Время подонков: хроника луганской перестройки

– Живем, Оля, хлеб жуем, иногда водочкой запиваем. Хотелось бы вином, но его не достанешь. Виноградники повырубали… – ответил Краснецов.

– Это все Горбачев с Яковлевым творит. Доиграются они… – Ответил Николай Михайловский, – Они будто бы живут в другом мире.

Семерчук понял, что надо защитить своего вождя:

– Антиалкогольную кампанию начала партия, а Горбачев только указал на это. Вы все знаете, что алкоголизм – это смерть, болезни, разрушенные семьи… – Семерчук говорил теми словами, которые были написаны в многочисленных агитках, распространяемых среди населения.

Николай его перебил:

– Я, как работник завода, в отличие от вас интеллигентов от педагогики скажу так: антиалкогольная пропаганда путь к уничтожению нашей экономики. Мы, работники завода, больше вас чувствуем нехватку денег. У нас снова срезают финансирование. А завод то оборонный и патроны нужны не только нам, а всему миру. Замечаю, что экономика идет к краху.

– Эти явления есть, не будем скрывать, – защищал партийную линию Семерчук, – действительно есть некоторый спад производства. Но рабочий класс еще себя покажет, как он умеет работать. – Что конкретно должен показать рабочий класс, Семерчук не уточнил. – И партия из этой борьбы выйдет более сильной, крепкой, настоящей пролетарской партией. – Закончил он, чуть ли не с пафосом.

И тут снова заговорил Матвеев:

– Наша партия никогда не была пролетарской, с самого своего зачатия…

– Почему? – Перебил его Роман, – Ленин же сразу же строил партию рабочего класса и крестьянства.

– Я в отличие от других защитил диссертацию по гражданской войне и перечитал много дореволюционной литературы. И тогда была совершенно иная точка зрения на большевистскую партию. Все началось с того, что в конце девятнадцатого века, наш бесславный царь Николай Второй посетил Францию. И в Париже он встретился с Ротшильдом. Тот попросил нашего царя отменить черту оседлости для евреев, а взамен он выкупит все царские долги у французского правительства и отдаст России все долговые бумаги. Очень хорошее предложение – нам не надо оплачивать свой долг. Но Николай ответил, что российская буржуазия только нарождается и если будет отменена черта оседлости для евреев, то они займут все торговые и доходные места. То есть, он просто отказал Ротшильду. Как писали, – наш царь понял, что это конец ему, но пока не думал, что будет конец России. И сразу же после этой встречи царя с банкиром, как по мановению волшебной палочки появилась российская социал-демократическая партия, в которую, как приказу ринулись российские евреи, – они до революции составляли абсолютно численное большинство в партии, а в процентном отношении еще больше. Как пишут – нашелся Ленин, личную жизнь и революционную деятельность которого финансировал Ротшильд. Ему никто не отказывал в аналитическом уме. Он сразу же пресек попытки создать реформаторскую партию по европейскому примеру и взял за основу революционные идеи Нечаева. Если вы обратили, что в своих трудах, он всего несколько раз ссылается на Нечаева, зато много ссылается на народовольцев, анархистов и других. Он просто завуалировал нечаевский принцип создания боевой партии. Принял вредоносную программу самоопределения наций, абсолютировал плановую экономику. Ну, и закончу тем – если посмотреть внимательно классовый состав партии, который объявляет на каждом съезде мандатная комиссия, то пролетариата там немного, крестьянства вообще мизир, в основном управленцы и функционеры. Так, что надеяться на перерождение партии не приходится.

Семерчука эти рассуждения не только возмутили, но даже оскорбили. И кто говорит – Матвеев, которому он хотел помочь!

– Откуда у тебя такие данные? – Спросил Семерчук Матвеева.

– Я ж уже сказал, что мои научные интересы – период революции и гражданской войны. Вот оттуда я эти данные и подчерпнул. Тогда было много умных и честных людей, которые многое знали, но не смогли спрогнозировать будущее…

– Я не верю твоим россказням, – резко заявил Роман. – Вот такие, как ты и разрушают нашу партию!

