Фронтовой дневник (1942–1945)

Маруся Логвинова ушла в Краснодар, а мать ее сказала, что она сегодня не будет готовить обеда и чтобы я шел в стансовет и получил записку на питание к кому-нибудь другому.

Плохо дело. А в станице, пожалуй, никто лучше не живет. Борщ варится с мясом. Суп с рисом. Кукуруза есть. В коридоре, в углу отгорожено и укрыто не меньше тонны картофеля. Во дворе бродит до десятка кур. Вчера я видел кувшин масла топленого, килограмма два.

Барские же едят бураки и прочую гадость без жиров и соли. Без масла или мамалыги.

Стоит прекрасная погода. Ночью морозец, днем – солнце. На юге серебрятся надоевшие за столько времени горы, остальное пространство – долгожданная равнина.

Читаю «Мертвые души» и жду, как говорится, у моря погоды. Ко мне все не едут.

Я не знаю последних известий, а вчера один старшина говорил, что наши уже взяли Днепропетровск, Кременчуг, Киев и Турция выступила против Германии через Болгарию. Нашему правительству якобы стали известны приказы Гитлера об отступлении и об организации на границе сопротивления против нас и союзников. Союзники якобы начали интенсивно бомбить Берлин и другие центры Германии. Если это правда и события будут так развиваться дальше, то к 1 мая будет освобождена вся советская территория. А я все жду приезда своих. Боюсь, что мне уже не попасть в свою часть.

Ночью мне снились шипящие и кидающиеся на меня змеи. Сапин и Святский – особоуполномоченные НКВД (с последним я здоровался и разговаривал), но Сапин меня учитывал.

28–2–43 г.

Прошел еще один бесплодный день, последний день февраля – такой пасмурный и скучный. Питаюсь по-прежнему у Логвиновых, ношу им ежедневно по банке консервов. Остался без табаку, но, роясь на складе, нашел с килограмм в листьях. Занимался приготовлением табака.

Сделал открытие, что в моей койке разных возрастов клопы. Они оживают и с голоду набрасываются. То-то я плохо сплю.

1 марта 43 г.

Дует юго-восточный свирепый ветер с гор, перемежаясь с крупой и дождиком. Это, очевидно, закончится проливным дождем, и дороги, ставшие подсыхать, вновь развезет так, что не пролезешь.

Живя в отрыве от своей части и мира, пользуясь разнообразными слухами и особенно сообщением артиллерийского старшины, я думал, что моя часть уже ушла куда-нибудь к Одессе, что обо мне забыли и что вообще война близится к концу, раз взят Киев, вступила Турция и зашевелились союзники.

Я думал пожить здесь еще несколько дней, подождать, пока подсохнут дороги, нагрузиться консервами для питания, а остальное сдать трофейной команде и отправиться, сперва в Пашковскую и Краснодар. В крайком и крайоно, надеясь, что буду оставлен на гражданке и направлен в Ейск, куда доберусь приезжающими оттуда в крайком машинами или даже пешком, идя от станицы к станице, взяв с собой только пару белья, а сидор[87 - Сидор (жарг.) – вещевой мешок.] с остальным оставив в Пашковской.

Сегодня я ходил в центр станицы, куда перебрался стансовет. Лучшие здания немцы сожгли: школу, правление колхоза, здание совета. Я хотел поговорить с капитаном трофейной команды – как мне быть, но его не встретил.

Здесь авторемонтная мастерская. Говорил с лейтенантом, заведующим мастерской. Он сказал, что имеет радиоприемник, и сообщил, что ни Мариуполь, ни Таганрог, ни Днепропетровск, ни тем более Полтава и Киев не взяты. Турция тоже не объявляла войны и никуда не выступала. Просто туда ездил Черчилль для переговоров, содержание которых неизвестно.

Немцы укрепились на прошлогодних рубежах, оказывают упорное сопротивление. Идут ожесточенные бои, причем немцы вклиниваются в нашу оборону и пытаются продвигаться вперед.

В сводках нет указаний на продвижение наших частей и взятие городов. За прошедшую неделю взят только город Сумы, идут бои у Краматорска.

Эти сообщения совершенно охладили меня и заставили отказаться от лишнего в походных условиях трофейного багажа, от мечтаний о близком конце войны, о гражданке, о Ейске. Я решил стоически ждать приезда завскладом и приготовился к дальнейшим испытаниям и лишениям походной, военной, а вероятно, и боевой жизни, из которой трудно выскочить живым и попасть в родной город, к семье и друзьям. Если это случится, то очень не скоро.

Сегодня вроде бы вернулась Маруся Логвинова из Краснодара. Пойду обедать – расспрошу, что она увидела и узнала. Если бы знать, что дня 3–4 за мной не приедут, я бы сходил в Пашковскую и Краснодар.

