Караван. Исторический роман. Том I

В свою очередь, у того самого, упомянутого Тимуром перебезчика, доставившего завоевателю и его ближайшему окружению столько неприятностей с первых же дней начала военных действий, также, одна за другой наслаивались мало разрешимые проблемы. К моменту начала вторжения войск Тимура в Хорасан, Гияс ад-Дин не сумел восстановить с Кара-Кончаром хоть какую-то связь, в результате чего, тот не смог своевременно предупредить его о начале вторжения и дальнейшем продвижении чагатайских* войск по территории страны в направлении Герата. Лишь только на подходе к Фусанджу, крепости прикрывавшей Герат с самаркандского направления, Кара-Кончару, ценой самовольного оставления стана* противника, удалось предупредить амиров* этого города-крепости о приближении войск Тимура. Но это предупреждение оказалось запоздалым. Кроме того, Кара-Кончар, руководствуясь собственными расчётами, заверил фусанджцев, что войско Тимура подойдёт к городу не раньше вечера, а оно подошло уже к полудню, то есть, на целых полдня раньше предсказываемых им расчётов. В связи с собственным просчётом и рядом других обстоятельств, теперь и сам Кара-Кончар, со своей семьёй, не смог своевременно покинуть Фусандж и убыть в Герат. Он переоделся в доспехи, которые в основном носили младшие амиры* хорасанского войска, и приготовился сражаться совместно с фусанджцами. Теперь Кара-Кончар надеялся лишь на то, что в суматохе сражения ему удастся незаметно покинуть крепость, естественно с женой и ребёнком. Затем можно было ещё каким-то образом попытаться убыть в Герат. Но как всё это осуществить на деле, Кара-Кончар пока не представлял. Для осуществления подобных замыслов, ему целесообразнее было бы оставаться в доспехах чагатайского* таваджи*, но в суматохе нагрянувших событий, Кара-Кончар как следует не съориентировался.

Остаток дня и часть ночи чагатайское* войско усиленно занималось подготовкой к штурму Фусанджа. Наутро тимуровские тумены* выстроились вокруг города, каждый на заранее определённом месте. Амиры* всех рангов горделиво красовались в своих ярких доспехах с изящно украшенными щитами, стоя впереди тёмных рядов своих воинов. Последние приготовления к штурму ими осуществлялись особо тщательно. Амиры* дах* и сад* в последний раз проверяли снаряжение своих аскаров* и о результатах докладывали вышестоящим военначальникам. Поближе к стенам подкатывались штурмовые башни, метательные катапульты-манджаники* с камнями и китайскими кувшинами с зажигательной смесью, «черепахи» на колёсах с различного рода таранами, называемые матарисами*, а также разного рода другие осадные машины. Когда приготовление закончилось, тугачи* подняли свои туги* с конскими хвостами. Возле ставки Тимура взвился его кушун-туг* с тремя кольцами. Курнаи*, нагары* и наи* издали оглушительный рёв и грохот. Под бой тамбура* стройные ряды тимуровских воинов двинулись к стенам города. Впереди гнали пленённых накануне жителей близлежащих к Фусанджу селений, которых под обстрелом защитников города заставляли зарывать ров, окружающий стены. Но, не дожидаясь пока эта работа будет закончена, ко рву стали подкатывать штурмовые башни и метательные катапульты. Начался обстрел города. С обеих сторон полетели тучи стрел. Метательные катапульты начали швырять в город камни и китайские кувшины с горевшей жидкостью. В городе вначале запылали отдельные деревянные постройки, но потом разгорелся повсеместный огромный пожар. Защитники города ответили тем же. В их распоряжении имелись крепостные орудия для метания «греческого огня»*. Используя их, оборонявшиеся стали жечь штурмовые башни нападавших, которые те даже не успевали придвинуть к городским бастионам. Не дожидаясь, пока ров будет засыпан полностью, воины Тимура пошли на приступ. Они преодолевали это препятствие, карабкаясь на откосы крутого вала, подносили и ставили штурмовые лестницы, по которым взбирались вверх на стены. Снизу, их как могли, прикрывали лучники, посылая в защитников города тучи стрел. Защитники города оборонялись всеми доступными способами. Они сбивали влезавших камнями, поливали их горячей смолой и кипятком, баграми и рогатинами сталкивали лестницы со стен, вместе с находившимися на них штурмующими. Нападавшие падали со стен грудами, обожжённые и обваренные. Под непрерывным натиском тимуровских воинов, полчища которых, подобно среднеазиатской саранче, продолжали лавиной взбираться на стены Фусанджа, защитники города несли немалые потери. Но их число было несравнимо с тем, что теряли штурмующие. Несмотря на яростное упорство обеих сторон, исход этого дня битвы продолжал оставаться непредсказуемым. Но впоследствии произошло событие, решившее исход сражения в пользу самаркандского завоевателя. А произошло всё следующим образом.

