Виктория

– С нашей семьей все хорошо, славу Богу! – она перекрестилась. – Значит, ты еще не знаешь о случившемся…

– О чем, мам, я должна знать?

– Лучше присядь, дорогая, – Мария взяла ее за руку, и они сели на кровать. – Случилось беда… несчастье… трагедия… о боже, как тяжело говорить такие слова!

– Мам, прошу тебя, не томи. Что…

– Илья умер, – наконец выдавила она из себя.

– Что? Не может быть!

– Может, Виктория, – прошептала она, вытирая слезы. – Его сбила машина, он умер на месте.

– Нет, мам! Скажи, что ты врешь и это всего лишь твоя злая шутка! Ты ведь меня обманываешь? Он ведь жив, здоров? Не должны дети умирать в пятнадцать, поэтому он не умер.

– С такими вещами, Виктория, не шутят, – Мария задыхалась от слез и внутренней боли, которая ныла и разрасталась. – Мне сейчас позвонила тетя Оля и сказала об этом. Он вылетел на проезжую часть, даже не оглянувшись по сторонам, и был наказан за свою неосмотрительность. Мне очень жаль, дорогая! Я знаю, как он был для тебя дорог.

Виктория долго сопротивлялась, не веря словам матери, но спустя некоторое время, когда шок рассеялся, она поняла, что Мария говорит на полном серьезе.

И вот тогда она почувствовала, как земля уходить из-под ног, а картинка началась расплываться.

– Нет! Нет! НЕТ! – завопила она, обняла маму и неистово зарыдала. – Это неправда! Неправда, он жив!

Вечером того же дня она увидела Илью, лежащего в гробу, накрытого белой мантией, из которой торчали только его белые ступни и восковая голова.

Виктория зарыдала, потеряла сознание и чуть не упала в гроб, Мария во время подхватила ее.

Она смотрела на него, но это был уже не он.

Он превратился из симпатичного, добросердечного и милого паренька в куклу, лишенную души и обаяния, в куклу с пустыми безжизненными глазами, которые еще несколько часов назад сверкали и любили, в куклу, которая совсем скоро будет погребена под землю. И больше никто не узнает о нем, никто с ним не познакомиться, не пожмет ему руку, не обнимет, не поцелует, не полюбит и не признается в любви, не почувствует его страх и волнение. Теперь никто не услышит его звонкий смех и грубоватый голосок, которым он рассказывал жутко смешные истории. Теперь никто не увидит его прекрасные очертания лица. Теперь никому не суждено с ним подружиться и понять о чем он мечтал, о чем грезил тихими темными вечерами, что хотел сделать в этой жизни, к чему стремился. Теперь он кукла без прошлого, настоящего и будущего. Теперь он принадлежит матушке земле, которая превратит его с годами в прах, в кучку пыли.

От этих мыслей, витающих в ее голове, Виктория снова заплакала, уткнувшись в грудь Домовому, который был с ней рядом.

Придя домой, Виктория спросила у Домового:

– Ты не думал… а что… если бы мы поехали с ним?

– Он бы возможно не попал под колеса машины и не умер. Я думал об этом. Но мы не могли знать, что так случится. Так что не кори себя. Ты ни в чем невиновата! Невиновата!

– Виновата! – возразила Вика. – Если бы я была с ним рядом, – говорила она, вытирая слезы платком, – то он бы остался жив, и этот кошмар никогда бы не случился.

– Успокойся.

– Я не могу. И вообще, зачем я тебя послушала!

– Теперь уже и я виноват!

– Нет! Но мы могли предотвратить эту нелепую смерть! Поэтому, частично и ты виноват в его смерти.

– Никто не виноват в его смерти. Пойми же, Виктория, простую истину, что никто, ни одно живое существо не знает, что его ждет впереди и когда ему суждено умереть.

– Ты не понимаешь, мы могли спасти его!

– Но не спасли, я знаю. И от этого больно. Больно, что такие молодые ребята покидают мир. Больно, потому что понимаешь, что он был твоего возраста. А знаешь, что самое страшное?

– Что же?

– Когда смотришь на усопшего, ты понимаешь, что она, ЕЕ Величество Смерть, как никогда близка и в любой момент может постучаться в дверь и придти за тобой и забрать в свой темный мир, навеки.

– Пообещай мне, что никогда не умрешь! Если ты умрешь, я не смогу без тебя жить!

– Я не могу пообещать то, что невозможно. Такова жизнь, люди и духи умирают. И это правильно. – Он поцеловал ее. – Лучше пообещай мне, что… чтобы не случилось, жить, невзирая на любые невзгоды. Обещай мне, Виктория!

