Благородный жулик

– Одним прекрасным утром мы с Энди продрали глаза где-то в Южной Индиане, в деревянной сельской гостинице, построенной из желтой сосны, пожалуй, самого распространенного строительного материала в этих местах, с 68 пенсами на двоих, стоит сказать, что земля в этом штате имеет цвет хорошо пропеченной кукурузной лепешки. Я не могу объяснить, как так получилось, что, накануне, ночью, мы слезли с поезда и очутились здесь. Ночь пролетела так быстро, что мы и опомниться не успели как вид на салун, который маячил перед окном нашего вагона, превратился в весьма самобытную художественную композицию из аптечного ларька и бака для воды, находящегося два квартала поодаль. А оказались мы на первой попавшейся станции, потому что хотели у одного фраера котлы[64 - котлы – часы (Словарь Тюремного Лагерного Блатного Жаргона, 1992 г.)] забарабать,[65 - забарабать – отнять, присвоить (Словарь Тюремного Лагерного Блатного Жаргона, 1992 г.)] небольшие такие, позолоченные, да и вариант наклюнулся…, на этой станции парень сошел, он с Аляски был, у него алмазов было чуток…. Днем раньше, когда мы были на Кентуккийской ветке нам не подфартило, а тут, решили взять реванш.

Когда мы проснулись, первое, что мы услышали – это крик петухов, и, вдруг, мы почувствовали что-то вроде запаха нитромуриевой кислоты[66 - Нитромуриевая кислота (царская водка) – использовалась для травления золота.], в котором я четко смог уловить присутствие хлора и нашатыря. И вдруг мы услышали, как что-то очень твердое и тяжелое свалилось на пол за нашими спинами и, послышалась крепкая брань.

Не унывай, – говорю я Энди, – Деревня есть деревня. Это, наверное, кто-то на прочность золотые кирпичи проверяет[67 - Известно, что мошенники часто использовали в своих аферах, так называемые «золотые кирпичи», их, обычно, изготовляли из свинца и покрывали сверху позолотой. Позолоту получали при помощи «царской водки».]. Мы здесь не надолго, обуем одного – двух фермеров и… Ай-лю-лю! Поминай как звали.

Фермеров я всегда держал про запас. Всякий раз, когда, попадал в передрягу, не имея иного шанса, я вытряхивал[68 - вытряхивать – грабить (Словарь Тюремного Лагерного Блатного Жаргона, 1992 г.)] этих крестьян. Как очумелый, я тёр им по ушам, двигал от фонаря[69 - двигать от фонаря – обманывать (Словарь Тюремного Лагерного Блатного Жаргона, 1992 г.)], и дыбал[70 - дыбать – смотреть, наблюдать (Словарь Тюремного Лагерного Блатного Жаргона, 1992 г.).], когда сазан клевать начнет. Затем, давал им ксивы[71 - ксивы – документы (Словарь Тюремного Лагерного Блатного Жаргона, 1992 г.).], правда, лажовые, на память. Махал им ручкой и исчезал в неизвестном направлении. Скажу я тебе, фермеры для таких ювелиров[72 - ювелир – опытный мошенник (Словарь Тюремного Лагерного Блатного Жаргона, 1992 г.).] как мы с Энди, так…, шушара…, с них много не возьмешь…. Но порой бывало, что и без них никуда, как министр финансов США прибегает к помощи банкиров с Уолл Стритт, так и мы шары втирали[73 - втирать шары – обманывать (Словарь Тюремного Лагерного Блатного Жаргона, 1992 г.)] фермерам.

Когда мы спустились с лестницы, то очутились в центре самого живописного и прекрасного фермерского угодья, которое мы могли только видеть. На расстоянии двух миль, на холме, покрытом деревьями, виднелся большой белый дом, вокруг которого раскинулись поля, пастбища, амбары и надворные постройки, и всё это было сосредоточено и связано в единый комплекс.

– Чье это хозяйство? – спросили мы хозяина гостиницы.

