ты
говоришь, он кричал: – «Я вас прикрою! Спасайте майора!»? – восхищенно переспросил
мой боевой командир.
– «Вот тебе и плакса! С таким можно воевать – уважаю!» – вынес он окончательный
вердикт и послал дежурного офицера забрать Димку из гауптвахты.
С полгода спустя в нашей части произошло еще одно знаковое для нас с Димкой
Мечиком событие. Стрелялся Александр Дьяченко, первогодок из Ставрополя, нелюдимый, внешне высокомерный парень из профессорской семьи. Чистил в ружейной
комнате свой автомат, да вдруг приставил его к груди, навалился и нажал на спуск. Вся
54
казарма сбежалась на выстрел, один Димка не растерялся: стал мгновенно вызванивать
медиков. Дьяченко в тяжелом состоянии забрали в госпиталь, а на следующий день оттуда
сообщили, что самострел наш оказался невероятно удачлив: пуля прошла в нескольких
миллиметрах от сердца, каким-то чудом не повредив жизненно важные органы.