Сын Тимура Мираншах, сосредоточил свой кул* напротив заранее определённого ему для атаки участка городской стены. Высота этого участка была примерно на кулач* выше, чем всех остальных, поэтому хорасанские амиры* и сил для обороны здесь оставили меньше, перераспределив их по другим бастионам. Вероятно, по этой причине здесь не было уделено должного внимания и при устранении ранее возникшего в этом месте обвала стены, о чём теперь знали и Тимур, и Сейф ад-Дин, и Мираншах. Как и везде, напротив этого участка стены, ко рву подкатили метательные катапульты и «черепахи» с разного рода стенобитными таранами. Но катапульты тут ставили гораздо массивнее, чем на других направлениях атак. Как только нагары* и тамбуры* подали сигналы для атак, катапульты здесь, как и везде начали методично обстреливать стены массивными камнями, а воины Тимура, как и на других направлениях, погнали впереди себя пленников, которые засыпали ров. Но Мираншах не спешил посылать на штурм своих воинов и они стройными рядами продолжали стоять на своих местах на расстоянии, не досягаемом для поражения стрелами или «греческим огнём»* противника. Кроме того, нападавшие не подтащили здесь ни одной штурмовой башни, что было воспринято защитниками города как отказ душмана*, штурмовать крепость именно в этом месте. Они сняли на этом участке стены ещё более половыны защитников, причём самых боеспособных, направив тех на другие бастионы. Оставшиеся же на стене явно расслабились, и стали менее интенсивно посылать стрелы как в засыпавших ров пленных сограждан, так и в гнавших их ко рву воинов Тимура. Они считали, что таким образом приберегают средства защиты на случай штурма их участка стены. Но если такая стрельба и наносила, какой либо урон осаждавшим, то в основном от этого страдали подневольные сограждане, засыпавшие ров. Имевшие же при себе щиты чагатайцы* лишь изредка получали случайные ранения, да и те в результате собственной невнимательности, самонадеянности и показушного игнорирования опасности. По всему периметру стен уже бушевало яростное сражение, а здесь лишь слышались глухие звуки издаваемые ударами массивных камней, посылаемых катапультами в каменную кладку стены. В этих местах поднимались клубы бурой пыли, а от стены отлетали лишь отдельные её фрагменты. Однако в целом, казалось, что её кладке здесь не приносится большого вреда. Мираншах нервничал. Он с нетерпением ждал, когда перед ним будет засыпан ров, чтобы придвинуть к стене «черепахи» с таранами, благо высота вала в этом месте невысокая и позволяла их использовать. Ров уже был почти засыпан, как вдруг раздался страшный грохот. Это обрушился тот самый участок стены, отремонтированный накануне после подмыва, погребя под собой находившехся на нём защитников крепости и подняв в воздух клубы пыли. Когда пыль немного рассеялась, нападавшие и защитники города увидели образовавшейся пролом. Он оказался такой величины, что ошеломил и ту и другую стороны.

– Суран!* – крикнул Мираншах и первым бросился в образовавшуюся брешь. За ним последовал Бури с десятком отобранных им воинов, которые на время штурма стали джандарами* сына Тимура. Затрубил сурнай* и весь кул* пришёл в движение, устремившись в образовавшийся в стене пролом. Защитники города быстро опомнились и стали направлять к бреши своих воинов, но было уже поздно. Чагатайцы* ворвались в город, где начались уличные бои. С криками «Аллах акбар»* и штурмующие, и защитники города отчаянно сражались за каждый дом, лавку, проулок. От бушевавшего огня и дыма было жарко и тяжело дышать, но сражавщехся это не останавливало.