2 марта 43 г.

Маруся Логвинова из Краснодара не пришла, а мать ее вчера после обеда отказала мне в питании. Я пошел вторично в стансовет и еле упросил председателя Речкина прикрепить меня на пару дней еще к кому-нибудь. Он послал меня по соседству, к Ямпильцевой Марии. У нее, по словам председателя, зарезаны и засолены кабан и теленок, дойная корова, до чертей картошки, порядочно кукурузы. Однако, когда я вчера вечером из стансовета зашел к ней, она приняла меня в штыки. Заявила, что кормить нечем, и она не будет, она сама голодает.

Сегодня я ходил к ней завтракать. Она дала мне 5 вареных и ничем не сдобренных чищеных картошек, пару соленых огурцов и немного мамалыги. Во время завтрака разговорились, после чего она налила стакан молока. Я решил зарабатывать обед, согласился добровольно молоть ей кукурузу. И ровно три часа молол. Намолол килограмма 3 и между делом всунул ей для стирки пару обмундирования. Хозяйка взяла. Посмотрим, что она даст мне на обед.

Вчера в стансовете читал газету за 23 февраля – приказ товарища Сталина. В нем он предупреждает от зазнайства и указывает, что враг добровольно не уйдет до западных границ, он еще оправится, постарается увеличить количество техники: танков, самолетов, орудий и даст людское пополнение. Он еще будет упорно сопротивляться и предпримет новые авантюры. Предстоят еще жестокие и длительные бои. С нашей стороны еще нужно много жертв, лишений и нечеловеческих усилий.

Так что напрасны мои, как и многих других, надежды на скорое и легкое окончание войны, напрасны мои мечтания о переходе в гражданку и надежды вскоре попасть в Ейск. Характерно, что председатель стансовета в разговоре со своими подчиненными заявил, что в райкоме ему сказали, что на стансовете лежат и обязанности милиции, т. к. из армии милицию отзывать не будут.

3 марта 1943 г.

Дует все тот же свирепый и холодный ветер. По небу летят зловещие тучи. Ночью лил дождь. Порывы свистят в ветвях деревьев, в трубах и в щелях окон. Мрачно на дворе и на душе. За мной все не едут.

Второй день я питаюсь у Ямпильцевой. Вчера обедал жидким картофельным супом и стаканом молока, Ужинал тем же. Завтракал сегодня картошкой, огурцами и стаканом молока.

Характерно, что хозяйка ест то же самое, а мясо придерживает неизвестно для чего и кого, по-моему, просто из скупости. Вообще, скупы все ужасно. Барские откопали порядочно картофеля, зарезали поросенка, килограммов на 16, провожая сына в армию. Я им отдал две рубашки и брюки и намекнул, что сегодня они и меня угостят картошкой. Как бы не так. Хотя бы для смеху, для приличия, они даже не пригласили.

Сегодня у меня стансовет забрал пружинную кровать. Пришлось соорудить койку из двери. Она, конечно, не так удобна и жестка.

Ночью вновь видел во сне Тамару Андреевну и Лиду Бурдюгову в белых платьях. Мы шли с какого-то гулянья, я нес Тамару, удивляясь ее легкости.

Потом снился капитан Любимов, который заявил мне, что я откомандировываюсь в распоряжение крайкома или крайНКВД. Разговаривал с ним о консервах. Видел кучу присланных мне сельдей.

6 марта 1943 г. Станица Пашковская

За эти дни произошло много невероятного. Третьего мне привезли в Калужскую сухарей и рису на 10 дней и записку, что 7?го приедут за остальным складом и мной. 4?го я отправился самовольно в Краснодар, Пашковскую и прибыл сюда 5?го в 2 часа дня. От Калужской до Ново-Дмитриевской[88 - Станица Новодмитриевская расположена в 29 км на юго-запад от Краснодара.] нет никакой дороги, и я чуть не зарезался, утопая в грязи. 4?го я добрался до Ново-Дмитриевской, где переночевал. 5?го пешком дошел до Георгиевско-Афипской, а оттуда начинается хорошая дорога до Краснодара, по которой ходят десятки машин. Мне удалось доехать на машине до Краснодара и даже немного подъехать до Пашковской. Здесь меня не ждали[89 - В Пашковской жила семья родителей Т. М. Дюжевой. В. С. Цымбал пошел к ним, чтобы узнать о судьбе жены и сына.], но уже знали о моем местонахождении, т. к. заезжал Толя[90 - Брат Т. М. Дюжевой.] и привозил мою к нему записку. Здесь он встретился не только со всеми домашними, которые живы, здоровы и живут, по теперешним временам, неплохо. Он встретился и с Петей[91 - Другой брат Т. М. Дюжевой.], который бежал из фашистского плена в Проскурове, пришел в Пашковскую и жил здесь при немцах 5 месяцев. 21?го он отправился в РККА командиром роты, а Толя заезжал домой вторично 23-го. Тая[92 - Сестра Т. М. Дюжевой.] работает учительницей в Пашковской неполной средней школе, преподает географию. Отец на старом месте – на почте.

