Любовь под прикрытием

– Надо вскрыть коробку с проводами. Отсоединить их аккуратненько. Потом обратно присоединить и смыться за три минуты. Самое сложное – отсоединить. Потому что, на мой взгляд, отперев дверь, надо уложиться в три минуты, чтобы отсоединить проводки. Аккуратненько. Хотя могут быть и другие решения.

– Какие? – мне реально любопытно.

– Пришла в голову интересная мысль, – хмыкает отец, – а что если сигнализацию никто и не отключал?

– Как это? Как пройти в музей, не отключая сигнализацию?

– Предположим, только предположим, что драгоценности украли в рабочее время. Когда сигнализация и так отключена. На третьем этаже, ты сама сказала, код до ограбления меняли не каждый день. Значит, нужно было узнать код, а потом просто открыть дверь и вытащить драгоценности из сейфа. Сейф вскрыть в принципе не так уж сложно.

– Да, – киваю, – директриса говорила, что сейф там довольно простой. Вся надежда была на сигнализацию. Но постой. Это же какая наглость – взять и посреди бела дня забрать драгоценности. Спокойно с ними пройти на первый этаж. Выйти на улицу… Очень наглый поступок.

– Но многое упрощающий. Если охранник не станет проверять сумку, то проблем нет. В камеру хранения сдают только крупные сумки и рюкзаки. А драгоценности вполне могли влезть в авоську обычного размера. Или нет?

– Я видела фото украденного. Вполне влезли бы.

– Вот-вот. Надо только незаметно пройти на третий этаж, воспользоваться отсутствием там сотрудников и все!

Довольный отец энергично принялся доедать второе. А я даже не знала, что подумать. Такой простой ход! Но наглый, как тот Дима. В его было бы духе. Более того, он, как сотрудник музея, вполне мог спокойно пройти в служебное крыло третьего этажа. Мог узнать код. Мог знать, когда там никого нет.

После обеда отец тащит меня показывать новые корабли. Я знаю – это ритуал. Отказываться нельзя. Мы стоим возле реки и смотрим на трех огромных исполинов, которые пока стоят на суше, но скоро будут спущены на воду. Папа рассказывает о каждом:

– …вот, импортозамещение. Справляемся своими силами. Ладно, иди расследуй свое дело. Не буду долго задерживать, – отец по-дружески хлопает меня по спине, подталкивая вперед. – В гости заходи, а то мама скучает.

– Хорошо, пап, обязательно! И спасибо!

Я бегу сдавать каску и в музей. До метро от завода далековато. Ничего, потрясусь в автобусе. Выйдя на Горьковской, пишу директрисе, что скоро буду. Но сначала покупаю себе гамбургер с картошкой – дальше не будет бывших Макдаков, а захотелось после музея сесть в саду и сожрать эту нездоровую пищу. Бывает…

Меня обволакивает еще большая толпа людей – канун первого мая. У нас-то в Сормово все как обычно: кто с работы пораньше пошел, мамы с колясками и детьми, которые уже ходят самостоятельно. Туристов нет. А центр кипит. Какой там рабочий день! Такое ощущение, что выходные здесь вечные.

К Кремлю подъезжают вереницей туристические автобусы. Они из себя изрыгают детей, взрослых, гидов. Ох, зачем я про гидов вспомнила! Нормально же день начинался. Ладно, продираюсь через толпу. У Чкалова тоже аншлаг – фоткаются, на Волгу любуются, по лестнице туда-сюда. В общем, жизнь кипит.

Несмотря на мою любовь к Нижнему, я не так часто гуляю по центру. Строго говоря, я и сейчас не совсем гуляю. Но невозможно идти и не смотреть по сторонам. Делать вид, притворяться, что ты не на работе. И вообще не местная – видишь все впервые. Кстати, туристам в этом плане на самом деле повезло.

Привычным маршрутом иду по верхней набережной к музею. Возле него стоят три автобуса. Из первых двух высыпают группы школьников лет двенадцати и заполоняют собой узкий тротуар. Я вздыхаю и терпеливо жду, пока они зайдут в усадьбу.

Наконец, и я толкаю тяжелую дверь. Охранник просит подняться в кабинет директрисы.

– Добрый день! – бодро здороваюсь, так как по пути нигде не наткнулась на Диму. Хочется его увидеть, но мне это вредно. Как фастфуд. Вкусно, однако здоровью вредит. – Мне бы хотелось поговорить с ученым, работавшим с пропавшими драгоценностями, и с главным хранителем музейных предметов. Как бы их застать?

– Главный хранитель у нас в отпуске, – директриса замялась. – Видите ли, он давно его подписал. Путевки были. Ну я его и отпустила. Полиция успела взять у него показания, поэтому никто не запрещал ему ехать. Ученый, наверное, у себя в университете. После кражи ему не с чем было работать. Я дам его телефон. А что вы у них хотите выяснить, чего нет в показаниях?