Мираншах ворвался в город одним из первых. Несмотря на молодость, храбрости, ловкости и умения владеть различными видами оружия, ему было не занимать. Преодолевая, со своими джандарами*, нагромождения от обломков стены, он трижды чуть не стал жертвой выпущенных по нему стрел. Но всё обошлось благополучно. Одна пролетела мимо, от другой Мираншах ловко увернулся, а от третьей лихо успел закрыться своим круглым щитом. Ворвавшись в город, он со своими воинами сразу же вступил в рукопашную схватку с неприятелем. Ловко владея саблей, Мираншах лично поразил ею двоих хорасанцев, но чуть не погиб от брошенного ему в спину копья. Спас один из джандаров*, не мешкая вставший на пути его полёта и принявший удар этого оружия на себя. Воин погиб, спасая своего амира* и этим выполняя свой воинский долг. В следующий момент Мираншах сразил ещё одного неприятельского воина, но затем сам чуть не стал жертвой. Подкравшейся сзади хорасанец замахнулся над его головой саблей. Он наверняка снёс бы Мираншаху голову, но подоспевший вовремя Бури в последний момент отсёк нападавшиму руку. Однако, через какое-то мгновение и сам Бури почуствовал резкую боль в бедре. Ногу пронзила неприятельская стрела и из раны хлынула кровь. Бури переломил стрелу, оставив в ране вонзившейся кусок, перетянул бедро выше раны жгутом и хромая, вновь поспешил к Мираншаху, прикрывая того от нападений сзади. Венценосный юноша успел сразить ещё двоих хорасанцев, пока к нему не подоспели два чагатайских* амира* со своими людьми. Живых хорасанцев в этот момент рядом уже не оставалось.

– О мой повелитель! – обратился к Мираншаху один из этих амиров*, – Ты показал и показываешь воинам пример доблести и они готовы сложить за тебя головы. Но мы не можем допустить, чтобы добывая славу, ты теперь потерял здесь свою голову. В городе, кроме твоего, сражается немало других наших победоносных кошунов* и кулов*, а общего командования над ними нет. Амир-ал-умар* и Сейф ад-Дин руководят боем из-за города, а внутри его стен командовать некому. Войско не может здесь долго быть без своего чурибаши*, иначе оно понесёт несметные потери, даже, несмотря на превосходство в численности и храбрости. Бери и командуй нами, а право добить этих непокорных душманов* предоставь нам, твоим доблестным и непобедимым аскарам*.

Тем временем. Бури уже держался из последних сил. Он потерял много крови и бледнея, едва стоял на ногах. Мираншах заметил это и сразу же обратился к присутствующим.

– Этот шавкатли жангчи* сегодня спас мне жизнь, но теперь сам нуждается в помощи. Вынесите его из города и сделайте всё, чтобы он остался жив и выздоровел. Я буду просить Амир-ал-умара* наградить его по заслугам и возвести в достойный чин в нашем победоностном войске. Этот аскарбек* заслужил самых высоких похвал и почестей. Да сохранит ему жизнь Всевышний!

Бури уже начал было терять сознание, но два джандара* подхватили его, уложили на носилки и понесли прочь из города.

– Где мне удобнее расположиться, чтобы руководить штурмом города, – спросил Мираншах амиров*.

– Пока в башне над главными воротами, – ответил один из амиров*, – Там не так опасен огонь и стрелы неприятеля.

– Тогда следуем туда, – сказал Мираншах присутствующим, – А ещё пошлите таваджи* к Амир-ал-умару*. Пусть доложит ему, что я принял командование воинами, сражающимися внутри города на себя.

Мираншах и амиры*, вместе со своими таваджи* и джандарами*, вскочили на поданных им коней и отправились по направлению к главным городским воротам. Проезжая по одной из задымлённых улиц, Мираншах увидел, как на значительном расстоянии от него разыгралась сцена сражения на саблях между хорасанцем и двумя чагатайскими воинами. Чагатайцы* атаковали, а хорасанец, отступая, ловко от них отбивался. В стороне от сражавщихся, по ходу их передвижения, медленно перемещалась молодая женщина, держа за руку ребёнка и наблюдая за ходом поединка. Хорасанец кричал ей, чтобы та уходила, пока он уводит от неё нападающих, но женщина не слушала и продолжала двигаться по ходу сражения, вероятно ожидая развязки поединка. Воспользовавшись тем, что один их чагатайцев оступился, хорасанец отсёк ему руку по плечо. У нападавшиго из раны обильно хлынула кровь, и от боли, тот завопил неестественным голосом. Это привело в замешательство второго нападавшего, чем тут же воспользовался хорасанец. Он изловчился и ловко отсёк чагатайцу голову. После этого, хорасанец, подхватив на руки ребёнка и схватив за руку женщину, бросился бежать прочь и скрылся в ближайшем из проулков.