– Всё это, – говорит он, – Особняк, усадьба, лесные насаждения, сады и земельные угодья, – принадлежит господину Ецра Планкетту, одному из самых передовых фермеров, проживающем в нашем селе.

На двоих у нас оставалось всего 8 центов. И, поэтому, после обеда мы сидели, гадали по звездам и составляли гороскоп, как нам кинуть местного туза[74 - туз – богатый человек (Словарь Тюремного Лагерного Блатного Жаргона, 1992 г.)].

– Давай, я это дело проверну, – говорю я Энди. – Нас двое прожжённых против одного лопуха фермера – это такая же неравная схватка, как борьба Рузвельта с привязанным к дереву медведем[75 - Однажды в 1902 году президент США Теодор Рузвельт пошел охотиться на медведя. Охотничья команда с собаками загнала одного чёрного и привязав того к дереву, подобострастно пригласила Рузвельта отстрелить добычу. Он отказался, дескать – «неспортивно», но распорядился медведя пристрелить, дабы прекратить его мучения. История попала в газетные карикатуры, где из конъюнктурно-популлистских соображений медведь превратился в маленького симпатичного медвежонка с подписью «Демонстрация в Миссисипи стандартов порядочности».]. – Ладно, – говорит Энди, – Пойми Джефф, я хочу быть правильным жуликом, даже когда я, всего лишь, собираю дань с селекционеров брюквы. Скажи, что ты собираешься взять для заманки для этого Ецры? На что он, по-твоему, клюнет?

– Да, – говорю я, – первое, что я вытащу из своего чемодана. По-моему, я захватил с собой новые бланки декларации на подоходный налог, рецепт приготовления клеверного мёда из простокваши и яблочных очистков, бланки для заказа учебников МакГаффи[76 - Вильям Холмс МакГаффи (23. 09. 1800 – 4. 4. 1873) стал известен, благодаря, своим учебникам McGaffey Readers, которые использовались как учебники для школ.], (которые в последствии, оказались заказными бланками для приобретения жатвенных машин Мак-Кормика[77 - МАК-КОРМИК (McCormic) Сайрес Холл (1809—84), американский изобретатель жатвенной машины (1831). Она появилась в Англии в 1851 г. Широкомасштабное внедрение жатки, наряду с изобретенными Мак-Кормиком сноповязальной машиной и боковыми граблями, произвело переворот в уборке зерновых культур.]), жемчужное ожерелье, которое я нашел где-то в поезде, миниатюрный золотой кирпичик, и еще что-то, не помню что.

– Вполне достаточно. – говорит Энди. Любой из этих великолепных и столь нужных для жизни вещей, можно наповал свалить Ецру. И, – говорит, – Джефф, подготовь для него восхитительный сакоташ. И, сделай его таким аппетитным, чтобы он сам тебе отдал хрустящие, новенькие «чистые векселя[78 - ВЕКСЕЛЬ ЧИСТЫЙ 1. Разновидность векселя, на котором отсутствуют передаточные надписи. 2. Вексель без приложения каких-либо сопутствующих документов]». Это позор нашему Министерству Сельского Хозяйства, Комиссии по гражданской службе, а, также, закону «О чистоте продуктов питания и лекарств»[79 - Pure Food and Drug Act 1906,, закон «О чистоте продуктов питания и лекарств», 1906 г. (запретил производство, продажу или транспортировку в межштатной торговле продуктов питания и лекарств с фальсифицированными или мошенническими ярлыками; один из первых законов США о ненадлежащем рекламировании товаров)]! Как власти допустили такое, что некоторые из наших фермеров разинув рты и развесив уши, покупаются на то, что им суют такие негодяи как ты? Я уже составил списки из всего того барахла, что ты с собой привез. Его там столько, сколько различных культур бактерий в каталогах Общества Красного Креста.

