Тыловик

У нас лежачих не было. Поэтому раненые очень скоро освободили палату. Некоторые недовольно бурчали что-то про себя. Ломоносов остался к этому довольно равнодушным, проследил за закрывающейся дверью и повернулся к нам:

– Вы, как я понял, встать не можете?

– Так точно, товарищ лейтенант.

Он с сожалением вздохнул:

– Ну что же! Придется беседовать сразу с обоими и нарушить инструкцию.

На что Дремов ответил:

– Ничего страшного, товарищ лейтенант. Ведь кроме нас здесь никого нет.

Особист кивнул:

– Хорошо, начнем! Вы знакомы с лейтенантом Дубоносом?

У меня невольно вырвалось:

– Со «Слюньковым»?

– С кем, простите?

Но тут же отвернулся от нас, и было видно, что он еле-еле сдерживается от смеха. Похоже, что он был лично знаком с этим Дубоносом. Наконец, особист справился со своими эмоциями и повторил вопрос:

– Вы знакомы с лейтенантом Дубоносом?

– Да, знакомы. Он нас допрашивал.

Ломоносов кашлянул и продолжил:

– Хорошо, а когда вы видели его в последний раз?

Я ответил:

– Да там же, в госпитале. Он меня допрашивал в день эвакуации. Больше я его не видел.

Дремов тут же добавил:

– Я тоже его больше не встречал.

Особист закинул ногу на ногу:

– А теперь давайте про свои подвиги. А то я уже наслушался такого, что и поверить трудно. Начнем с вас, лейтенант Герасимов. Прошу!

Мне еще трудно было долго говорить. Поэтому я часто останавливался, и мой рассказ занял довольно много времени. Раненые уже заглядывали в палату. Особист несколько раз прерывал меня, кое-что переспрашивая и уточняя, а потом сказал:

– Ну все, не буду вас больше мучить. А то народ уже волнуется. С вами, старший лейтенант Дремов, завтра поговорим. Выздоравливайте, до свидания!

Он пожал нам руки и вышел. Раненые начали возвращаться, заинтересованно поглядывая на нас, но пока ничего не спрашивали. А Дремов повернулся ко мне:

– Что ты обо всем этом думаешь, товарищ лейтенант?

– Я думаю то же самое, что и ты, товарищ старший лейтенант.

Дремов хмыкнул:

– А что думаю я?

– А ты думаешь, что особист Ломоносов неплохой человек, наверное.

Володька усмехнулся:

– Да, будем надеяться, что это так. Допрашивал сразу обоих, значит, особых претензий к нам у них нет. Вот завтра придет ко мне, а потом, может быть, и совсем отстанут.

– Ладно, загадывать не будем. Что вырастет, то вырастет.

Неожиданно пожилой раненый, который приструнил вчера Дремова, обратился к нам, но почему-то вполголоса:

– Не тешьте себя надеждами, юноши. Эти деятели просто так не отступаются. Но я буду рад, если ошибаюсь.

Дремов внимательно посмотрел на него:

– Мне кажется, что вы ошибаетесь.

Раненый открыто улыбнулся:

– Это же хорошо! Давайте знакомиться, товарищи командиры. Подполковник Давыдов Илья Ильич, начальник штаба стрелкового полка.

Мы тоже по очереди представились, а Дремов еще и добавил:

– Надо же, везет нам сегодня на знаменитые фамилии.

Подполковник лишь усмехнулся:

– Знаете что! Давайте здесь обращаться друг к другу без всяких чинов и званий, мы здесь все одинаковые. Как вам такой расклад, а?

Я ответил ему в тон:

– Так точно, Илья Ильич.

Краем глаза я заметил, что меня внимательно рассматривает лежащий у противоположной стены раненый, но особого внимания на это не обратил. А Давыдов продолжал:

– Сделаем так. Скоро обед, после него отдохнем, и вы расскажите про свои похождения. Если захотите, конечно. Здесь никто не приказывает, кроме начальника госпиталя.

После обеда и часового отдыха мы собрались рассказывать о своих делах, в который уже раз. Но здесь, в этом госпитале, это было уже традицией, и происходило с нашего согласия. Раненые собрались поближе, и Дремов приступил к повествованию. Его выслушали молча, не перебивая. Пришла моя очередь, и когда я начал говорить о прорыве через линию фронта, то раненый, который раньше наблюдал за мной, вдруг не выдержал и перебил меня:

– А вот это неправда! Я ведь был в том госпитале. А позже и в поезде.