Караван. Исторический роман. Том I

– Лишнего взболтнул. Я учился оружейному делу у одного татарского мастера и на кремлёвской стене тюфяки* устанавливал. Туда иноземцы пришли и попросили показать им это, по ихним меркам чудо-оружие. Что я и сделал. За плату конечно. Но один из старших дружинников это заметил и воеводе сообщил. Вот я в темнице и оказался, не успев даже охнуть.

– Это вероятно был мой нынешний саид*.

– Нет, у него кажется, другое имя.

– Саид*, это повашему, господин, хотя у мусульман и имена подобные имеются. Меня тогда с ним не было, был другой толмач. Но я об этом слышал.

– А зачем, этот ваш купец тюфяками* интересуется? – спросил урус*, – Он что, их купить их для себя желает?

– Это как получиться. Если продадут, купит, нет, так украдёт, или силой возьмёт.

– Интересно, как он это намерен сделать, имея всего лишь пару десятков своих людей?

– Не знаю. А у вас туфанги*, почему тюфяками* зовут?

– В Москве недостаёт железа и меди, чтобы этого оружия вдоволь наделать. Тогда, этот Ай*, предложил делать стволы орудий ещё и из дубового дерева, перетягивая их железными обручами. Только таких стволов всего на один или два выстрела хватает, после чего они разрываются, убивая и своих и чужих. Отсюда их и прозвали тюфяками*, а потом так стали называть всё огнестрельное оружие, кроме ручниц*.

– А ручницы*, что это такое?

– Тот же тюфяк*, только небольшого размера, и их можно при стрельбе держать в руках. Но стреляют это оружие, не так далеко и сильно.

– А ты сам бы теперь смог это оружие сделать?

– Деревянное смог бы, это не трудно. Вот только для стрельбы ещё зелье* нужно, а его из китайской соли* делают. Без зелья* оружие стрелять не будет, а делать его не каждый может. Я вот тоже не умею. А тебя что, в слободу самаркандцы заслали?

– Нет, я от них сбежал. Взял у них то, что заработал и сбежал. Мне эти чужеземцы нужны были, чтобы опять в Москву вернуться, а теперь от них надо бежать «куда глаза глядят»*, да спрятаться, пока отсюда уйдут.

– Но почему? Разве им толмач и проводник уже не нужен?

– Толмач с проводником, этим людям, конечно нужны будут и дальше, но уже не такие как я. Это люди Тамербека*, который сделал правителем Орды* Тохтамыша. Говорят, это ужасный человек, а значит, не менее ужасны и его люди, которых он сюда прислал. Они не те, за кого себя выдают. Мой саид* не купец, он лишь таковым прикидывается. Настоящий купец его отец, а он, как мне кажется, тайный посланник Тамербека*. Его люди охотятся за мастером и его огнестрельным оружием, и если его не добудут, сюда придут другие люди Тамербека* и сделают это, чего бы им то дело, ни стоило. От меня самаркандцы получили всё, что могли, и об Асе*, и о туфангах*. Теперь им калека Салим, больше не нужен. Вдруг я сообщу урусам* об истинных намерениях этих лжекупцов и сорву ихние замыслы? Поэтому, они бы меня, в ближайшее время наверняка устранили бы потихому. Вот я и пытался бежать, да тихо отсидеться поблизости. Откуда я знал, в какую дыру меня занесёт нелёгкая? Как ты думаешь, что со мной теперь будет?

– Не знаю. Мне, наверное, язык отрежут. Урусы* с болтунами так поступают. Буду потом сидеть как этот немец, или кто он там ещё. Хорошо ещё, что семью не успел сюда перевезти, а то и до них бы добрались. А ты расскажи им про самаркандцев всё, что знаешь. Глядишь, и смилостивятся. Князю нашему, всё эти их дела, тоже не безинтересны будут.

– Куда деваться, расскажу, если слушать станут.

Глава 8: Провал миссии Ак-Ходжи в русские княжества

Когда ордынское посольство въехало в Рязанскую землю, то Ак-Ходжа* сразу заметил, что жители сёл и деревень по отношению к ордынцам настроены явно не дружелюбно. Несмотря на многочисленность ордынского отряда, рязанцы внешне держались пристойно и почти ничего, к чему послу можно было бы придраться, себе не позволяли. В то же время, глядели на ордынцев* зло и угрюмо, на большинство вопросов отвечали нехотя и незнанием, повиновались же очень медленно и с явной неохотой.

– Что-то не нравится мне это рязанское гостеприимство, – сказал один из трёх ехавших впереди посольства всадников.

– Тебе что. Разве здесь кто-то хлеб с солью обещал? – ответил другой, ехавший рядом посередине.

– А Айдар вон меня уверял, что рязанцы наши холбоотоны*, и москвачей* вроде как не особо любят, – ответил первый, по имени Азат.

– Ну как союзники? – нехотя засмущался Айдар, – на Саснак Кыры* и с москвачами* не пошли, да а нам помочь обещали, но почему-то, на битву опоздали. Видимо не случайно! А насчёт союзничества, я не уверял. Сказал лишь то, что хотелось бы иметь на самом деле.

– Подобные союзники хуже врагов, не знаешь, что от них ждать, – заметил ехавшей посередине всадник.

– Байондур. А ты зачем с нами, – обратился к нему Азат, – Тебя же в подобные поездки ранее не посылали?

