Ожидание свободы. Роман

Глава третья

1

Союз Советских Социалистических Республик шагал твёрдой поступью по дороге своей истории. Его руководство во главе с товарищем Сталиным решило окончательно ликвидировать богатых и даже средних крестьян как принципиально ненужных государству, как противоречащих социалистическим принципам государственного устройства.

Шёл 1930 год. Степан Новиков натянул вожжи, и лошадь остановилась как вкопанная. Председатель поселкового Совета легко соскочил с брички и вошёл в дом Филиппа Конькова. Хозяин хутора встретил гостя удивлённым взглядом.

– Нечасто в последнее время меня власть жалует. Очевидно, Степан, ты хочешь сказать мне что-то важное.

– Я в скором времени уезжаю в Витебск, где буду работать на новой должности. А это очень плохо для тебя, Филипп Павлович, поскольку ты лишаешься единственного своего защитника. Пока я был здесь, я, как мог, оттягивал твоё раскулачивание. На моё место придёт карьерист, который пышет ненавистью и злобой к кулакам. Поэтому я тебе в последний раз советую распродать своих лошадей и съехать с хутора. В противном случае тебя ждут репрессии с конфискацией имущества и высылкой.

– Спасибо тебе за всё, Степан, но я уже давно принял для себя решение не покидать своего родного гнезда до последнего вздоха. И коней я за гроши колхозу продавать не буду. Тем более, что их сразу поставят под плуг, а мои лошади – верховые и не приспособлены для тяжёлой физической работы.

– Вижу, Филипп Павлович, уговоры ни мои, ни твоих детей на тебя не действуют. Ну, что же, у каждого своя судьба. Пусть хранит тебя Господь. Прощай.

Оставшись один, Филипп закурил самокрутку, вышел на улицу, окинул взглядом утопающую вдали всю в зелени деревню и подумал: неужели крестьяне, многие из которых знают его с детства и которым он постоянно помогал, чем мог, поставят подписи под решением о его раскулачивании? И неужели власть поднимет руку на старика, который никому никогда ничего не делал плохого? Хотя всякое возможно, глядя на то, что творится кругом. А творится полнейшее безобразие. Крестьян насильно сгоняют в колхозы со всеми своими пожитками, которые становятся там общими, и заставляют работать на неизвестно кого, только не на себя. Нищие становятся ещё более нищими. У крепких хозяев забирают всё имущество и передают в нищие колхозы, но там оно пропивается или используется неэффективно, поскольку никто не хочет работать без достаточного стимула. В колхозах люди не чувствуют, что работают на себя. Филипп сделал глубокую затяжку самокрутки и содрогнулся от мысли, что опять к людям пришла беда. Степан прав, надо по возможности распродать коней, но не в колхозы, а вырученные деньги раздать детям. А потом пусть будет, что будет. Быть может, Бог даст ему пережить и тридцатый год.

Новиков отъехал метров пятьдесят от дома Конькова, остановился и, посмотрев на хутор, подумал: не увидеть ему больше коневода Филиппа, поскольку совсем скоро придёт к тому бригада односельчан с «красной косынкой» во главе и всё заберёт в свой колхоз. Сейчас, когда Советская власть крепко встала на ноги, сделать это не составит большого труда. Это не восемнадцатый год, когда волнения крестьян, вызванные недовольством действиями новой власти, усмиряли жёстко, с применением расстрелов. Тогда было трудное время. Советская власть нуждалась в своей армии и деньгах. Поэтому была объявлена насильственная мобилизация в Красную Армию граждан 1893—1898 годов рождения, основную массу которых составляли самые трудоспособные крестьяне. Также стал взиматься чрезвычайный налог, который ещё больше усугубил положение народа. Всё это происходило на фоне тотального контроля над производством и хранением сельскохозяйственной продукции и жёсткого обращения чекистов с населением, когда за самогоноварение человека могли расстрелять. Кроме этого земельный вопрос по-прежнему оставался до конца нерешённым. Всё это привело к массовому протесту крестьян с разным уровнем жизни. Новиков ударил коня вожжами по бокам, ещё раз печально посмотрел на хутор и под скрип брички стал вспоминать то время. Тогда его, как активного члена коммунистической партии отправили в соседний район на подавление восстания контрреволюционных элементов, которые не только выдвигали лозунг «Долой Советы!», но и стали убивать представителей Советской власти на местах. С восставшими тоже не церемонились. Тем более, что их лидеры получали помощь из-за границы. Вскоре восстание крестьян было жестоко подавлено, и не успело затронуть родные места Новикова, где жили и трудились такие люди, как Коньковы и Захаровы, к которым он испытывал симпатию и, как мог, ограждал их от репрессий. На протяжении всей гражданской войны Новиков продолжал участвовать в борьбе с бандами, которые грабили крестьян и мешали установлению Советской власти на местах. «Теперь, – думал Новиков, – власть окрепла, но всё ещё боясь новых народных волнений, она решила окончательно расправиться с зажиточным крестьянством, как с классовым врагом, сослав его в глухие, отдалённые места страны, где планировала использовать ссыльных, как дешёвую рабочую силу для подъёма народного хозяйства.

