Реверсия

– А ты почему такой грустный?

– Не грустный. Просто напрягаю слух. Эта музыка и трескотня…

– Положи трубку, я перезвоню.

Искусственная веселость Интриганки отражает далеко не радостное ее состояние. Он вспомнил ее первое появление в лисьей шапке и старенькой цигейковой шубке. У него жалостливо защемило сердце. Захотелось крепко прижать хрупкую фигурку и уберечь ее от невзгод. Повторился звонок.

– Да?

– Теперь лучше слышно?

– Конечно. Только отойди подальше от магнитофона и ответь на простой вопрос: у тебя неприятности, или звонишь с другой целью?

– Ну, тебе приятно слышать мой голос. Он тебе нравится?

– Возможно. Но зачем тебе мой голос?

– Мне тоже нравится слушать. У тебя язык хорошо подвешен.

– Такой вывод из нашего разговора?

– Не обязательно.

– Давай прекратим нетелефонный разговор.

– Тебе не нравится наш разговор. Почему?

– Ты же умная женщина, сама догадайся.

– Не хочешь со мной дружить? Я перестану уважать тебя.

– Я не нуждаюсь в твоем уважении. И прекрати танцевать у телефона. Ты что, специально стучишь каблуками?

– Это от волнения… сексуального. Меня обнимают. Ты рад за меня?

– Конечно.

– Тогда почему грустный?

Любопытный получается розыгрыш. И как бы Вадеев не хотел забыть о существовании Лиды, она умеет заинтриговать его.

– …Потому что все ты выдумываешь. Иначе я бы слышал мужской голос.

– Он побежал на улицу. Кто-то ходит около его машины.

– Правильно сделал, что сбежал.

– А ты хочешь прийти ко мне в гости?

– Зачем?

– Фи, какой недогадливый. Поухаживать за любимой женщиной.

– Все, я устал.

– У тебя там женщина?

– Я что, рехнулся?! С тобой поговорил, теперь отбой женщинам на целый месяц.

– Это намек?

– Понимай, как хочешь.

– Ты нехороший человек.

– Тогда все?

– Да! Кладу трубку.

На самом деле Интриганка не торопилась, чего-то выжидала. Ей хотелось мужского внимания, а желание выразилось в нагловато-фамильярной манере. И это после нежно-трогательных встреч. Инстинкты оказались сильнее многолетнего воспитания. Или она права. Он и сам чувствует с ней родственность, когда не до условностей.

– А ты почему не кладешь трубку? – помолчав минуту, спросила она.

– Так, форма вежливости.

– Тогда приезжай ко мне!

– Прямо сейчас?

– Конечно! Нечего терять время. Все!

Она не хотела слышать возражений и положила трубку, а он в тягостном состоянии отставил кастрюлю с картошкой, пошел в ванную, включил воду, разделся и в таком виде предстал перед зеркалом.

На груди и ногах проступили омерзительные красноватые пятна. Нестерпимый зуд усиливается с каждым днем, теперь заметны следы расчесов. Сгруппированные прыщи усеяли живот, застряли на лобке, живописно спускаются к паху. Чем больше он всматривается, тем печальней представляется картина. Почти с упоением воспринимается желание Лиды заниматься сексом в темноте. Ласковые струи воды нежно омывают разгоряченную кожу, но еще приятней – расчесывать красные пятна. И Кот яростно принимается за дело.

После часа пик улицы пустуют, редкие прохожие кучкуются на остановках общественного транспорта. Их сплоченность объясняется инстинктивным страхом перед возможной опасностью затемненных городских кварталов, скрывающих в своих недрах грабителей и убийц. Властям нет дела до безопасности граждан, добросовестно оплачивающих услуги силовых структур. Даже небесные светила бессовестно зашторились кучевыми облаками, обостряя и без того криминальную ситуацию в областном городе. Жизнь теряет первозданную ценность, и редкие фонари высвечивают смертельную бледность человеческих призраков на фоне мазутного снега.

Кот с его воображаемой психологией легко вписывается в призрачный город с запуганными людьми и полумраком пустынных улиц. Его можно принять за одного из тех бомжей, которые в поздний час обследуют урны и мусорные контейнеры в поисках съедобных продуктов и теплых вещей, ставших вдруг ненужными для новых русских и хорошо оплачиваемых лакеев.

Уму непостижимо, до чего он сам дошел, во что одет. Заношенное демисезонное пальто и стоптанные замшевые туфли отпугнут любого грабителя. Еще ему не страшны экономические кризисы и политические перевороты, его защита – это нищета. Под впечатлением последней мысли, ее убедительности, он веселеет и, купив в киоске бутылку Бренди, направляется к остановке трамвая. Делает несколько шагов, но останавливает сипловатый немощный крик в спину. Он поворачивается на сто восемьдесят.

– Люди! Что же это делается! Как же так можно!

Тусклая лампочка над бронированной дверью продуктового магазина высвечивает сцену по западному образцу. Долговязый шустренький парнишка бесцеремонно шарит в карманах инвалида-коротышки. Руки жертвы подняты строго вверх – должно быть, в знак особой расположенности.

– Что такое!? – булькнуло в горле Кота, потрясенного новым веянием современной действительности.

Юный грабитель испуганно выпрямился, крутанул головой по сторонам, увидел невольных свидетелей его гнусности, быстренько скакнул за угол дома. Козел! – донеслось из темного двора. Себя имеет в виду? До чего докатились! – удрученно бормочет пожилая женщина, пряча замерзающий нос в цигейковый воротник. Удивительная страна, – размышляет Кот. – Есть правительство,но она плывет будто свободно дрейфующаяльдина. Внутри нее бушуют политические страсти, всякий отстаивает для себя лучшее место под солнцем, а жулики слушают и под шумок разворовывают народное имущество. Диву даешься, сколько выплыло дерьма. Надо бы воспользоваться обстоятельствами и всех негодяев спрятать за крепкую решетку, так нет – о законности печется такое же дерьмо. Зато я неуязвим, у меня нечего красть и меня невозможно заставить служить политическим проходимцам.