Беседа приобретала скандальный характер. Милюк благоразумно не вмешивался в разговор, Краснецов – не знал, что нужно делать – то ли поддержать Матвеева, то ли возразить. Оля поняла, что надо прекратить этот разговор и предложила, обращаясь к мужу:

– Коля! Там у нас есть еще самогон. Может, поставить его на стол.

Николай сразу же согласился. Но Семерчуку стало не по себе находиться в компании бывших однокашников и сказал:

– Мне пора домой, – и чтобы было видно, что он не убегает из-за стола, пояснил, – мы функционеры партии и нам надо быть всегда на рабочем месте. Могут вызвать… Я пойду. Спасибо, Оля и Коля за прием, за то, что отвлекли меня от мелочных забот.

Он пожал всем руку, в том числе и Матвееву и пошел к входной двери. Оля его сопровождала и говорила:

– Рома! Приходи к нам с Леной и детьми. Пусть играют с моей дочерью и сыном. Может, подружатся…

– Хорошо. Я передам Лене. Но и вы заходите к нам. Вот построим дом, приезжайте, как на дачу.

Он еще раз попрощался с нею и вышел. Оля пошла на кухню, из шкафа достала бутылку самогона и поставила на стол гостям. Потом укоризненно обратилась к Матвееву:

– Ты мог такое не говорить работнику обкома? Выложил свои знания! Появилась идея и сразу же ее выложил! Лучше бы придержал язык за зубами!

– Ты, Оленька, как всегда права. Ничто так не загрязняет окружающую среду, как витающие в воздухе идеи. Вот и сейчас моя идея испортила атмосферу общения. Идея тогда приносит удовольствие, когда заканчивается мордобитием. Наливай, Коля, самогона. К черту наши идеи и знания – лучше напиться и думать о сущем.

… Семерчук шел домой и в душе возмущался Матвеевым: за такие разговоры надо привлечь его к партийной ответственности! Но по мере того, как он подходил к дому, появились другие мысли, – а что сейчас они могут сделать Матвееву? Да, ничего. Он просто сам выйдет из партии, и никто в этом не будет разбираться. Надо пока молчать. Но партия выйдет из кризиса и посчитается со всеми оппортунистами, которых, к сожалению, появилась много в партии.

5

Семерчук сидел в своем кабинете, просматривал пришедшие за эти дни деловые документы, но мысли были о другом. Если раньше он равнодушно относился к самой идее строительства собственного дома, то сейчас он был этим делом увлечен – очень хотелось построить, именно построить, а не купить, собственный дом. Но в этом году снег выпал в конце октября – рано для этих мест и строительство дома затормозилось. Выходило так, что крышу надо сделать до морозов, а внутреннюю отделку отложить до весны. Домов, – а это были очень солидные, двухэтажные постройки – на этих, когда-то заповедных черноземах, строилось много. Руководители города и просто авторитетные люди Ворошиловграда знали, где брать места для загородного отдыха. Но вышла задержка – прокладку газа решили отложить до весны. Дело в том, что Раёвка была газифицирована только наполовину и чтобы как-то прикрыть газификацию новых коттеджей, решили попутно дать газ и другой половине села. Получалось для руководителей города хорошо – и себе будет проведен газ в дома и селян не забудут – все будут с газом и все будут довольны. Но на этот год деньги не были выделены для газификации, но их срочно выделили на первое полугодие следующего года. Семерчука и других владельцев домов, тревожил тот факт, что строительство придется отложить, потому что без проведения газа в дома, невозможно проводить отделочные работы.

