Тощий жеребец, которого они прозвали Горацием, бежал крупной рысью по грубой местности.
Солнце поднялось выше, жара усиливалась, и Нэнси со Стэн всё чаще прикладывались к деревянной фляжке с водой, пристроенной в центре их двуколки. Фляжка вмиг опустела.
Они остановились и извлекли из четырёх двухгаллоновых фляжек, которыми снабдил их Роберт.
Пришлось остановиться у колючих зарослей с печальным исходом, так как большая часть пути занимала бледная растительность, и они решили, что коню пора передохнуть
Тут же мелкая чёрная мошкара тучей налетела на них, залепляя рот и глаза. И девушки поспешили снова запрячь коня, повернув туда, где их ждали, держа одной рукой поводья, а другой отбиваясь от назойливой мошкары, прощальным салютом хлопая себя по щекам.
Конь плёлся из Матуринны целые сутки, но вопреки спешке, Стэн и Нэнси остановились на закате у озера Летти, чтобы напоить коня, попить самим и поджарить мяса, в общем утолить жажду и голод. Коню задали торбу соломы.
Уже полпути было пройдено, и около полуночи они проложили путь по прохладной ночной пустыне. Луны не было, но они ориентировались по теневым силуэтам наездников (пути было совсем не видно) при свете звёзд слабо ограждающихся в земной гальке. Звёзды горели призрачно-голубоватым светом, а Млечный путь причудливо пересекал всё небо.
Утром они подъехали к краю песчаных барханов. Ряды красноватых и розоватых барханов были направлены в разные стороны – с севера на запад, возрастая ближе к станции, обдаваемые ветром, а самые дальние тонули бледными островками в голубых миражах.
Барханы, длинные и низкие, но не более чем двести футов в высоту. Когда один из них попадался им на пути, они обнаруживали, что его лучше объехать в диаметре, и решили попробовать пересечь вершину, которая чаще разносилась ветром.
Сбавляя скорость, с которой они ехали, выпив вчерашнюю воду, пока ещё могли бы умываться тёплой солёной водой озера Летти, они запаслись лишь другой водой к завтраку, умыться и почистить зубы, и протирали лицо и руки влажной тряпкой.
Вода во второй фляге была предназначена для чая. В двадцати милях от центральной изгороди можно было заметить фермерскую усадьбу, если успеть к ней до полудня.
В Матуринне не держали другого скота, кроме овец, но так далеко они не видели ни одной.
А теперь Стэн обеспокоено подумала: «У бедной женщины уже третий день схватки… если она ещё жива.»
Глава четырнадцатая
В усадьбе стояла зловещая тишина безо всяких признаков жизни. Беленький небогато крытый домик терялся за садовой изгородью и зеленеющими неподалёку кустами и пальмами, даже огород орошался сверху. Но за приделами забора было пусто, изрытая пустынная глина, пыль да камни.
В сотнях ярдов то забора тянулись убогие горбики, груженные тюками и флягами, держась вместе. Тёмная фигура отделилась с одной стороны и предстала полненькой аборигенкой из племени лубра с светлом хлопковом национальном платье.
– Хосайке совсим худо, – заговорила она, подходя и поддерживая лошадь под уздцы, – я сказала Молли. Мы стараемся ей помочь. Ребёнок не выходит.
Ещё одна тёмная фигура отделилась от построек назад, и абориген-полукровка в штанах в обтяжку и рубашке открыл ворота и повёл лошадь к его не распряжённой.
Стэн подхватила свой чемоданчик с их телеги], а Нэнси с аборигенкой перенесли сумки на другую сторону.
Роженицу они обнаружили в сумрачной спальне, при ней дежурил её муж, протирая лицо влажной тряпкой.
Её жидкие каштановые волосы прилипли ко лбу, а глаза смотрели отрешённо, потемнев от боли. Из груди вырывался слабый стон.
Едва осмотрев опытным взглядом выпуклый живот и бледное измождённое лицо бедняжки, Стэн чуть не выронила чемоданчик из рук.
– Миссис Джексон… мы здесь, чтобы помочь Вам, – утешила она, – Это – сестра Маклин, а я – сестра Честертон.
Пациентка раздражённо повернулась на влажной подушке.
Мистер Джексон встал. Он был высоким, темноволосым, широкоплечим, а его давно не бритое лицо украшала иссиня -чёрная поросль.
– Кажется, её боли прекратились, – прошептал он, пожимая сёстрам руки, – всё без изменений.
– Где можно помыть руки? – спросила Нэнси, – Мы сделаем всё, что в наших силах!
В тёмную спальне с закупоренными окнами напротив центра мистер Джексон принёс жестянку с горячей водой и кувшин с холодной, поставив всё рядом с расписным фарфоровым тазиком для умывания.
Стэн оскалилась на Нэнси:
– Может, ребёнок уже мёртв. Схватки прекратились, и если не возобновятся, малыш сгниёт в полости матки. Тогда неизбежно и заражение матери.
Пятеро ребятишек Джексона в возрасте от трёх до одиннадцати лет в неоднократно перешитой одежде играли на веранде, зная, что их мама больна.
Осмотревшись, Нэнси заприметила, что старшая девочка прихрамывает. Все детки с мягкими как солома волосами были худы.
– По-моему, всё может прояснить только кесарево сечение. Если перевезти в больницу, – бросила она в сторону.
– Да, но это уже…
Стэн переоделась в чистую белую форму, принесённую с собой в клеёнчатой сумке для журнала и не казалась запылённой.
Только вытерлась, и девушка, сжав зубы, расправляла её:
– Ладно, пошли! – скомандовала она.
В течение непрекращающейся борьбы Нэнси остановилась, чтобы стерилизовать инструменты, принесла кипяток в чайнике и смочила им тряпки.
Когда Стэн попыталась надавить на выпуклый живот, женщина очнулась и вскрикнула. Она уже приготовилась к смерти.
– Миссис Джексон, Вы должны помочь мне. Потужьтесь как можно сильнее…
– Нет! Снова заболит, – снова заплакала она.
– Ну, чуть-чуть. А если будет невмоготу, мы дадим Вам немного хлороформа, – и она принялась массировать тугой живот.
– О-ой! Ай! Пресвятая Дева, Матерь Божья…
Схватки возобновились двумя сильными толчками. Миссис Джексон стонала:
– Боже, помоги мне!
Стэн кивала, а Нэнси подавала ватку с хлороформом, но едва заметно.
– Она переутомилась. Надо подтолкнуть, – констатировала Стэн
Схватки больше не повторялись. Стэн, введя расширитель, заметила, что матка повреждена, и лишь тогда взяла в руки щипцы.
Нэнси придвинула хлороформ, но миссис Джексон была в обмороке.
Стэн приготовилась использовать все возможности, как в случае с миссис Бэйтс в Херготт Спрингс.