Виктория

– Дедика! – еле слышно, сквозь искреннее рыдания, шедшее из глубин ранимой души, вымолвила Виктория, уткнувшись лицом в грудь дедушки; Вика слышала, как бьется его сердца.

– Как же я соскучилась по тебе! – говорил он, не стесняясь своих чувств. – Я бродил и бродил, скитаясь по разным мирам, среди пустынных высокогорьев, глядя сквозь призму воспоминаний, что теплились в моем дряхлом и плачущем сердце. Среди огнедышащих ярким пламенем зеленых равнин, в которых я нашел спутницу, поведывавшую мне о том, что тревожит мое сердце, а именно: о голубом огоньке, который словно гипнотизирует скитальцев вроде меня и манит к себе. Среди молчаливой и безбрежной тишины нависшего голубого тумана, окутавшего густыми облаками вулканические горы и непроходимые вязкие слизи, болота, в которых мне открылась через собственные воспоминания тайна моей жизни, моего истинного существа. Сквозь дымку холодного и таинственного космоса, утопая в его величии и бескрайности, который манил сладостью солнца, благоговейными волнами пролетающих комет, соленость тающих звезд, которые вторили мне, что голубой огонек светиться там, где живет Домовой, там, где манящая и в тоже время жалкая бескрайняя пустошь, там, где черный обветшалый дом. И вот я здесь, в доме, в котором я нашел голубой огонек. Тот живительный огонек, не отпускающий меня в иной мир, в иную фазу существования, потому что его преданная любовь настолько была сильна и непоколебима, что прорывалась подобно урагану через невидимые для человеческих глаз миры, мертвой хваткой удерживая меня между двух миров. Мой огонек – это ты, Виктория!

– Прости меня, что заставила тебя мучиться и скитаться в одиночестве столько лет, чтобы найти меня. Я…

– Ты не должна извиниться за то, что любила. – Он поцеловал ее щечку, поглаживая рукой ее спину. – Ты помогла мне за то время, что я скитался, понять, кто я и что я сделал для грешного мира грез и радостей. И знаешь, я открыл нечто, что раньше никак не хотело складываться в единую картинку. Я открыл всю правду бытия… я увидел свет в конце туннеля, напоившим меня сладким вином, который наполнил мою внутреннюю чашу счастья и блаженного спокойствия, и я принял оболочку высшего духовного существа, способного осознать и понять суть… Прости, я так волнуюсь, что мои блуждающие мысли не хотят соединяться… Я сейчас увидел нашу славную семью, тебя, такую взрослую и прекрасную и понял то, что мы, семья – единое целое, сплетенное из невидимых уз радостных и грустных воспоминаний и неслышимых мелодичных звуков любви и взаимопонимания. Возможно, сейчас я говорю бред, но так я вижу нас, нашу семью, в которой тесно переплетены судьбы людей. Я вижу, что прожил хорошую жизнь, оглядываясь в те славные деньки, когда мы были вместе, сидя за один столом, кушая бабушкины дары.

Я смотрю и вижу, что у меня есть верная и покорная жена, с которой мы прожили всю жизнь; я помню, что мы никогда не отчаивались неудачам и всегда радовались маленьким свершениям для других, но великими для нас, как например рождения ребенка. Жена, которая каждую ночь молиться за здравие нашей семьи. Жена, которая все еще любит меня, а я – ее. Жена, которая озарила мой жизненный путь любовью, нежностью, благодарностью, покорностью и теплотой, отчего я сам того не ведая парил от удовольствия.

Я смотрю и вижу, что у меня есть любимая дочь, которая не только подарила мне замечательных внуков (тебя и Васю), но и стала для меня неведомым и утерянным в морских глубинах берегом счастья. Где я мог быть самим собой и говорить с дочуркой по душам, не боясь, что нас кто-то услышат. Я не боялся на том берегу быть тем, кем я являлся на самом деле, скромным и любящим отцом, прятавшим свои истинные чувства за маской взрослого эгоизма. Надеюсь, они меня простят за все страдания и боль, что я им когда-то причинил… ты ведь им передашь, что я их люблю?

– Конечно, дедика, – ответила Вика и спросила. – Деда, а я кто для тебя? Берег, облако, океан?

– Ты для меня – целая вселенная! Я утопал в ней словно в кристально чистом озере и никогда не хотел возвращаться обратно, в реальный мир, когда ты покидала наш дом, держа одной рукой мамину руку, а другой – махая мне и бабушке. В эти грустные моменты расставания мое сердце обливалось скорбью и унынием… мне всегда хотелось плакать, но я сдерживался, о чем жалею…

– Деда не уходу, прошу тебя. Я не хочу тебя отпускать, – говорила она, плача.

– Я пока не ухожу, я рядом, я с тобой, – успокаивал дедушка внучку, гладя ее волосы. – Но мне суждено покинуть этот мир, так как я нашел то, что искал так долго… а пока я хочу рассказать тебе, что я чувствовал, когда ты впервые схватила меня за руки своими крохотными младенческими пальчиками, – Виктория посмотрела в его светло-голубые добрые глаза и улыбнулась. – Ты же хочешь услышать? – она кивнула. – Ты моя хорошая, – он ее поцеловал в лобик и начал рассказывать.