– Появились вопросы. Например, их почему-то забыли спросить, не говорили ли они кому-нибудь код от двери.

– Конечно, нет! Видимо, это было слишком очевидно, чтобы спрашивать уважаемых людей.

– Или, может, спрашивал кто код. Короче, есть вопросы. Никто их не подозревает. Но по регламенту положено все уточнить. Первые показания даются сходу. Часто потом всплывает что-то дополнительно. А когда приедет хранитель?

– Шестого мая выйдет на работу, – отвечает директриса, сверившись с компьютером. – Не знаю, поймаете ли ученого. Это у нас все на голове стоят, а у нормальных людей выходные, праздники.

– Попробую поймать, – я улыбаюсь максимально приветливо. – Ладно, не буду мешать. – И скрываюсь за дверью.

Внизу все-таки стоит он. Мой змей-искуситель. Ждет, когда соберется его группа.

– Привет, – он тут же меня замечает. – К нам или от нас?

– От вас.

– Жаль! А что это у тебя? Гамбургеры?!

Боже, такое ощущение, что у меня в пакете нечто невообразимое.

– Да, захотелось. Иногда бывает. Сейчас буду наслаждаться в саду.

– Ира, это несексуально, – он почти шепчет мне на ухо, обдавая меня своим горячим дыханием. – Когда ты надкусываешь бургер, из него течет сок по твоему подбородку, капает на джинсы. Тебе приходится открывать шире рот, чтобы он весь туда влез. Твой милый ротик, созданный совсем для другого. – Дима на мгновение отворачивается от меня: – Да, сюда, пожалуйста, через пять минут стартуем! Стоим, пока ждем! Я ваш гид. Ориентируемся на меня!

Господи, они и так на него «ориентируются». У дам прям течка.

– Короче, – он опять шепчет мне в ухо, – я тебе покажу, что надо есть. А то ты все-таки отсталая. Я заметил в ресторане. Так что лучше выброси этот пакет в ближайшую урну.

«Ага, сейчас, выбросила!» – думаю про себя. Через бумажный пакет я ощущаю тепло – не остыла, гадость моя, вкусненькая.

– Ир, мне пора. Но сделай, пожалуйста, как я сказал. Я тебе могу дать денег на «Джульетту». Или там дальше, напротив Кремля, есть вкусная хинкальная. Отличная восточная еда.

– Спасибо. Денег не нужно. Тем более, я при исполнении. И ты тоже.

Дима возвращается к своим обязанностям. Группа идет за ним в первый зал. Отстающих подгоняет охранник. Он похож на собаку, которая стережет своих овец, и загоняет домой.

Конечно, я не выбрасываю пакет с вкусной гадостью. «Щас!» – обращаюсь я к Диме в окно, выйдя на улицу. Он меня не видит, потому что рассказывает группе историю усадьбы. Пусть рассказывает. А я поем и подумаю. Заодно погуглю родню купца и позвоню ученому. Черт, не спросила, как его зовут, и в показаниях не обратила внимания.

– Добрый день! – бодро здороваюсь с незнакомым мужчиной. – Это следователь. Я веду дело об ограблении музея… Да-да, ужасно! Нам бы с вами поговорить. Сейчас? Могу. А куда к вам ехать? Ильинская… Через час могу быть, – даю себе полчаса на поесть и полчаса дойти до Ильинки.

Сок из гамбургера, действительно, капает на джинсы. Сглазил змей! Ладно, пошла допрашивать ученого. Пытать каленым железом.

***

Снова на Горьковской. Можно опять купить габмургер. Ладно, не буду. Одного несексуального блюда на сегодня хватит.

– Антон Владимирович, – протягивает мне руку импозантный мужчина. Слава богу, представился!

– Ирина. Извините, что побеспокоила, но редко когда мы останавливаемся на одной беседе, – вежливо улыбаюсь. – Всплывает новая информация, надо что-то уточнить…

– Ничего-ничего, присаживайтесь.

Разговариваем мы в небольшом, но уютном кабинете ученого. Выясняется, что он доцент, культуролог. Занимается старинными предметами искусства и преподает историю искусств студентам.

Ему около сорока. Потом посмотрела на сайте универа – действительно, Антону Владимировичу тридцать восемь. Если Дима – эдакий испанский мачо, то доцент выглядит, как обычный российский мужчина. У него светлые волосы, зеленые глаза. И когда он улыбается, морщинки разбегаются от его глаз. Он не очень высокий, не толстый, но довольно плотный. Самое в нем любопытное – маленькая сережка в левом ухе.

То ли Димино влияние, то ли у меня что-то с организмом, но я рассматриваю культуролога не с точки зрения следователя, перед которым сидит свидетель. А как мужчину. Дожили!