– Нет! – Нэнси отвернулась, передёрнув плечами.
Ей ужасно не хотелось перекладывать свою боль на Стэн, чтобы не признавать себя обиженной, но всё было ясно и без слов.
О Заире тоже не было известий со времени последнего разговора с Ахмедом, но однажды Стэн увиделась с Шебиб в магазине: – Как Ваша сестра? – осторожно спросила Стэн, – Мы давно её не видели…
– Отец не выпускает её из дома. Бедняжка! Рубен приходил навестить её, но отец выгнал его, пригрозив кинжалом. Он теперь настороже, а Заира грустит.
– А как её здоровье?
– Она в порядке.
Нэнси и Стэн решили, что исправить ничего нельзя. Заира была совершеннолетней и, как мусульманка, имела кое-какие права, безоговорочно подчиняясь мужчине. Нэнси и Стэн всё же надеялись, что Ахмед Али позволит её выйти замуж.
Когда пришла очередь Стэн получать почту, пришла открытка.
Волт в то утро пришёл из Бёрдсвилля, а к полудню с юга пришёл поезд.
И Стэн вернулась с тремя письмами: одним для неё, одним – для Нэнси от её матери и маленьким конвертиком с бёрдсвилльской маркой.
– Тебе, – улыбнулась Стэн, передавая Нэнси её почту, – Наверное, от Элдреда.
Нэнси с схватила конвертик и умчалась с ним в спальню. Там она неловко разорвала его. Внутри оказалась открытка – чёрно-белый снимок пеликанов близ реки Диамантина в Бёрдвилле, а на обороте – пара строк ученическими чернилами: «Дорогая Агния! Всё думаю о тебе. Люблю. Элдред».
Пара строчек! Пара строчек за целых три месяца!
Первым желанием было – порвать это послание. Но она остановилась. Всё-таки, он всё время думает о ней. Не совсем забыл о её существовании, кажется.
Но мог бы написать хоть на страничку.
И Нэнси спрятала открытку в ящик под носовые платочки.
И лишь потом принялась читать очередное мамино излияние.
Похоже, отцу сильно не здоровилось. Доктор отмечал недомогания.
Отец нанял нового управляющего и больше не занимался сам мукомольнями.
«За эти годы ничего не изменилось, – подумала Нэнси, вспомнив старого управляющего, делавшего основную часть работы, когда майор Маклин ещё числился «хозяином», гораздо больше чем номинально. К тому же, он был далеко не молод.
И, наконец, мама перестала внушать ей, чтобы она вернулась домой.
Нэнси казалось, что она никогда не покинет Херготт Спрингс. Именно здесь, отрезанная от мира за четыреста миль.
Но в городе она была бы почти за тысячу миль отрезана от Каппамерри.
– Что пишет Элдред? – спросила Стэн, когда они уже запивали чаем холодные бифштексы с картофельным пюре.
– Гм, – Нэнси набила рот, не испытывая желания отвечать.
– Ну, что он пишет? Нормально доехал?
– Не знаю, – Нэнси проглотила кусок, не заметив вкуса, – Это… всего лишь открытка… Ох, Стэн, всего лишь пара строчек на картинке с пеликанами.
Она с шумом отложила прибор и закрыла лицо руками.
– В эпистолярном жанре он явно не силён! Утешься, Нэнси! Может, это самое длинное изо всех его посланий!
Нэнси отняла руки от лица. Из её нежно-голубых глаз текли слёзы:
– Прости, Стэнси. За последние месяцы я не слишком-то хорошо работала… Ты всё замечала, но из гордости ничего не говорила, а теперь… мне надо его забыть.
– Не ответишь на открытку?
– Нет! Хотя, может быть. Если смогу принять столь короткое послание, – она отодвинула тарелку, – кажется, я не хочу есть. – Надо изменить мнение об этом парне. Он слишком хорош, даже красив.
– Я поняла тебя. Но, к несчастью, от его прелести у меня «съехала крыша». Боже! Я должна его забыть. И не могу.
– Не теряй головы, старушка. Забудешь. Как только уедем отсюда. Ещё кого-нибудь встретишь.
– Никогда!
– Так и хочется поспорить!
– И всё же я постараюсь не думать о нём. С нынешнего дня сотру из памяти!
– Сильно сказано!
Но в лунные ночи под крик ржанки она не могла сомкнуть глаз в своей постели, вспоминая мгновения, когда они были вместе, и боялась забыть его.
Для ответной открытки же сложила такие строки:
«Благодарю за ничего! О тебе не думаю! Чернила не кончились? Открытку получила».
Но ни одна из этих строк не выразила её боли и обиды: «Ненавижу. Нэнси», – хотелось приписать ей, но это было неправдой. Такого она заявить не могла.
В конце концов, он хоть что-то написал ей, да ещё с обратным адресом: «м-ру Элдреду Норману. Обл. ст. Каппамерри. Округ Бёрсвилль.»
Она выбирала открытку с витрины магазинчика миссис Эдисон с аляповатыми видами источников и на её обороте написала: «Как твоя рана? Моя зажила. Нэнси.»
После чего запечатала открытку в конверт, также, как и он свою. Он ведь в конце концов не послал своё сообщение открытым, чтобы каждый смог прочесть.
И девушка не торопилась отправлять ответ. Её послание было чистым, пока: «Не так у далеко всё зашло, а работы много».
Работы, к счастью, хватало. Она заступила на дежурство, поступили новые пациенты и среди них сын Волта Кромби с бронхитом. Доставили также мужчину с чирьями и ещё одного с заражением пальца.
Констебль Макдональд повредил плечо и локоть, упав с верблюда, хотя уверял, что не падал, а лишь «неловко соскочил».
На его разодранном локте вскочил огромный синяк.