Цицерон – мастер публичных выступлений, или Роман об истинном римлянине

, усыпанные золотом и драгоценными камнями. Сзади каждой из матрон стоял раб с зонтом, прикрывая свою госпожу от начинающегося зноя: ведь у знатной матроны кожа должна была быть цвета белоснежного мрамора. В то время загорать и принимать солнечные ванны считалось дурным тоном для аристократок. Мужчины, одетые в роскошные сенаторские тоги, тоже напомаженные и надушенные, полусидели, полулежали. На лицах последних «сильных мира сего» застыла легкая тень небрежности, пресыщенности и скуки.

«Я обязательно стану известным и богатым. И все эти патриции, и богачи будут прислушиваться еще к моему мнению», – уверенно думал про себя, глядя на верхние ряды цирка, юный Цицерон.

Чуть опустив глаза, он увидел, как простые рядовые граждане разворачивают свои свертки и с удовольствием уплетают домашние яства, от которых у них просыпается жажда. Не мешкая, они подзывают к себе неутомимо снующих торговцев, покупают у них вино, кто Тускульское, кто Сицилийское, в зависимости от размеров своего кошелька, и с удовольствием поглощают этот напиток богов, становясь, отчего все веселее и развязнее. Повсюду внизу звучат смех и шутки.

А представление между тем все не начиналось и не начиналось – ждали консулов Рима. Толпа потихоньку стала нетерпеливо и рассерженно гудеть.

Ну, наконец-то! Слава Юпитеру! В парадных воротах появились ликторы, одетые в темные тоги и вооруженные фасциями – перевязанными кожаными ремнями пучками прутьев из вязового дерева, которые они несли на плечах. Это были должностные лица – «свита» высшего сановника, консула. Ликторы представляли собой атрибут консульской власти. Консулу их полагалось аж целых двенадцать: они гордо шествовали по арене, напоминая всем, какие важные персоны идут следом.

За ними шли, дружественно беседуя и смеясь, два римских консула 91 года. С Вашего позволения немного остановлюсь на описании каждого.

Одного звали Луций Марций Филипп. Он был из древнего рода Марциев. Прекрасный политик и очень остроумный и изобретательный оратор. Одет он был в красивую белую тогу с широкой пурпурной каймой, олицетворяющей собой консульскую власть. На ногах у него были Calceus senatorius – высокие башмаки, доходившие до половины ноги, из красной мягкой кожи с четырьмя ремешками. Его коренастая фигура олицетворяла собой прекрасное здоровье и говорила о том, что в прошлом он был хороший атлет. Высокий лоб, живые выразительные глаза, широкие скулы – перед нами был настоящий мужчина, умный, сильный и проницательный.

Он с упоением и с энергичной жестикуляцией что-то рассказывал своему собеседнику Сексту Юлию Цезарю – второму консулу, происходившему из знатного патрицианского рода Юлиев. Это был прекрасный военачальник и очень смелый человек. Он был худощав, значительно выше Филиппа и достаточно сдержан в поведении. На шутки консула он лишь скупо улыбался. Одет он был также в белую тогу, но поверх ее носил Палудаментум (лат. paludamentum) – длинный воинский плащ из ярко-красного шелка. На ногах у него были высокие сандалии из дорогой кожи.

Степенно и не спеша они прошли к своим местам на оппидуме, где находились скамьи для высших должностных лиц. Вся знать немедленно поднялась и уважительно приветствовала их. Некоторые отличались особым подобострастием, а иные здоровались сдержанно, видимо, не являясь их приверженцами. Среди приветствующих были очень известные и богатые люди Рима: Квинт Лукреций Офелла, Квинт Сервилий Сципион Младший, Марк Лициний Красс (подробнее о них чуть позже, так как они станут главными действующими лицами этих ристаний).

Филипп как более энергичный поднял руку, сделав этим знак курульному эдилу, разрешая начать ристания.

