А спустя ещё два дня председатель поселкового Совета зарегистрировал брак между молодожёнами.
В первую брачную ночь Анна, утонув в перине и положив голову на мощную грудь Игната, который чуть ли ни в два раза был выше молодой жены, всхлипнула.
– Я всей своей душой ощущаю, как ты меня сильно любишь. Твои нежные, страстные чувства передались и мне, и ты можешь быть уверен в том, что я тоже люблю тебя и буду тебе верной женой.
– Спасибо тебе, Аннушка, что дала возможность грубому солдату познать, что такое любовь, запах и объятия женского тела, твои поцелуи. Я знаю, что недолго мне осталось жить на этом свете из-за слабого сердца, но за то время, что отмерил мне Бог, я сделаю всё, чтобы ты была счастлива.
Женщина ещё крепче прижалась к мужу и прошептала:
– Ты знаешь о моих способностях. Поэтому я тебе приоткрою тайну твоей жизни: в ближайшие годы я не вижу её конца и со своей стороны сделаю всё возможное, чтобы его отдалить. И ты сам себе поможешь, если будешь думать только о жизни, позабыв о смерти.
4
Филипп Павлович сидел за столом у окна, из которого открывался вид на поле с дорогой, уходящей к деревне. Хозяин хутора находился в напряжённом состоянии и, поджидая непрошеных гостей, поглядывал на икону и крестился, прося защиты для детей. Когда Филипп выкурил очередную самокрутку, вдали он увидел группу людей, среди которых мелькала красная косынка. «Вот и мой черёд настал», – подумал дед и пошёл на конюшню, в которой ещё оставалось несколько молодых лошадей, предназначенных для верховой езды. Филипп поцеловал каждую лошадь в морду и быстро вернулся в дом, поскольку не мог смотреть на животных, из глаз которых текли слёзы. Коньков вновь закурил. В это время без стука в дом вошла группа людей, которых Филипп хорошо знал и которым помогал продовольствием в трудные дни. Женщина в красной косынке дёрнула бровью.
– У нас есть решение совета бедноты, собрания крестьян деревень и постановление поссовета о раскулачивании тебя, Коньков Филипп Павлович. Поэтому ты без вещей немедленно должен покинуть дом и хутор. Всё твоё имущество вместе с конями переходит в собственность колхоза.
– А вы выдели ноги моих коней?
– Не поняла. Причём тут ноги коней?
– А притом, что они такие же тонкие, как у козочки. Лучше пристрелите их, чтобы не мучились в бороздах за плугом.
– Нет, пусть лучше сдохнут в борозде, принеся пользу колхозу.
Один из мужчин взял икону и растоптал её и рявкнул:
– Итак, дед, у нас нет времени возиться с тобой. Давай на выход. А твои кони теперь наши. И мы с ними, что захотим, то и сделаем.
В мозгу Филиппа Павловича что-то щёлкнуло, и он больше не проронил ни слова, но услышал, как «красная косынка» сквозь зубы процедила:
– Мы не злодеи и даём тебе, дед, сутки, чтобы проститься с родными перед отправкой в ссылку.
В это время в дом вошёл сын Филиппа, Василий, который взял отца под руку и вывел его из дома.
Через три дня Филиппа Конькова везли в вагоне для скота на Урал. Дед, лёжа на грязной подстилке, думал: что происходит с людьми? Зачем его везут куда-то? Почему односельчане со злорадством его унижали и топтали икону божью? А видит ли это всё сам Господь Бог, и знает ли об этом товарищ Сталин?…
5
Захаровы сидели в доме за большим столом и в молчаливом напряжённом состоянии ждали своей участи. Они уже знали, что пришла очередь их раскулачивания. Чтобы как-то сгладить беду, хозяин хутора тайно передал ещё одну корову Гале Стрелковой, ей же дал денег и гармонь. Все драгоценные украшения, помещённые в алюминиевый контейнер, утопил в одном из заброшенных колодцев в надежде когда-нибудь вернуться и достать их оттуда. Кроме хозяина в доме находились его жена, их невестка Клавдия с двумя детьми – двухлетним Алексеем и двухмесячной Лидой. Семён был на улице и следил за дорогой. Через некоторое время он пришёл к собравшимся и спокойно кивнул головой.
– Едут на двух подводах. Давайте прощаться с домом. Дай Бог нам сюда вернуться, – Семён три раза перекрестился. Его примеру последовали все остальные, женщины при этом заголосили.
Кондрат стукнул кулаком по столу.
– Цыц, ещё не хватало, чтобы эти видели наши слёзы. Никакого унижения, никаких разговоров с людьми, государство которых сделало нас врагами. Уедем достойно, я уверен, с нашими мозгами и руками мы и на чужбине не пропадём.