Второй момент, который отвлекал его от стройки и семьи, был следующим: тесть купил ему автомобиль – «Жигули», чтобы он чаще мог ездить на стройку и лично контролировать ход работ. Автомобиль был приобретен вне очереди, благо у тестя, как зампреда облисполкома, такие возможности были. У Романа были права на вождение автомобиля – он получил их еще во время учебы в институте, но практических навыков не было. Поэтому он нанял инструктора и три раза в неделю выезжал с ним за город, в частности, на стройку своего дома, и там он учился вождению машины за рулем. Уже получалось неплохо и он после очередного празднования годовщины октябрьской революции, хотел полностью перейти к самостоятельному вождению автомобиля.

И третья проблема, которая вызывала беспокойство – нехватка денег. Тех пяти тысяч рублей, данных ему государством в кредит, на строительство дома явно не хватало. За последний год очень сильно подорожали строительные материалы – в области, впрочем, как и по всей стране начался строительный бум – кто имел деньги, срочно вкладывал их в строительство собственных коттеджей. Обещал дать деньги тесть, но Семерчуку брать у него не хотелось. Собственных подработок в виде предпринимательства, как у тестя у него не было. Он решил занять деньги у отца – тот открыл собственный кооператив и вел общий бизнес, со своим сватом – Фотиным. Но денежный вопрос он оставил открытым до весны.

Семерчук ждал совещания, которое было назначено на пять часов вечера у первого секретаря, и с тоской думал, что опять придет домой поздно. Последнее время, такие задержки на работе его стали тяготить – раньше за собой он такого состояния не замечал. И он приходил к такому, неутешительному для партийного функционера выводу, что виной этому – строительство дома. Личным он стал увлечен больше, чем общественными и партийными заботами. А партийных забот становилось все больше, и самое плохое было в том, что становились все масштабнее. Сегодня на совещании должен был обсуждаться вопрос о праздновании семьдесят второй годовщины октябрьской революции. Этот вопрос усложнился – не все советские люди хотели идти на демонстрацию, в отличие от прошлых лет. Роману надо было выступать на этом совещании, соответственно его должности, и он на всякий случай решил набросать тезисы своего выступления, на бумажке.

На совещании первый секретарь обкома Поляков вначале своего выступления обрисовал политическую обстановку на Украине и сделал неутешительный вывод:

– Как видите обстановка на западной Украине совершенно иная, чем у нас на востоке. Во Львове, Ивано-Франковске и других городах уже демонтировали памятники Ленина. Местные националистические силы ограничили деятельность партии, отобрали у нее часть рабочих площадей, даже зданий, где располагались райкомы партии, переориентируют деятельность партийных газет, в общем ситуация на Украине складывается не совсем хорошая. Это я мягко говорю…

Так как это было совещание, то можно было встревать в разговор, не дожидаясь, пока об обсуждении вопроса другими, попросит первый. И, прокашлявшись, бросил реплику секретарь обкома Бурковский:

– Эти факты показывают, что Украина не едина. Там всегда был силен галицийский национализм. Мне кажется, что надо западные области укрепить партийными кадрами из других мест…

Поляков, покачав лысой головой, возразил ему:

– Я сам некоторое время работал в тех местах и скажу, что нам, приезжим с востока было трудно работать с местными партийцами. Они были хоть партийными руководителями, но все равно в их душе был силен дух национализма. Мне, лично было трудно с ними работать, все время с какой-то оглядкой, чтобы не сказать лишнее. Поэтому, как вы сказали, укрепить эти области крепкими кадрами – невозможно. Эти люди окажутся в одиночестве, окруженные враждебной силой. Это совершенно иная среда – и политическая, и культурная. Я даже скажу и в социально-экономическом плане.

– А что здесь может быть иное? – задал вопрос Бурковский.