Как правило, первые заезды шли «на разогрев»: в них участвовали малоизвестные, молодые и неопытные лошади и наездники. Тем не менее, толпе, подогретой вином и азартом, все это безумно нравилось. Восторженные крики, свист, вздохи разочарования, конское ржанье, злая ругань возниц, скрежет опрокидывающихся колесниц, крики победителей – все смешалось и представляло собой дикую вакханалию.

Но, юный Цицерон начал уже уставать от этого действа. В среднем заезд длился четверть часа, а прошло уже одиннадцать заездов, что заняло почти три часа. Все ждали последнего заезда, в том числе и Цицерон, так как в нем была основная интрига. Соревновались четыре колесницы с прекрасными наездниками и великолепными лошадьми. Интрига же была в том, что колесницы принадлежали богатым и уважаемым гражданам Рима, каждый из которых рассчитывал на победу.

Первая колесница принадлежала Квинту Лукрецию Офелле из древнейшего рода Лукрециев. А какой же у него был великолепный итальянский трехлетний жеребец! С красивым именем Помпей в честь любимого города хозяина. Знатоки лошадей пророчили ему большое будущее. Он был лидером среди других трех лошадей.

Хозяином второй квадриги был сам Квинт Сервилий Сципион Младший – претор из знатного патрицианского рода Сервилиев. Он выставил на ристания отличную колесницу во главе, которой находился очень выносливый пятилетний гнедой испанский жеребец со странным именем Ангел. Почему странным? О… потому, что это имя никак ему не подходило. Бешеный и беспокойный нрав, упрямство и неповиновение – вот его основные черты. Он мог ни с того ни с сего взять и укусить за круп соседнего жеребца, просто так, из озорства. Но ему все прощали, так как колесница часто выигрывала ристания.

Марк Лициний Красс, как утверждали злые языки, самый богатый человек Рима, из старого рода Лициниев, выставил на эти ристания африканскую квадригу с резвым африканским скакуном по имени Триумф, который до этого уже не раз выигрывал скачки в африканских колониях Рима. Красс привез скакунов на сентябрьские Римские игры, чтобы доказать Сервилию Сципиону Младшему, что его лошади самые лучшие и быстрые во всей Римской Империи. Они друг друга недолюбливали, как это часто бывает меж двух ярких личностей, лидеров от природы.

Ну, а последняя колесница с белоснежными жеребцами из Греции, с виду ничем не примечательными и ни разу не выигравшими ристания, принадлежала консулу Сексту Юлию Цезарю, страстному любителю лошадей. Лидером в этой квадриге была лошадь по кличке Пегас.

Итак, фаворитом этого последнего заезда считалась квадрига с Триумфом. Знать между собой делала ставки, среди бедных граждан сновали торговцы и также предлагали им поставить на ту или иную лошадь. Одним словом, ажиотаж был создан, интерес публики был доведен до предела. В воздухе повисло томительное ожидание – все ждали начала состязания.

Юный Цицерон про себя решил загадать, что если победит колесница с Пегасом, принадлежащая консулу Сексту Юлию Цезарю, то в будущем он сам обязательно станет консулом Рима.

К каждому из четырех возниц (это были вольноотпущенники или рабы), стоявших в своем отсеке с маленькими воротами, подошел служащий цирка, и они вытянули жребий, чтобы определить место, с которого будут стартовать. Самым лучшим местом было крайнее левое к центру, наиболее безопасное и дававшее возможность быстро оторваться от преследователей. Квадригам надо было проехать примерно пять римских миль по кругу (одна миля = 1478,8 м). Возницы управляли лошадьми, стоя на колеснице сзади, вожжи закреплялись на поясе возницы, поэтому при падении нередки были смертельные случаи. Зато победитель становился всеобщим героем и получал громадное вознаграждение, которое порой превосходило годовую зарплату хорошего римского адвоката.

Итак, места согласно жребию перед стартом распределились следующим образом:

Самое хорошее место – крайнее левое – досталось Триумфу, жеребцу Красса.