– Раз послали, значит так нужно, – ответил Байондур, – Я что, перед вами отчитываться должен?

В одной из деревень, куда въехало посольство, люди стояли в шапках и угрюмо смотрели на ордынцев*.

– Это ещё что! – рассверепел Ак-Ходжа, – Пусть станут на колени и снимут шапки.

Азат перевёл жителям деревни сказанное послом.

– Теперь Русь, перед всякими погаными*, шапки не снимает, – ответил один из деревенских мужиков.

Азат перевёл сказанное послу, после чего тот рассверепел ещё пуще прежнего.

– Смельчака хорошенько отстегать плетью, – распорядился Ак-Ходжа, – Деревню сжечь.

– Будь моя воля, я бы их всех повесил, – вымолвил Айдар и принялся стегать мужика плетью.

– На подобные расправы наш чубатый друг черезчур уж горазд, что тут скажешь! – с насмешкой сказал Азат, намекая Байондуру на Айдара.

Ордынцы принялись грабить и жечь деревню, и к вечеру от неё осталось лишь пепелищё.

Раздражённый произошедшим событием, посол доехал до Переяславля-Рязанского* и сразу же потребовал к себе Рязанского князя. Олег Иванович явился немедленно. Прошло всего месяц, как он возвратился на своё княжение, признав себя младшим братом Московского князя Дмитрия и поклявшись ему «руку его ворогов впредь не держать»*. В то же время Олег Рязанский панически боялся ордынцев*, которые почти ежегодно опустошали его княжество. Этот суеверный страх перед Ордой*, являлся основной причиной всех его политических ошибок, причинивших столько зла русской земле. После Куликовской битвы он также не верил, что Москва способна успешно защитить Русь от ордынских нашествий, а так как его княжество лежало на пути этих набегов первым, то Олегу Рязанскому не хотелось рисковать.

Олег Иванович покорно принял разнос от Ак-Ходжи, оправдывался перед ним как мог, и поклялся «всегда быть его пресветлому величеству, хану Тохтамышу, преданным слугой».

Простояв в Переяславле-Рязанском четыре дня и получив от Рязанского князя богатые подарки для себя и Великого ордынского царя*, повеселевшей Ак-Ходжа со своим посольством отправился дальше. Но прежде чем ехать в Москву, ему ещё захотелось наведаться и в Нижегородское княжество, которое находилось в стороне от путей, связывавших Рязанские земли с Московскими, и попугать там урусов*.

Миновав земли Мокшей*, Ак-Ходжа вступил в пределы Нижегородского княжества и сразу понял, что самое неприятное ещё только начинается. За постоянные набеги и грабежи, здесь Орду* ненавидели особенно люто. Не в пример рязанцам, нижегородцы обычно в долгу не оставались. Они отвечали частыми мятежами и беспощадными избиениями ордынцев*, как по разным причинам постоянно проживающих в Нижнем Новгороде, так и случайно там оказавшихся. Страха перед Ордой* здесь и прежде не было, а после Куликова поля нижегородцы были уверены, что её владычеству пришёл конец, и поэтому, появление вооружённого отряда ордынцев, проявлявшего ещё большую наглость чем прежде, вызывало особенное негодование, что в подобном случае и следовало ожидать.

В первом же нижегородском селе, куда зашли ордынцы*, их встретили такой открытой враждебностью, что Ак-Ходжа приказал бить плетьми без разбора всех мужчин, а село разграбить. Но во втором селе, вышло ещё хуже. При вьезде ордынцев*, здесь все продолжали заниматься своими обыденными делами, словно и вовсе не видели ни самого посла, ни его нукеров*. Поведя сузившимися от гнева глазами, Ак-Ходжа остановил их на коренастом мужичке, который стоял в шапке и спиной к послу, спокойно прилаживая к своему тыну новый кол, взамен прогнившего старого. По знаку Ак-Ходжи, ехавший за ним Айдар подскочил к мужичку и ударом плётки сбил с его головы шапку. Но мужик не растерялся и размахнувшись колом так огрел им Айдара, что тот едва удержался в седле. На него тут же набросились четверо ордынцев*, которые избив, связали его и поставили перед послом.

– Как ты посмел, подлый и жалкий раб, поднять руку на моего аскера*?! – в бешенстве закричал Ак-Ходжа.

– Не стерпел обиды, вот его и шмякнул, – сплёвывая кровь, ответил мужичок, когда Азат перевёл ему вопрос Ак-Ходжи, – Пускай не дерётся, нонче мы Орде* не подвластны.

– Не подвластны?! Cейчас мы посмотрим! Ты знаешь, что бывает за оскорбление царского посла?

– Знаю, – ответил мужичок, обращаясь к толмачу, – Смерти мне и так не миновать, а ты скажи своему послу …, – и он добавил такое, что Азат в растерянности уставился на мужичка, не решаясь переводить.

– Что он сказал? – нетерпеливо спросил Ак-Ходжа.

– Он сказал …. Я не могу этого повторить, пресветлый мой саид*.

– Говори, – в бешенстве крикнул посол.

– Этот грязный урус*, да испепелит его Всевышний своим гневом, очень плохо сказал про твою почтенную матушку, пресветлейший саид*.

– Уруса* этого, посадить на кол, всех остальных перепороть, село разграбить и сжечь, – распорядился Ак-Ходжа.