В общем, я отправился на извозчичий двор и нанял там двуколку, мне она понравилась больше всего. Двухколка домчала меня до фермы Планкетта, где я её и привязал. Смотрю, у входа в дом, на ступеньках сидит человек, одетый в белый фланелевый костюм, с алмазным перстнем на пальце, на голове у него кеппи для гольфа, а на шее розовый эскотский галстук[80 - ascot tie – эскотский галстук (с широкими, как у шарфа, концами)].

– Ну, прям картина. Мы приехали на курорт. – подумал я.

– Уважаемый! Вы не подскажете, как мне найти господина Ецру Планкетта? – спрашиваю я его.

– Это я и есть! – отвечает тот, Или, не похож, по-твоему?

Я остолбенел. Стоял, как в рот воды набрав, а в голове крутились строчки из веселого стишка Маркэма Эдвина, «Человек с мотыгой». Примерно, эти:

Назову слепым себя я,

Коль, порывом вдохновленный,

Вижу всё, не замечая

Человека – центр Вселенной.

Вот так мужик от сохи! Когда я смотрел на этого мохнатого сельского грача[81 - мохнатый грач – богатый человек, потенциальная жертва воров и жуликов (Словарь Тюремного Лагерного Блатного Жаргона, 1992 г.).] все мои планы как его наколоть стали мне казаться такими же никчемными как попытка напугать кодлу[82 - кодла – бандитская или воровская группа (Словарь Тюремного Лагерного Блатного Жаргона, 1992 г.).] игрушечным пистолетом.

– Ну, – говорит он, глядя на меня в упор, – Говори! А…, вижу, левый карман твоей куртки сильно провис. Бьюсь об заклад, там лежит золотой кирпич. Такие кирпичи мне нужны гораздо больше, чем фуфло о твоем несправедливом увольнении или сказки о затерянном серебряном руднике.

Меня как молнией ударило. Я стоял и ничего понять не мог, до такой степени чувствовал себя идиотом. Но, все-таки, вытащил из кармана маленький кирпич, завернутый в носовой платок и развернул его, чтобы показать ему свое сокровище.

Ецра подержал его в руках, посмотрел оценивающе, прикинул сколько он может весить, и говорит: – За доллар восемьдесят центов. Пойдет?

– Да, мне свинец дороже обошелся, чем Вы мне предлагаете, – отвечаю ему с достоинством. И кладу кирпич обратно в карман.

– Хорошо, говорит он, – Но, сечешь[83 - сечь – следить, смотреть (Словарь Тюремного Лагерного Блатного Жаргона, 1992 г.)] в чем дело, я собираю такие, и в моей коллекции ему как раз самое место. На прошлой неделе я толкнул поддельный золотой кирпич, который покупал за 2 доллара 10 центов, за 5 тысяч долларов!

В этот момент зазвонил телефон.

– Заходи, братуха, – говорит Ецра, посмотришь, как я живу. Порой мне бывает одиноко в этой глуши. И направился прямо к телефону, говорит мне мимоходом – По-моему, это звонят из Нью-Йорка.

Мы зашли в дом. Комната была обставлена в точь-точь как маклерская контора на Бродвее – светлые дубовые столы, два телефонных аппарата, Кресла и диван, обтянутые кожей на испанский манер, масляные холсты в позолоченных рамах, глубиной в фут, и, в углу биржевой тиккер[84 - тиккер – биржевой аппарат, передающий котировки ценных бумаг.], который позволял всегда знать последнюю сходную цену на бирже.

– Алло! Алло! – кричит в трубку, этот оригинал. – Это Театр Риджент? Да; это Планкетт из Торгового Центра Вудбайн. Я бы хотел забронировать 4 места, рядом с оркестром на вечер в Пятницу – Да, да, как обычно; на Пятницу. Хорошо. До свидания.