– Конхур! – окрикнул Мираншах одного из ехавших рядом кичик* амира*, – возьми с собой даху* и разберись вон с тем наглецом с пристрастием, как ты умеешь это делать.

– Слушаюсь, мой повелитель! – ответил амир* и, крикнув что-то воинам, умчался вслед за беглецами в проулок. С десяток воинов умчались за ним, а Мираншах с остальными продолжил свой путь в направлении уже видневшейся башни над городскими воротами.

Преследователи догнали беглецов на следующей улице. Видя, что от всадников им не уйти, хорасанец обнажил свою саблю и прикрывая собой женщину с ребёнком, приготовился к бою с превосходящим противником. Подъехав первым, амир* чагатайцев* остановил лошадь и знаком приподнятой руки, велел остановиться остальным. Этот амир* был огромного роста с рассечённым наискосок лицом, отчего сам его внешний облик внушал страх. Он слез с лошади и сняв с пояса гурзи*, сделал шаг по направлению к хорасанцу.

– Кара-Кончар? – вдруг с удивлением произнёс верзила, – Вот так встреча! Ас-саляму алейкум* асосий* хыянэтче* хэм* душман* хабарчи*!

Кара-Кончар также узнал своего основного преследователя. Это был Конхур – главный тимуровский палач, которого в войске Тимура звали не иначе, как «непревзойдённейший изверг вселенной». О том, что Конхур об «измене» Кара-Кончара уже знает всё, догадаться было не сложно. Содержание его приветствия в адрес Кара-Кончара, с лихвой говорило само за себя.

– Ва алейкум ас-салям*, асосий* джандар* хем* конхур*, – злобно выпалил Кара-Кончар в ответ, а сам в ужасе подумал, – О, Всевышний! За что мне от тебя такая кара? Я готов был принять любую твою кару, но только не ту, что приготовил ты теперь даже не мне, но моим несчастным, и ни в чём не повинным близким людям!

Между тем, тихо и не спеша, спешились ещё двое нукеров* Конхура. Они, обнажив свои шамширы*, встали по бокам от Кара-Кончара, готовые в любой момент обрушиться на него. И тут в голове хорасанца мгновенно созрела мысль, как ему действовать вдальнейшем. Главное, решил Кара-Кончар, нужно мгновенно покончить с женой и ребёнком. Конечно, это слишком жестоко, но для его родных такая смерть будет менее мучительной, чем та, которой они вот-вот могут подвергнуться со стороны Конхура и его аскаров*. За себя у хорасанца страха не было. Чагатайцы, безусловно, расправятся и с ним тоже. Это несомненно. Но тогда Кара-Кончар рассчитывал лишь на то, чтобы погибнуть с оружием в руках. А смерть в неравном бою, да ещё с превосходящим по силе противником! Не это ли главная мечта настоящего мусульманского воина?

В следующее мгновение, Кара-Кончар сделал выпад в сторону Конхура и резко развернувшись, замахнулся саблей над головой жены, рассчитывая первым же ударом рассечь сразу и её, и ребёнка. Но то, что произошло в следующий момент, врядли мог ожидать кто либо, да и сам Кара-Кончар. Несмотря на огромный рост и размеры, что давало представление о тучности и неповоротливости Конхура, последний молниеносным ударом гурзи* выбил уже занесённую саблю из руки Кара-Кончара, одновременно разможжив тому кисть руки. Тело хорасанца пронзила невыносимая боль, и он другой рукой мошенально схватился за раздробленную кисть. В следующее мгновение Конхур с силой дважды ударил Кара-Кончара своей гурзи* по коленям обеих ног. Хорасанец взвыл от боли и рухнул на землю, не в силах больше стоять на ногах, так как и колени оказались раздробленными в результате точных ударов гурзи*. Но сознания Кара-Кончар не потерял, и используя единственную пока ещё неповреждённую руку, на боку пополз к недогоревшему жилищу, возле стены которого лежала только-что выбитая из его руки сабля. Конхур разгадал замысел своего противника и, сделав в его сторону ещё пару шагов, ударил хорасанца своей гурзи* по локтевому изгибу здоровой руки. Затем, для верности, он нанёс Кара-Кончару ещё пару ударов. Теперь ударам подверглись остававшаяся нетронутой кисть другой руки, а также локтевой изгиб противоположной. Ещё раз, взвыв от боли, Кара-Кончар на мгновение потерял сознание, но достаточно быстро вновь пришёл в себя. Очнувшись, он попробовал было двигаться, но перебитые руки и ноги не позволяли в полной мере это делать.