– Помню так все ясно и хорошо, как будто это было вчера!. Мы стояли с Марией возле кроватки и не могли налюбоваться твоей ангельской красотой, ты сладко спала, видя первые волшебные сны. Потом ты проснулась, зевнула и закричала. Мария взяла тебя на руки, начала кормить и ты успокоилась. Ты не хотела больше спать, поэтому смотрела по сторонам на большой и таинственный мир с некой тревогой и любопытством и когда увидела меня, ты остановила свой гуляющий взор и улыбнулась мне и схватила меня за указательный пальчик. Именно в тот момент, я осознал, что я стал дедушкой. Странно, да? Именно в тот момент, я впервые прикоснулся к твоей внутренней вселенной и, погрузившись в ее теплые и нежные объятия, наполненные сладкой любовь, я разрыдался и засмеялся. Помню, как испугал тебя, что ты даже зарыдала. Но больше всего я напугал Марию, которая никогда не видела, чтобы я плакал. После того, как ты снова уснула, а я успокоился, Мария подошла ко мне, обняла и сказала «Спасибо, папочка. Она чудо! И это все благодаря тебе!». Помню, что ничего ей тогда не ответил, о чем пожалел в дальнейшем. Я ее просто поцеловал и вытер платком ее слезы…

– Я люблю тебя, дедика, – призналась Вика.

– А я тебя, Виктория. Сейчас я снова купаюсь в твоей вселенной, утопая в ней, тону и не боюсь захлебнуться, потому что чувствую себя свободным.

– Деда! – воскликнула она.

– Что любимая?

– Ты исчезаешь! Ты становишься невидимым!

– И вправду. – Он посмотрел на себя и сказал. – Значит, мое время пришло.

– Нет, не уходи так быстро! Останься со мной!

– Не могу, Виктория. Не могу. Ты должна меня отпустить. Как и отпустить своего друга Илью.

– Откуда ты знаешь о нем?

– От твоего друга, Домового. Он мне поведал о нем, поведал мне о твоем несчастье. Я искренне тебе сочувствую. И умоляю тебе, отпусти Илью. Он, возможно, тоже скитается по миру в поисках своего голубого огонька. Отпусти его, дай ему возможность почувствовать себя гордой и вольной птицей, а не несчастным рабом – скитальцем, которого все жалеют.

– Я не могу… Я не хочу вас забывать!

– Отпустить – не значит забыть! И если ты будешь помнить нас, не живя прошлым, а настоящим, то не забудешь нас никогда и поверь, отпустив нас, ты дашь нам крылья и желанный покой. Нам нужен покой, мы его заслужили. Хорошо?

– Хорошо. Я построюсь, дедика. Я вижу теперь только твое лицо…

– Я растворяюсь в твоей вселенной и это прекрасно! Помни, что я всегда рядом потому, что я в тебе каждой клеточкой своего существа, просто почувствуй. Как же я тебя… передай, пожалуйста, бабушке, что ее ожерелье, закопано в лесу, возле того камня, где мы с ней впервые поцеловались… Ты запомнила? Она все поймет! Это очень важно! Я обещал ей сказать об этом, когда мне бы исполнилось восемьдесят. Жаль, что умер раньше…

– Я запомнила и обязательно передам.

– Обещай, что сходишь туда с ней. – Его голос тонул, становясь все тише и тише.

– Обещаю.

– Вот и хорошо. Я не могу говорить. Прощай. Мы обязательно свидимся, когда придет время! – сказала он и исчез.

Виктория смотрела в пустоту, наверное, минут пять, потом повернула голову, взглянув в блестящие от слез глаза Домового, подошла к нему, обняла и зарыдала:

– Я его отпустила… отпустила… он исчез… навсегда!

– Ты поступила правильно. Мне кажется, ты отпустила не только дедушку, но и Илью, – сказал Домовой.

– Да… теперь они во мне… я чувствую их любовь, как чувствую твою…

– Ты молодец, – похвалил он ее.

На следующее утро Виктория проснулся другим человеком, своевольным и освобожденным от оков, так как она отпустила не только дедушку и Илью, но и себя. Она воспарила, глотнув свежий ветерок жизни, и перестала оглядываться в прошлое, живя настоящим.

– Почему ты такая возбужденная? – спросил Домовой, глядя на Вику. Она примеряла одно за другим платья, и никак не могла определиться в каком ей лучше пойти в гости к бабушке, с которой предстоял серьезный разговор о старой, как мир, тайне. О тайне, которую дедушка и бабушка скрывали ото всех больше пятидесяти лет и не хотели ни с кем делиться даже после смерти. Теперь Виктория переживала, что она узнала больше, чем хотела бы, поэтому волновалась и была крайне возбужденна, как правильно подметил Домовой.

– Ты еще спрашиваешь! – нервно ответила она, примеряя пред зеркалом закрытое, кремовое платье. – Я вчера говорила с дедушкой, который умер много лет назад – точнее, с его духовной оболочкой – и он поведал мне о тайне, о которой я должна рассказать бабушке. Я не представляю, что я ей скажу!. Конечно, я возбужденна!

– Тебе это платье очень идет! – сказал он, не обращая внимания на Викино недовольство и нервозность в голосе.

– Спасибо. Извини…

– Извиняю. Сходить с тобой?

– Нет, не надо.

– Уверена?

– Уверена. Не потому что я не хочу, чтобы ты со мной шел, а потому что это опасно для твоей жизни. Лучше поиграй с Васей. Ты когда с ним играешь, он прям светится от счастья. Я уверена, он скоро проснется. Ты не обидишься?

– Нет.

– Спасибо.

– Да не за что.

– Спасибо за другое…

– За что же еще?

– За то, что поддержал меня, когда мне была необходима твоя помощь, твоя поддержка, твоя любовь. Не знаю, чтобы я делала без тебя в те ужасные минуты полного отчаянья и безрассудства… наверное, умерла.

– Не надо говорить глупостей!