«Несчастливое» и опасное крайнее правое – Пегасу, лошади Консула Секста.

«Да, – подумал Марк, – шансы, что я стану консулом, невелики».

Консул Секст Юлий Цезарь встал и взмахнул белым платком, давая разрешение на начало последнего заезда.

И скачка началась!

Открылись ворота, и колесницы рванулись навстречу Фортуне под визг, крик и свист беснующихся трибун.

Первый круг лошади прошли довольно ровно, практически на тех же позициях, что и в начале старта. Но на втором круге произошло непредвиденное. Квадрига с Помпеем, молодым и неугомонным итальянский жеребцом, опередила фаворита гонки Триумфа на несколько римских футов и побежала по крайней левой дорожке к центру. Что тут началось! Публика неистовствовала и негодовала, особенно те, кто сделал ставку на Триумфа. Квинт Лукреций Офелла победоносно посмотрел на своих соперников, в ответ Марк Лициний Красс усмехнулся, зная, что его лошади, как правило, показывают свою прыть под конец гонки.

А что же наш герой? Он сидел, вцепившись руками в скамью, и жадным взглядом следил за развитием событий. Его брат и отец поставили на Триумфа, уверенные в его победе.

Как и предвидел Марк Красс, после третьего круга колесница с Помпеем выдохлась и, хотя возница с исступлением хлестал бедных лошадей по крупу, квадрига постепенно сдала свои позиции и уже плелась в хвосте гонки. Вот она, молодость, отсутствие опыта и умения распределить свои силы.

Начался пятый круг. О, боги! Что творилось в Цирке! Публика просто обезумела! Большинство римлян страстно хотело победы Триумфа и яростно за него болело. Все повскакали со своих мест, мужчины размахивали руками, простолюдинки срывали с себя верхнюю часть туники, обнажая грудь. Зачем? Не знаю. Может, в порыве азарта, а может, они этим рассчитывали заставить возниц более рьяно подстегивать своих лошадей? О, боги!!! Что творилось!!! Что творилось!!! Атмосфера в цирке накалилась до предела. В радиусе одного метра невозможно было даже расслышать голос соседа.

Практически состязание сейчас шло между двумя квадригами, которые шли вровень, возглавляемые своими лидерами: между опытным Триумфом, хозяином которого был Марк Красс, и Ангелом, принадлежащим Квинту Сервилию Сципиону Младшему. Колесница с Помпеем плелась последней, отстав на целых полкруга, ну а третьим шла квадрига с Пегасом, принадлежащая Консулу Сексту Юлию Цезарю.

Время от времени колесницы то Триумфа, то Ангела вырывались на полкорпуса вперед, но ненадолго, бедные животные, яростно подстегиваемые своими возницами, догоняли своих оппонентов, и опять наступало равенство. Лошади были все в мыле. Изо рта шла пена, мышцы каждой превратились в стальные канаты и «забились» от неимоверного напряжения. Не лучше выглядели и возницы. Красные от напряжения лица, потоком струящийся из-под шлема пот, руки до предела устали от постоянных ударов по крупу своих лошадей. Да… Смертельная усталость… Силы на пределе… Дыхание стало прерывистым и тяжелым… Стоп! Все это меркнет! Не имеет значения!!! Когда каждый возница знает, какая награда ждет его за победу. Огромная сумма денег! Можно будет купить свой дом или открыть маленькую лавку. А если проиграет,… то могут и казнить. Вот что стояло на кону этой, казалось бы, обычной скачки…

Начался последний, седьмой круг. В расстановке сил ничего не изменилось. Колесницы с Триумфом и Ангелом наравне, третья с Пегасом, последняя с Помпеем. Марк сидел бледнее белого Нумидийского мрамора и спрашивал себя: «О, Фортуна, зачем я загадал, что стану Консулом, если победит Пегас? Зачем?! Зачем?! Я поставил на кон свою политическую карьеру. Зачем я так рисковал??? О, Боги, какая глупость…»

– НЕТ, не глупость! – взяв себя в руки, тихо произнес он и добавил про себя: «Я уверен, Фортуна должна улыбнуться мне». В это время не меньше переживали и отец с братом Квинтом: яростно крича, они поддерживали квадригу с Триумфом.