Новиков ехал в поссовет, где ему через пару недель предстояло передать дела новому председателю, и понимал своей крестьянской душой, что что-то не то делается в стране Советов.

2

Миша Захаров стоял у окна съёмной квартиры в трёхэтажном витебском доме и играл на скрипке. Печальная мелодия, вылетавшая из-под смычка, соответствовала состоянию его души. Парень чувствовал надвигающуюся трагедию в своей жизни, в жизни своей семьи и в жизни всей страны. В городе с новой силой начались репрессии, аресты неугодных советской власти людей. Миша перестал играть и повернулся.

– Нам надо уезжать из города. Завтра я дам последний урок музыки детям в известной тебе еврейской семье, после чего съездим в деревню попрощаться с родными, ну а потом – прощай, родина, для которой мы сделали всё возможное, чтобы народ в ней жил лучше. Но не всё в наших силах. Ты со мной?

– Дорогой, ты же знаешь, я без тебя жить не могу, – Адолия подошла к Мише и прижалась к нему всем телом, – я ради тебя переступила запретную черту, ослушалась родителей, и в душе я считаю себя твоей женой.

– Мне жаль, что моя деятельность и положение, связанное с твоей безопасностью, не позволили нам стать мужем и женой официально. Но когда у нас появится такая возможность, мы обязательно обвенчаемся.

– Главное для меня – это взаимная любовь. Мне больше ничего не нужно.

– Мы всё равно заведём полноценную семью с детишками и своим домом.

– Давай уедем на мою историческую родину в Польшу, там у меня есть родственники. Они нам помогут в первое время.

– Я об этом думал. Пожалуй, этот вариант на данном этапе самый подходящий, – Миша вновь заиграл печальную мелодию, – но если вдруг что-то со мной произойдёт, скажешь, что ты моя ученица, и эта скрипка твоя.

– Любимый, не говори так, с нами должно быть всё хорошо. Но если вдруг…, то знай, я больше никому не буду женой, – Адолия крепко поцеловала возлюбленного в губы.

В это время в дверь квартиры постучали. Миша открыл её и увидел трёх человек, один из которых сказал:

– Гражданин Захаров?

– Да.

– Собирайтесь, вы пойдёте с нами. Вы живёте один?

– В данный момент я даю уроки музыки этой девушке.

– Извинитесь перед ней. У вас одна минута.

Миша, войдя в комнату, улыбнулся.

– От судьбы не уйдёшь. Уроки продолжим потом, и, может быть, на небесах. Прощай.

Через минуту Миша Захаров исчез за дверью в сопровождении троих страшных мужчин, одетых в чёрное.

Адолия, ошеломленная, сразу не поняла, что произошло. Когда в её сознание стала проникать реальность, девушка без чувств упала на диван. Очнувшись через некоторое время, она заметалась по комнате, не зная, что предпринять. Первое, что пришло ей в голову, – броситься к друзьям Миши с просьбой о помощи. Но потом, подумав, решила, что ей лучше самой разузнать, где находится её любимый человек.

Но только через два дня, наведя кое-какие справки и узнав, где находится Миша, Адолия зашла в мрачное заведение, в котором мрачный человек ей сказал, что Михаил Захаров осужден без права свиданий и переписки. У девушки опять подкосились ноги. Выйдя на улицу и глотнув свежего воздуха, она решила забрать свои вещи и скрипку, переданные на хранение хозяйке квартиры, а потом вернуться домой в деревню.

Ещё через два дня Адолия уже с прояснившимся сознанием предстала перед родителями и покаялась в своих грехах. Мать со слезами на глазах обняла дочку.