– Они все советское время не слишком-то стремились развивать свою промышленность. Им бы больше торговать, заниматься сферой услуг, иметь свое маленькое хозяйство на селе… То есть, я скажу так, что их местечковое сознание, в корне отличается от нашего пролетарского сознания, я имею в виду, от Донбасса. Но западным областям всегда выделялось больше денег из союзного и республиканского бюджета. Вот они и привыкли жить во многом, как говорится, на халяву. Это совсем другой народ. Я позволю так себе выразиться… – Поляков помолчал несколько секунд, словно собираясь с мыслями и, наконец, произнес, вроде бы показывая, что он сказал лишнее, – прекратим говорить о глобальном, о всей республике, давайте перейдем к нашим делам. У нас тоже внутрипартийная обстановка не совсем здоровая. Вы читали в газетах, как стал выступать наш новый мэр города – Пентюхов. Мы недавно перевели его из должности первого секретаря Артемовского района в мэры города и смотрите, как он заговорил, – Поляков взял со стола, видимо, заранее приготовленную для этого совещания газету и стал не то, чтобы читать, а передавать своими словами содержание статьи. – Так вот, теперь Пентюхов выступает за то, чтобы свернуть партийное руководство над хозяйственной деятельностью в городе и местными руководителями. Ленин всегда подчеркивал необходимость партийного контроля. И здесь такое антипартийное выступление бывшего партийного руководителя. Надо дать его заявлению оценку. Кто желает выступить?

Желающих не было, но выступать было надо. И тогда Семерчук решился сказать критическое слово в адрес бывшего товарища по партии. Поляков кивнул, разрешая ему говорить.

– В отношении Пентюхова я скажу так, что новая должность заставляет и мыслить по-новому. Мы все знаем, что он не сильно горел на прошлой работе – мы не раз сталкивались с недостатками работы Артемовского райкома партии. Поэтому идеалы ленинизма в его душе угасли с получением новой должности. Но мне кажется, что с ним надо провести беседу, напомнить, что партия до сих пор остается руководящей силой и никто не отменял шестую статью конституции. Надо с ним поговорить. – закончил Роман.

Поляков удовлетворенно кивнул в ответ на слова Семерчука.

– Я поговорю с ним. Пусть не забывает, где он работал раньше. А то сейчас многие примеряют рясу демократов. – Он провел ладонью по лысой голове, – перейдем к следующему вопросу. Через десять дней семьдесят вторая годовщина октябрьской революции. Надо провести праздник, как и раньше, чтобы народ, жители Донбасса, видели, что ничего не изменилось, все идет по-прежнему. Какие будут предложения.

Встал Бурковский:

– У нас готовы мероприятия по празднованию октября. Это, собственно говоря, прошлые мероприятия: демонстрация трудящихся, а потом праздничные мероприятия в парках. Культурные силы знают свои обязанности и готовы обеспечить культурный отдых трудящимся. Но появился новый момент… Националистические силы, в лице местного руха, хотят пройти отдельной колонной с желто-блакитными флагами и своими речевками. Вот с ними надо что-то делать, как-то их нейтрализовать.

Поляков ответил:

– Это дело поручим милиции. Она не должна допустить их прохождения мимо трибуны, где будем стоять мы… Они останутся на том же месте, где соберутся и потом разойдутся.

– Они ведут себя очень нагло, – ответил Бурковский, – у них недавно прошло учредительное собрание и создан местный рух. А они получили инструкцию действовать наступательно, с опережением наших действий. И обратите внимание – они все время твердят о толерантности – где-то нашли новое слово…

– Толерантность нужна агрессивному меньшинству, чтобы их не раздавили с момента зарождения, – перебил его Поляков, – а когда они наберут силу, то всю толерантность и демократию выкинут на свалку истории, на которой уже будут лежать прошлые политические силы. Я видел их толерантность на западной Украине… – добавил с огорчением в голосе Поляков, – чтобы у нас этого не случилось… Продолжайте. – Обратился он к Бурковскому.

– Собственно говоря, вы дополнили, что я хотел сказать. Только бы надо против них, – руководители партии избегали употребления слова «национализм» – вести более предметную контрпропаганду, разоблачать их связь антисоветскими силами… Пусть по этому вопросу выскажется товарищ Семерчук, как руководитель агитационного отдела.