– Каждые две недели я езжу в Нью-Йорк для того чтобы побывать на новом представлении, – говорит Планкетт, вешая трубку. Я сажусь на 18 часовой экспресс в Индианаполисе, и успеваю десять самых веселых часов побалдеть на Бродвее[85 - О. Генри называет Бродвей the «Yappian Way.». Этот каламбур, своему происхождению обязан названию самой известной дороги Рима the «Appian Way». В оборот берется лексема «yap», которую жители Нью-Йорка любят употреблять безудержно.], и быть уже дома через 48 часов, еще до того как мои курицы в курятнике перестанут кудахтать и лягут спать. Тут он посмотрел на тыкву, и говорит – О, Тыквища, прародительница и родоначальница всех тыкв, спасающая людей от голодной смерти со времен пещерного века, подари мне сногсшибательный урожай для того чтобы я мог им удивить всех на ежегодном собрании Американской Ассоциации Газовой Промышленности! Ты думаешь, она на такое не способна, братуха? – говорит он, обращаясь ко мне.

– Я должен признаться, у меня в области сельского хозяйства, с которым я до настоящего времени, особенно, не сталкивался, довольно большой пробел, – преисполненным доверия голосом, отвечаю ему я.

– Понятно, чувак, – говорит он, – Смотри, желтая примула на берегу повернулась к нам своим соцветием, прям, точно как на обложке подарочного издания «Языка Цветов» с отливной кромкой.

И тут опять зазвонил телефон.

– Алло! Алло! – говорит он, – С кем я говорю? А! Это Перкинс из Миллдейла. 800 долларов слишком большая цена за такого коня. Дорогой, ты не мог бы его подвести поближе, к трубке? Хорошо. Дай-ка, я послушаю его. Так. Теперь отойди подальше от трубки. Пусть немного погарцует по кругу. Быстрей. Да, да. Я прекрасно слышу. Быстрей… еще быстрей. Всё! Достаточно. Теперь подведи его обратно к телефону. Ближе. Еще ближе. Сунь трубку прямо ему под нос. Так, Стоп. Подожди. Нет! Я такого коня не возьму. Почему? Нет и всё! Ни за что! Во-первых, он хромает! Во – вторых, он болеет, я слышу по его дыханию, не надо мне по ушам ездить! Все, тогда пока, всего хорошего, – и вешает трубку.

– Так что, Демосфен[86 - Демосфен – бродяга, нищий (Словарь Тюремного Лагерного Блатного Жаргона, 1992 г.)] – говорит он – Ты, наверно, понимаешь, что жизнь на селе стала другой. Отстал ты от жизни! Почему, Том Лоусон[87 - Том Лоусон – американский бизнесмен, миллионер, который составил свое состояние играя на бирже. Вопреки традициям, которым придерживаются ведущие представители в сфере бизнеса, он договорился с редактором журнала «Everybody’s Magazine» о том, что этот журнал опубликует ряд его злободневных статей. Условием этой договоренности было, что первая статья появится в печати, только, в Июле 1904 года.] только и ищет, как можно современного трудягу поиметь? Так, что там у нас сегодня? Сегодня Суббота 14, точно! Теперь, смотри сюда. Ну и что-ж, что мы Деревня. Я и на своей ферме всегда в курсе всех происходящих событий в мире.

И он показывает на громадный ящик, стоящий на столе, чем-то похожий на слот-машину, с какими-то штуками для ушей. Я вставил эти штуки в уши и слушаю. Какой-то женский голос начинает читать газетные заголовки: убийства, несчастные случаи, политические события.

– Всё, что ты слышишь, – говорит Ецра, – Это краткий обзор основных событий дня из газет в Нью-Йорка, Чикаго, Сент-Льюиса и Сан-Франциско. По телеграфу, вся эта информация передается на нашу сельскую станцию и оттуда, проведены линии по подписчикам с оплаченным абонементом. А на этом столе лучшие газеты и журналы Америки. А, также, реклама самых известных ежемесячников.

Я взял один лист и смотрю на заголовок, на котором написано: Выпуск Срочных Новостей. В Июле 1909 года в «Сенчури Мэгэзин[88 - Сенчури Мэгэзин (англ. The Century Magazine, полное название англ. The Century Illustrated Monthly Magazine) – ежемесячный журнал, публиковался в США с 1881 по 1930 годы, преемник журнала Scribner’s Magazine.]» будет опубликовано – и дальше в том же духе.