– Если бы я не знала, что такое настоящая любовь, я бы тебя не простила. А так, дорогая доченька, добро пожаловать домой.

Пан Милош, услышав слова жены о любви, тоже прослезился и нежно обнял своих любимых женщин.

– Пока к нам не пришли специальные злые люди, предлагаю, не откладывая, уехать в Минск. Там нас уже ждут друзья. Там, я думаю, не пропадём. С собой берём только самое необходимое и деньги.

Адолия вытерла слёзы.

– Я напрямки через кладку сбегаю к Захаровым, отдам им скрипку и расскажу про судьбу Миши.

– Кланяйся им от нас и передай, чтобы они как можно скорее предприняли действия для своего спасения, – пан Курилович перекрестился. – Господи, что творится на земле!

3

После ухода Адолии Захаровы собрались на семейный совет. Старшее поколение – Кондрат и Вера – сидели за столом, накрытым белоснежной скатертью. Семён и Клава разместились на лавке возле окна с накрахмаленными белыми занавесками. Самая младшая, Аня, которая за прошедшие годы не изменилась, стояла возле русской печки, с нетерпением ожидая, что скажет отец. Но поскольку его молчание затянулось, Анна вышла на середину комнаты и сказала:

– Все вы знаете мои способности предчувствовать беду. Я вам раньше говорила про Мишу, что его подстерегает опасность. Об этом я сказала и ему самому, но он не захотел даже говорить на эту тему. Я пыталась ему помочь, но он выбрал свой путь, и, тем не менее, в его гибели я виню и себя. Над нами вновь нависла беда. Но она скорее касается меня, чем вас. У нас сейчас есть два пути. Первый – немедленно всем съехать с хутора и раствориться среди крестьян. Второй – отправиться в ссылку и отдаться в руки судьбы, которая, как я предчувствую, будет и там в какой-то степени благосклонна к вам, но не ко мне. Вдали от родины меня ждёт смерть. Теперь я хотела бы послушать тебя, отец.

Кондрат встал и посмотрел в окно.

– Бегство с хутора и растворение, как ты говоришь, Аня, среди крестьян, грозит нам нищетой и унижением. Возможно, для многих наше бедственное положение будет только в радость, но я не хочу остаток жизни прожить с протянутой рукой на глазах у односельчан. Лучше пусть нас ссылают во тьму тараканью, где мы не упадём на колени, а, напротив, зародим там новую достойную жизнь, пусть и не сразу. Ну а ты, дочка, всё уже решила для себя, как я понял. Хотелось бы узнать твои дальнейшие планы.

– Скрывать их не буду. В трёх километрах от нас есть известная вам деревня. В ней живёт отставной солдат царской армии и участник гражданской войны Игнат Ипатов. Он старше меня на пятнадцать лет. Но этот человек очень добрый и абсолютно без вредных привычек. Моё предчувствие подсказало мне, что этот израненный солдат будет моим спасителем в самый трудный момент моей жизни. Такой момент настал. Но не я сама обратилась к нему за помощью. Однажды он подошёл ко мне и сказал, что такое божественное создание, как я, не должно сгинуть в ссылке, и предложил мне стать хозяйкой в его доме в качестве или жены, или дочери, или друга. Я после нескольких встреч с ним согласилась стать его женой.

Мать посмотрела на дочку влажными глазами.

– Я представляла нашу жизнь, тем более твою, совсем по-другому. Казалось, что нас уже никто не тронет, и горе обойдёт нас стороной, ведь с момента совершения революции прошло более десяти лет. Но вышло иначе. Кому-то мы как кость поперёк горла. А почему бы тебе не уехать в город? Ведь живет там друг, который в тебя влюблен.

– Зато я его не люблю, как и город. Мне судьбой дан завет жить и умереть здесь, в родных местах.

– В таком случае, – Кондрат подошёл к дочери, – заберёшь к Игнату, которого я знаю, как очень хорошего человека, самую лучшую корову, и денег тебе дадим. И живите с Богом. Может, Бог и нам поможет в дальних краях, – мужчина перекрестился, глядя на икону. Его примеру последовали и все остальные члены семьи Захаровых.

Через два дня после семейного совета Аня и Игнат под покровом ночи перевезли на лошади, запряжённой в телегу, в дом Ипатова приданое девушки, включающее в себя и пуховую перину. За телегой бодро преодолела путь и удоистая корова.