– Я…

– Это обещание будет для меня лучшим подарком.

– Хорошо. Я обещаю, – сквозь слезы говорила Вика. – Тогда и ты мне пообещай, что будешь жить, если вдруг я умру…

– Обещаю и выполню свое обещание.

– Я не хочу умирать! – сказала она и зарыдала.

– Не думай об этом. У нас впереди – вся жизнь!

Глава 14

Шло время, летели месяцы. Боль от утраты, горечь от холодных прикосновений к чуждой и одновременно сопутствующей нам при жизни смерти, внутренняя скованность и опустошенность, разочарование в себе и гнетущее чувство вины стали угасать, проскальзывая через пальцы времени, словно вода и увядать в общем потоке серой массы, в потоке жизни, в потоке воспоминаний.

Виктория любила вспоминать поздней ночью о своем друге, который однажды не открыл глаза, закрыв их на долгую вечность, окутанную мраком и печалью. А возможно и наоборот, печаль, окутанную беспредельной свободой, легкостью, детской, наивной радостью и простым человеческим счастьем. Она видела его за партой, за велосипедом, за кофейным столиком, за густой травой, на баскетбольной площадке, на ее кровати, на выпускном балу, когда он танцевал с ней всю долгую и волшебную ночь, держа ее за талию. Она представляла, как его влажные и горячие губы соприкасается с ее губами в мимолетном поцелуе, как он проводит своей рукой по ее телу, дрожащему от удовольствия, как признается в любви…

Эти воспоминания доставляли ей счастье и одновременно боль. Она, то смеялась, то плакала, видя его призрачных лик среди призрачных декораций ее воспоминаний, которые каждый божий день уводили ее из настоящего в прошлое, воспоминания, которые заставляли оглядываться назад.

Прошло уже два месяца со смерти Ильи, но Вика все еще не могла смириться с его скоропостижной гибелью, которая была для нее, как гром среди ясного неба, как белый шквал во время мертвого штиля. Она убеждала себя, что он не умер, а просто уехал на время и скоро должен обязательно вернуться.

Она огибала острые углы, доводы, высказываемые Домовым, которые убеждали ее не оглядываться назад и забывать про Илью. Вика кивала головой Домовому в знак согласия, но как только он уходил от нее, она делала по-своему, как считала нужным и правильным. А именно думала об Илье, винила себя в его смерти, ревела и вспоминала картинку за картинкой.

Домовой знал о ее секрете, но боялся сказать свое резкое слово, чтобы не усугубить и так пошатнувшиеся чувства друг к другу после смерти Ильи, от которых веяло холодом и густым туманом непонимания. Он знал, как никто другой, как хрупки узы дружбы, поэтому благоразумно отказывался от этой идеи. Но он не сдавался, каждый день придумывал новые способы вернуть настоящую Викторию, растворившуюся в океане воспоминаний, забывшую про млечный берег настоящего, по которому одиноко бродит Домовой и смотрит вдаль, на нее, надеясь на лучшее, но готовясь к худшему.

Все изменилось тогда, когда Домовой увидел незнакомца возле своего худого и обветшалого дома. Он стоял возле обгорелого дерева, смотрел странным и волнующим взглядом на его дом, на него, в его глаза, ища там ответ, которого не было. Сначала Домовой подивился тому факту, что в их краях очутился другой духовный обитатель, а потом разозлился на то, как он смотрит на него, открыто читая его закрытые ото всех личные мысли.

Он, недолго думая отварил дверь и подошел к нему, спросив:

– Что вам угодно в наших бескрайних краях? Если ищете общение, то, увы, вы его не найдете? Здесь на миллион миль нет живых существ, одно сплошное уныние виде палящего солнца и пустыря с опаленными деревьями.

– Вы говорите, что здесь нет общения, а сами со мной общаетесь. Значит, все-таки есть, не так ли, молодой человек? – задав вопрос, он ехидно улыбнулся. – Но сейчас не об этом. Я просто бродил, скитаясь по миру, как неприкаянный раб, – говорил он, все так же открыто обсматривая Домового, – чтобы придти к божественному сиянию. И пришел. Ваш дом окутан ярким голубым светом, который тянул меня сюда через миллиарды бессонных ночей и дней словно магнит. Почему ваш дом сияет? Что в нем есть такое, что дорого моему старому и больному сердцу?

– Я не знаю, – честно ответил Домовой. – Мне папа говорил про вас, про таких как вы. Вы вечные страдальцы, которые вынуждены скитаться по безликим просторам нашей вселенной, чтобы найти то, что вам дорого. И пока вы не найдете этого, вы не обреете покой. Вы один из них?