– Посади его на орку*, да пусть посмотрит, что бывает хыянэтче*, – приказал Конхур одному из воинов. Тот подхватил Кара-Кончара сзади под плечи и проволоча немного, усадил возле стены. В безрассудстве, жена хорасанца бросилась на помощь мужу, но двое других чагатайцев схватили её, и выламывая руки, повалили на землю, одновременно срывая с несчастной одежду. Ребёнок заплакал, но на него сначала никто не обращал внимания. Женщина кричала, как могла, звала на помощь, сопротивлялась, но что она могла сделать против этих здоровенных, да ещё и озверевших до безумия мужчин. А её искалеченному мужу, лишь только и оставалось, превозмогая дикую боль, молча сидеть, да наблюдать за происходящим. Один из воинов предложил Конхуру начать оргию первым.

– Пресыщайтесь любовью этой несчастной женщины, пока у вас есть такая возможность, – сказал он своим аскарам*, усаживаясь на лежащий рядом большой камень, – Иначе, после меня вам нечего будет с ней делать. Вы только не забудте оставить мне её хоть чуточку живой.

Чагатайцы* начали поочереди насиловать жертву, попутно применяя к ней другие формы издевательств и надругательств. В отчаянии от увиденного, к матери с диким плачем бросился ребёнок и схватая одного из чагатайских воинов за одежду, попытался оттаскивать его от женщины. Однако другой чагатаец*, ожидавший рядом своей очереди, сильно ударил малыша ногой по голове, да так, что тот отлетел в сторону и, схватившись за свою маленькую головку, стал верещать ещё громче. Но это только раззадорило чагатайца* и он, подойдя к ребёнку, стал наносить ему несильные удары по голове, от чего малыш каждый раз кричал всё громче и истощнее. Наверное, чагатайцу* подобный вид надругательства над беззащитным малюткой сильно нравился, что он так увлёкся этим истязанием. От отчаяния, Кара-Кончар закрывал глаза, но что он мог в данной ситуации сделать?

А в это время, за пределами Фусанджа, события происходили своим чередом и разворачивались следующим образом. Отдав приказ о штурме города, Тимур, вместе с Сейф ад-Дином, Мир Сейидом Береке*, некоторыми другими приближёнными амирами* и прочими членами хаваши*, с одной из окрестных высот наблюдал за разворачивающимися на его глазах баталиями. Великий амир* прекрасно видел, какие значительные потери несут его чагатайцы*, не добиваясь при этом желаемых результатов при штурме Фусанджа.

– Такие потери нам неприемлемы, – сказал Тимур, обращаясь к Сейф ад-Дину Нукузу*.

– Ничего не поделаешь, – пытался его утешить Сейф ад-Дин, – Атакующая сторона всегда теряет втрое больше, чем обороняющаяся, Это общеизвестное правило большинства войн.

– Большинства, но насколько я знаю, далеко не всех, – перебил его Тимур и, выдержав паузу, спросил, – Какова численность гарнизона Фусанджа?

– Примерно тысяч десять вместе с простыми горожанами, могущими держать оружие, – ответил Сейф ад-Дин.

– В таком случае, что нас ждёт в Герате? – задал другой вопрос Тимур, – Только не лги, говори правду.

– Население Герата на порядок больше, но точно никто не считал, – был пространный ответ Сейф ад-Дина.

– Ты намекаешь, что после Герата я вообще могу остаться без войска? – с раздражением спросил Тимур, – Зачем мне нужна такая победа? Если не ошибаюсь, древние румы* прозвали подобный исход сражения «Пирровой победой»*, равносильной поражению?

– Я всего лишь пытаюсь правдиво ответить на твой вопрос, – вновь уклончиво ответил Сейф ад-Дин, – Ты ведь этого от меня хочешь?