Сегодня весь день я был в Краснодаре. Разрушений порядочно. Учреждения ремонтируются, собирают кадры, оборудование.

Был в крайоно. Заместитель заведующего крайоно Попов, Пашкова еще не приехали из Сочи. Был у Кочубинской. Она встретила меня очень приветливо, дала 30 рублей денег и талон в столовую на обед. Щи зеленые жидкие, но вкусные, тефтели мясные с бурачным гарниром – вкусно, но мало, грушевая запеканка и 100 граммов хлеба. Все это стоит 5 руб. 30 копеек.

Встретил Головатова, Бондаревского – имеют жалкий вид. Бондаревский назначен в Ейск председателем артели «Красный партизан» или руководителем промышленной кооперации. Головатый, очевидно, будет в Ейском консервзаводе в политическом отделе. Встретил Левченко (бывшего председателя горсовета), он работает здесь. Носит то же брюшко.

Говорят, что немцы уничтожили Ейское педучилище. Повешены Сурен Арутюнов, Семен Ягло, Гуртовая.

Науменко вроде бы пришел в город с партизанами, ранен. Прокопенко расстрелян военным трибуналом.

Говорят, что немцы восстановили в Ейске хлебозавод, завод «Молот», электростанцию и водопровод и, отступая, не успели уничтожить. Боев в Ейске не было. Вот что я узнал.

Завтра утром отправляюсь в Калужскую часов в 6 утра. Боюсь, что там без меня откроется моя самовольная отлучка, и меня отдадут под суд или направят в маршевую роту.

Пятов в Ейске. Списан из армии.

Вечер. Недавно пообедали. Пришла старшая сестра Дюжева. Федора Федоровича нет. Его вроде забрало гестапо.

8 марта 1943. Станица Калужская

Утро. В Пашковской выпал снег, а в Краснодаре прекрасная погода. Вчера я вышел в 6 часов утра. Подъехать до города не удалось, и я шел пешком. В городе сбился с пути, и до Кубани, до моста на Новороссийск мне пришлось идти пешком. Я прошел километров 15. У моста, за банку консервов, устроился на машину и подъехал до Георгиевско-Афипской

От Георгиевско-Афипской и до Калужской шел пешком. Местами страшная грязь, местами хорошая тропа. В Ново-Дмитриевской я был часов в 12. У одного домика увидел корову и зашел в этот домик отдохнуть и покушать каши, которую мне на дорогу приготовила теща. Жили в этом доме старик со старухой и внучатами. Сын на войне, мать умерла, осталось пятеро ребятишек.

Мне теща дала килограмм соли. Я насыпал бабушке стакан и дал пару сухарей. Она угостила меня хорошим борщом (2 тарелки), разогрела мою кашу и дала целый литр хорошего молока. Я с удовольствием пообедал и так наелся, что первое время было тяжело идти.

По дороге никто не попадался. Я шел один, и когда оглядывался, то вдали видел освещенный солнцем Краснодар за 30–35 километров.

Потом с гор подул резкий ветер в лицо и стал нести снежинки. В Калужскую я пришел в 5 вечера. Ко мне никто не приезжал и о моем походе в Краснодар никто из дивизиона не знает, что очень хорошо.

С 4?го по 7?е я в общей сложности проделал пешком не менее 150 км, не считая поездок на машине. Путешествием я доволен, хотя ничего не узнал о семье. Но я видел родственников, знакомых, кое-что узнал о Ейске, видел Краснодар, узнал цены: пшеничная мука простого помола, не сеянная – 1600 руб. пуд, кукуруза – 900 руб. Масло сливочное 600 руб., топленое 700, растительное 400, сало 700, хлеб 200 руб. килограмм-полтора (буханка). Средняя картошка 50 руб. десяток, соль 50 руб. стакан, молоко 50 руб. литр, лук средний 50 руб. десяток, семечки 2 руб. стакан, яйца 100 руб. десяток, резаная курица 400 руб., мыло для лица 60 руб. кусок, зажигалки 150–100 руб., камни для зажигалки 10 руб., общая тетрадь 100 листов 100 руб., рис 60 руб. стакан, манная крупа 35, пшено 50 руб., яблоки крупные 25 руб. штука.