Вдруг Ецра звонит кому-то, из разговора можно понять, что своему управляющему – и дает ему указания продать 15 коров джерсейской породы по 600 долларов за одну, засеять поле в 900 акров пшеницей и доставить на троллейной вагонетке на вокзал еще 200 банок. После этого он переключился на Генри Клея[89 - Генри Клей (англ. Henry Clay; 12 апреля 1777, округ Хановер, Виргиния – 29 июня 1852, Вашингтон, округ Колумбия) – американский юрист, политический и государственный деятель. Клей представлял штат Кентукки как в Сенате, так и в Палате представителей, в которой он также занимал должность спикера. В 1834—1836 годах был председателем сенатского Комитета по международным отношениям. В кабинете президента Джона Куинси Адамса Клей занимал пост государственного секретаря. Он трижды, в 1824, 1832 и 1844 годах, баллотировался на пост президента США, все три раза Клей проигрывал выборы. Клей был одним из лидеров национальной республиканской партии, а затем партии вигов. Он получил прозвище «Великий мастер компромисса» за свою деятельность по предотвращению раскола США из-за вопроса рабства. Клей сыграл важную роль в принятии Миссурийского компромисса и Компромисса 1850 года. В 1957 году комитет Сената под руководством Джона Ф. Кеннеди назвал Клея в числе пяти наиболее выдающихся сенаторов в истории США.], затем отправил своему управляющему бутылку зеленого шартреза[90 - шартрёз – ликер (по названию картезианского монастыря близ Гренобля).] и дальше слово за слово, а потом хватается за ленту из тиккера и читает вслух:

– Смотри-ка, акции на газ поднялись на две единицы. Ну что ж, прекрасно!

И тут я его спрашиваю: – А… а у Вас никогда проблем с полицией не было?

А он угрожающе так, поднимает руку и говорит: – А ну заткнись! – говорит, – А не то сейчас собаку спущу.

После чего добавляет: – Слушай, тебе, конечно, это может и не понравится, но твое присутствие начинает мне действовать на нервы. Мне надо писать статью о Химере Коммунизма для журнала, к тому же сегодня вечером я собираюсь посетить собрание Ассоциации Гонщиков.

– Надеюсь, у тебя хватит ума понять, что если вдруг, что-нибудь произойдет в моем селе я тебя выгораживать не стану. Так что, проваливай.

Мне ничего не оставалось, как вернуться к своей двуколке. Конь домчал меня до гостиницы, там я его привязал и пошел в номер поговорить с Энди. В его комнате я рассказал ему о разговоре с Ецра Планкеттом, причем всё как было, так и рассказал. И уселся, зеленый от отчаяния, теребя скатерть и уставившись в одну точку, как чокнутый.

– Ничего не могу понять, – говорю я Энди, насвистывая себе под нос какой-то печальный и дурацкий мотив, чтобы хоть как-то скрыть свое бессилие и унижение, свою подавленность.

Покусывая кончик своего левого уса, Энди принялся ходить по комнате вперед и назад, и ходил он так долго-долго, грыз свой ус и думал, думал, думал…. Он всегда так делает когда хочет что-нибудь придумать.

После интенсивного процесса мысленного штурма и оценки сложившейся ситуации, – он говорит: – Джефф, твой расклад об этом эксклюзивном сельском выродке мне понятен, и придется в него поверить. Но мне кажется, просто, невероятным, что он прошел полный курс вакцинации от всех существующих систем деревенского мошенничества. И вдруг спрашивает меня, – Джефф, ты когда-нибудь считал меня особенно, религиозным?

– В общем то, нет, – отвечаю, правда, я встречал много людей верующих в Бога у которых их религиозные предпочтения не были проявлены открыто. Но, такие сразу станут твоими заклятыми врагами, если, ты покажешь неуважение к их вере.