Домик на дереве

– Саша, ты помнишь? – заговорчески спросил Гриша у меня.

– Помню, – ответил я. И спросил у других. – Ничего если мы уединимся?

– Только не увлекайтесь, – сострил Степан и надул губки.

– Очень смешно.

– Прости. Я когда нервничаю, всегда шучу.

– А почему ты нервничаешь? – удивился Гриша.

– Ой…

– Пойдем, Гриш, я тебе обо всем расскажу.

– Я знал… чувствовал, что здесь что-то не так. Что праздник был не просто так.

– Твое чувство тебя не обмануло.

Мы вышли на улицу и сели на скамью, скрытую под тенью пышной кроны яблони, с веток которой свисали наливающиеся красками плоды. К вечеру распогодилось; ветер стих, потеплело.

– Хорошая погода, – сказал я, оттягивая трудный разговор.

– Тепло. – Гриша задумался. После недолгого молчания он сказал. – Сколько не тяни, все равно придется начинать.

– Это не так просто, как я думал.

– Говори уже!

– Мой отец и отец Светы знает о наших планах. Обо всем знают. Они следили за нами. Каждый день, круглосуточно. И скорее всего и сейчас следят.

– Ты уверен?

– Света не будет врать. Она подслушала разговор.

– Почему я тогда все еще на свободе? Если бы они следили за мной, они давным-давно меня бы схватили.

– Я сначала также подумал, а потом понял, что мой отец хочет устроить для меня представление. Хочет проучить меня. Показать мне, что воевать с волком – дело бесполезное; все равно проиграешь и останешься в дураках. Он такого случая не упустит, хочет утешить свое тщеславие.

– И когда, по-твоему, меня схватят?

– Завтра. Скорее всего, с самого утра, чтобы к вечеру ты был в нашем доме.

– Я так понимаю: смысла бежать нет?

– Нет. Тебе от них не скрыться. Слишком поздно. Ты уже в ловушке, окольцован врагами.

– Я все равно бы не стал убегать, – лукавил Гриша.

– И еще…

– Еще что-то? Разве может быть хуже?

– Может. – Короткое молчание, чтобы перевести дух. – Нацисты хотят все сделать по-тихому. Словно ничего не было.

– Неудивительно. Не хотят портить себе репутации, измараться в грязи. Вы ведь их дети, которые якшались со мной, с врагом. Конечно, они не допустят огласки. Если общество узнает, как они на них посмотрят. Вряд ли одобряюще. Скорее всего: с недовольством, с презрением, с осуждением. Тем более твой отец в элитном отряде ЦЦ, который защищает народ от таких ничтожеств, как я.

– Мне жаль, дружище, – сказал я искренне и чуть не расплакался как девчонка, глядя в его печальные глаза. Я терял друга. Друга с большим сердцем и широкой душой – а это вдвойне больнее. – Мы… я все плохо спланировал.

– Ты невиноват.

– Виноват.

– Ты – невиноват. И прекрати себя осуждать за то, что ты не сделал.

– Я осуждаю себя за это. – Я достал из верхнего кармана крутки крохотный пузырек с желтым веществом. И протянул его Грише.

– Что это?

– Очередной подарок на твой день рождения.

– Не понимаю.

– Это то, что тебе поможет. Твое противоядие от нацистов. От их жестокости. Твой ключ в иной мир.

– Это яд? – догадался Гриша.

– Да, – подтвердил я. – Взял у отца из его личных вещей. Я знаю, что с помощью таких пузырьков он убил сотни людей.

– Ты думаешь это правильно, убить себя?

– Неправильно. – Слезы сверкнули в моих глазах. – И я буду рад, если ты откажешься от этой затеи. Моей глупой затеи. И почему я вообще решил, что ты сделаешь это, посягнешь на свою жизнь?

– Моя жизнь уже давно не принадлежит мне, поэтому твоя затея не такая глупая.

– Прости за этот подарок. Я – дурак! Я просто испугался…

– Чего?

– Что когда тебя схватят, над тобой будут издеваться. Выпытывать информацию. Загонять под ногти иголки. Вырывать зубы. Выкалывать глаза. Прижигать кожу сигаретами.

– Откуда ты знаешь об этом?

– От моего отца. Когда он пьян, его язык болтает лишнего.

– Я это сделаю…

– Нет! Может, тебя еще оправдают? Может…