Дверь в дом открылась, и в зал вошло пять человек. Один из мужчин сорвал со стены икону и, бросив её на пол, растоптал ногой. Женщина в красной косынке сказала:
– Именем народа и советской власти вы подлежите раскулачиванию и высылке, как враги государства. Мы не злые и разрешаем вам взять по пятьсот рублей, еды на первое время и необходимую одежду. У вас полчаса времени.
Кондрат бережно поднял растоптанную икону и положил её на стол.
– Господи, прости этих заблудших людей, – хозяин хутора посмотрел на накрахмаленные белоснежные занавески на окнах, вымытый добела деревянный пол, на идеальный порядок в доме, потом в глаза красной косынке, – мы готовы. Вечером подоите коров, «хозяева».
Через час семью Захаровых везли на двух подводах в Витебск, чтобы потом вместе с другими раскулаченными отправить дальше в товарном поезде, предназначенном для перевозки скота.
Семён и Клавдия сидели на телеге, прижавшись друг к другу. На руках они держали своих детишек. Рядом лежала скрипка, завёрнутая в платок. Семён погладил по головке сына.
– Прости меня, Клава, что так сложилась твоя судьба. Может быть, не стоило тогда нам становиться братом и сестрой, а потом мужем и женой. Сейчас бы ты была под защитой советской власти.
– Не говори больше так никогда. Те годы взросления и годы совместной жизни с тобой были для меня самыми счастливыми, и их заряда хватит на всю мою оставшуюся жизнь. Поверь, я даже сегодня счастлива, потому что мы вместе, и дети сейчас с нами.
– Клава, я сделаю всё возможное для вас, чтобы вы и в ссылке не почувствовали себя униженными и обделёнными вниманием. Мы там останемся людьми с прекрасной душой. Рано или поздно всем воздастся по заслугам, но мы не будем думать о мщении. Мы выше этого, потому что счастливы несмотря ни на что.
– Дорогой, мы там, где нам найдут пристанище, должны выжить ради наших детей. Дать детям счастливое будущее – это главная цель нашей жизни.
– Ты права, любовь моя.
6
В Перми Захаровых пересадили на подводы и отправили на север вглубь тайги. Отъезжая от станции, они видели, как из вагонов выносили трупы людей, которые потом складывали в телеги, прикрывая их грязными тряпками. Кондрат перекрестился.
– Не приведи Господь умереть такой смертью.
– Они, отец, умерли от жажды, голода и болезней. За то долгое время, что мы ехали до Перми, нам на весь вагон только один раз дали немного хлеба и воды, и если бы не наши узелки с едой, то мы тоже имели бы плачевный вид. Скорей бы доехать до места.
Но прошло ещё несколько долгих дней пути по бескрайней тайге, прежде чем Захаровых привезли в леспромхоз, только что образованный на берегах слияния двух рек – Весляны и Чёрной. Их выгрузили возле здания конторы, из которой через некоторое время вышли двое мужчин. Один из них был высоким красивым русоволосым парнем лет тридцати, другой – пониже ростом, плотного телосложения, на вид лет сорока. Тот, кто постарше, сказал:
– Здравствуйте, я директор хозяйства, Шишков Пётр Васильевич. Я только что ознакомился с вашими документами и теперь знаю, кто вы и что вы лояльно относитесь к советской власти. С завтрашнего дня трудоспособные члены семьи приступят к работе, то есть к валке леса – это для мужчин, и рубке суков – это для женщин. Брёвна будут связываться в плоты и сплавляться по рекам к потребителям. Проживать будете в бараке. Быт наладите сами. Хочу подчеркнуть, что карательная система у нас не такая жестокая, как в других местах, но бежать не советую: кругом тайга, пропадёте. И за вами будет наблюдать специальные люди – представители комендатуры, а точнее, милиционеры. О нормах выработки, о питании, об отдыхе мы поговорим позже. А сейчас наш сотрудник проведёт вас в барак.
Красивый мужчина, до этого пристально рассматривающий Клавдию, сделал шаг вперёд.
– Пётр Васильевич, подожди минутку, я хочу кое-что спросить у новоприбывших.
– У тебя, Иван, есть десять минут.
Парень подошёл к Семёну и Клавдии.
– А белорусы все такие красивые люди?
Клава улыбнулась, перекинула косу из-за спины на грудь и приподняла её конец чуть выше пояса.
– У белорусов особенно прекрасна душа, вот мы и кажемся всем красивыми.
– Я – Иван Кочев, директор одного из заводов в Перми. Сам из рабочих. А вы из каких будете?
– Мы – крестьяне, а жена моя из бедных крестьян. На родине у неё остались шесть сестёр и мать. Отец погиб, – Семён передал малышку Клаве, поскольку та начала хныкать.