Тимур занервничал ещё больше, продолжая смотреть на неприглядное зрелище боя. Настроение завоевателя поднялось лишь после того, как ему сообщили о рухнувшей части стены в том месте, где для атаки сосредоточился Мираншах со своими воинами. Сосредоточив свой взор на то, как его кул* атакует через пролом, Тимур восторжествовал.

– Молодец сынок! – радостно выкрикнул он, – Ты настоящий аскарбек*! – затем успокоившись, вновь обратился к Сейф ад-Дину, – Ты мне всё таки скажи. Можно ли в нашем случае избежать подобных значительных потерь?

– Конечно можно! – теперь уже преободряясь ответил Сейф ад-Дин, – Но для этого нужно воевать не по обычным правилам уруша*, используя лишь силу своего войска и его моральный дух. Лучше уруш* вообще вести, без каких либо правил. Делать это необходимо при помощи хитрости, разного рода уловок, обмана противника, заранее организованных подкупов его амиров* и сахиб-диванов*, шантажа и разного рода интриг в их среде, заблаговременного запугивания населения душмана*, организации всякого рода хаоса в жизни страны противника, с которым воюешь или просто соперничаешь, и ещё очень много чего подобного. Но самое главное, для нашего победоносного войска ещё не помешало бы раздобыть, и как можно скорее, новое смертоносное чудо-оружие, сотворённое когда-то китайскими чудо-мастерами, а впоследствии бездарно утерянное арабами!

– Интересно! Про какое это ты чудо-оружие намекаешь? – взглянув на своего полководца, спросил Тимур, – У нас, кажется, и так любого оружия в избытке.

– Любого, но, похоже, не всего, что недавно появилось у некоторых наших недобрах соседей, – с хитрицой в лице продолжил Сейф ад-Дин, – А к нашему счастью, те и сами пока того не осознали.

– Тогда не темни, говори прямо, – грозно посмотрел на него Тимур, – Я не Тохтамыш. Я должен быть первым в курсе подобных дел. А ты мне только сейчас об этом молвишь, и то какими-то непонятными намёками. И это тот, кого я считаю лучшим и самым доверенным полководцем. Что я тогда могу спрашивать с других?

– Виноват, мой повелитель, – начал оправдываться Сейф ад-Дин, – но я узнал об этом прямо перед самым нашим выступлением и не стал спешить докладывать непроверенные сведения, которым цена таже, что и домыслам, которые тысячами растекаются по нашим базарам*.

– Иногда, все эти домыслы, могут оказаться ценнее самых правдоподобных и проверенных фактов, – прервал его Тимур, – Изложи-ка мне эти твои «домыслы», да начни с самого начала и во всех подробностях.

– Слушаюсь, мой повелитель, – с испугом в голосе начал Сейф ад-Дин, – Я и сам не однажды предпринимал попытки разгадать секреты стрельбы огнём когда-то грозных, но затем зыбытых арабских огненных туфангов*. Для этого, я даже сумел заинтересовать этим делом ещё в то время, юного Умара-Шейха. Но все наши попытки были тщетны. Умар-Шейх и теперь озабочен подобными делами, но пока ему всё это было не под силу. Он пытался привлечь к этому делу тебя и Мир Сайида Береке, но вы его лишь обсмеяли, назвав сказочником. Его же это всёравно не остановило, и Умар-Шейх продолжал заниматься этим делом втайне от всех, даже от тебя, мой повелитель. И вот, буквально перед нашим выступлением в Хорасан, среди торгового люда Регистана* вдруг поползли слухи, что якобы нашлись некоторые умельцы, которые вновь разгадали секрет огненной стрельбы этих туфангов*, а также научились делать и использовать эти грозные огнемётные арбалеты.

– Так значит россказни про безделушки, что когда-то якобы научились делать китайцы, но использовали их лишь для забав, не простая болтовня? А арабы действительно превратили их в грозное огнестрельное оружие? – cпросил Тимур, искоса посмотрев на Сейф ад-Дина, – Но как же они потом сами умудрились начисто забыть секрет приготовления огненной смеси, которой те туфанги* стреляли, сделав из них бесполезные и никому не нужные железки?

– Это, уже проблемы тех, неразумных арабов, что додумались утерять столь ценные секреты, иначе владели бы они теперь всей вселенной. Да вот Всевыщнего они чем-то прогневили, что он не позволил им это сделать. Но теперь, похоже, Всевыщний вновь счёл нужным дать правоверным это оружие, а потому, вновь нашлись люди, которые тот секрет повторно разгадали, – сказал Сейф ад-Дин, – Только делиться этими секретами они не спешат.