– Сын, а как ты считаешь, кто победит? – обернувшись, спросил Марка отец, видя, что тот никак не реагирует на происходящее.

– Отец, я поставил на квадригу с Пегасом, – спокойно ответил Марк.

– Это ты зря. Колесница с Пегасом никогда еще ничего не выигрывала, и по физическим данным она явно уступает и Триумфу, и Ангелу.

– Я это знаю. Отец, все когда-то бывает в первый раз. И история тому свидетельство. Вспомни, как была захвачена неприступная и непобедимая Троя, – ответил сын.

– Не знаю, не знаю, – с сомнением произнес отец. – Дело твое. – И, отвернувшись, вновь увлеченно стал подбадривать колесницу с Триумфом.

Уверенность и целеустремленность были отличительными чертами характера Цицерона. А как у Вас, дорогой читатель?

Тем временем вверху, на оппидуме Марк Лициний Красс и Сервилий Сципион, главные конкуренты, изображали безучастность и хладнокровие, хотя все это было явно напускное. У Марка из кулака, в котором было зажато яблоко, медленно и неукротимо потекла струйка сока, предательски выдавая напряжение. Сервилий так прикусил нижнюю губу, что вот-вот должна была побежать алая кровь. Да… Никто не хотел поражения. Каждый мечтал победить…

Фортуна – богиня удачи. Кому-то она улыбнется в этот раз? Триумфу или Ангелу? Поистине: люди предполагают, а боги располагают…

Когда до финишной белой черты осталась всего половина римской мили (или полкруга), произошло то, чего никто не ожидал.

Ангел, этот бесноватый и непредсказуемый жеребец, то ли устал от постоянного близкого присутствия рядом с собой Триумфа, то ли ему просто надоела гонка, не знаю. Мотивы этой лошади остались тайной. Но факт есть факт. С жуткой злостью он кусает за круп несущегося впереди на полметра Триумфа, тот от боли взвизгивает и чуть замедляет бег, сдерживая тем самым движения и остальных лошадей. Возница Триумфа, видя все это, в отместку со всей силы хлещет Ангела плетью. Теперь настала пора возницы Ангела, он в ответ хлещет плетью возницу Триумфа, одновременно пытаясь сдернуть соперника с колесницы – и все это на огромной скорости. Толпа замерла, понимая: сейчас случится что-то страшное. И точно: из-за обоюдных ударов возницы чуть отвлеклись и не заметили, как колеса их колесниц сблизились и столкнулись. Скрежет, грохот, ржание лошадей, ругань, колесницы падают на бок, увлекая за собой наездников. Одна из колесниц насмерть придавливает своими колесами возницу Триумфа, другая ломает ребра второму, стоны, визг толпы, крики ужаса, запах крови – все смешалось. Да… то еще было зрелище…

А что же происходило в этот момент с остальными участниками ристания?

Отставшая буквально на три корпуса квадрига с Пегасом благополучно успевает объехать упавшие колесницы и начинает приближаться к финишу. Сзади, отстав почти на круг, идет колесница с Помпеем.

Увидев это, толпа сначала обомлела, а потом начала неистово аплодировать и свистеть, наплевав даже на проигранные деньги. Да… римляне всегда любили победителей.

А как Вы думаете, что происходило с чувствами и эмоциями тех, кто поставил на Пегаса? Сказать, что они были счастливы – значит, ничего не сказать. Представьте, дорогой читатель: Вам сказали, что Вы выиграли сто миллионов долларов! Представили? Нет, правда, представили??? Каковы Ваши чувства, эмоции?

Напишите!

Вот именно такие же чувства испытывали те немногочисленные римские граждане, которые ради смеха решили поставить на колесницу с Пегасом. О… слава Юпитеру!!!