– Чего же потвоему боится Всевышний, ведь всё в его воле, – спросил Тимур.

– Так, то оно так, – вероятно попытался изобразить из себя проповедника Сейф ад-Дин, – Но только среди правоверных, да и не только, развелось столько всякого рода лжепроповедников, которые готовы любое здравое дело происками шайтанов, чертей либо каких-то шаманов объявить, лишь бы себя этим на мгновенье ославить. Вот мастеровитые люди и боятся нужные да стоящие дела напоказ выставлять, чтобы не быть оболганными в разных шайтанских делишках и за это невинно пострадать. На том же Регистане, мне некоторые купчишки Александрийские поведали, что среди правоверных появился, толи в Аравии, толи в Египте, некий мастер Тауфик, разгадавший секрет стрельбы этого оружия и даже пару туфангов* сам смастерил. Только этого мастера там сразу обозвали, представили народу шайтаном в человеческом обличьи, да камнями чуть до смерти не забили. Так и пришлось бедному мастеру уносить ноги за тридевять земель.

– Я вообще-то тоже от купцов про те шайтановы* туфанги* слышал, – сказал Тимур, – Но в их росказнях сразу тяжело разобраться и отделить истину от домыслов. Мой сын Умар-Шейх мне действительно как-то пытался об этом растолковать, да договорился до того, что тот мастер чуть ли не в Орде у Тохтамыша прячется. Я тогда над ним даже посмеялся от души. Ведь появись подобный мастер, да ещё с этим оружием у Тохтамыша, мне бы Урлук-Тимур* с Ак-Бугой* наверняка сообщили бы. Хотя, надеяться на Тохтамыша, всёравно, что сурка сторожем ставить. Всё, что можно проспит. Он иногда не замечает, что под его собственным носом делается. Поэтому, в нашей ситуации, наверное, к этому делу надо вернуться повторно и всё проверить досконально ещё раз. Может и впрямь мои лучшие посланцы* в Орде* что-то проворонили? Но знать об этом должны, как можно меньше наших, пусть даже самых надёжных и проверенных людей.

– Я в этом полностью с тобой согласен, мой Амир-ал-умар, – поддержал Тимура Сейф ад-Дин, – Не следует переоценивать роль Урлук-Тимура* с Ак-Бугой*. Они же не Всевыщний и не могут знать всего, что твориться в этой бескрайней Орде*.

– Абсолютно с тобой согласен. Если окажется, что этот араб действительно тайно скрывается в Орде, мы могли бы предоставить ему своё надёжное убежище, – сказал Тимур, – И тогда ему, не пришлось бы прятаться от недругов в чужой стране? Продумай, как это сделать? Завтра же сообщишь мне свои соображения.

– Я слышу, здесь без меня обсуждаются очень важные государственные дела, – вмешался в разговор, неизвестно откуда появившийся Мир Сейид Береке, – А зря вы решили проигнорировать своего духовного наставника. Я, кажется, в этом деле осведомлён больше вашего. Кстати, к здесь уже сказанному, мне как-то на днях один наш торговец тоже поведал, что якобы в ордынском Булгаре, длительное время скрывался один араб-египтянин. Он, кстати, тоже говорил про разгадку секрета того самого оружия, которым арабы в своё время владели, но потом утеряли. И он утверждал, что это оружие стреляет стрелами при помощи молний, при этом издавая страшный гром. А также говорил, что ни одна, даже самая крепкая стена не может выдержать силу удара этих огненных стрел. От них рушится всё, что находится на пути полёта этих стрел. Вот мы и решили проверить, не про этого ли араба идёт речь? Потому мы с Умар-Шейхом для проверки этих слухов, которые, кстати, в торговых рядах Регистана стали гулять гораздо раньше, чем утверждает Сейф ад-Дин, послали в Булгар* надёжных гонцов. Гонцы эти, уже успели вернутьтся, да только с печальной вестью. Араб этот ваш, по имени Тауфик, если не ошибаюсь, за это время уже успел помереть. Теперь с него естественно, совсем никакого толку. К сожалению, с небесами даже потомки пророка, такие например как я, не умеют разговаривать. Такова воля Всевыщнего и с этим ничего не поделаешь. А потому, хотел бы тебе помочь, да к сожалению, фортуна назад не вертится.