Из плена тьмы. Если ты долго смотришь в бездну, то тьма поглощает тебя

– Боюсь? – переспросила я. – Да, я боюсь. Боюсь расстаться со своими масками и боюсь их оставить.

– Ты снова за свое?! Я видел, как твои светлая и темная части постоянно борются, как побеждает то одна, то другая…

– Темная побеждает все чаще! – сказала я торопливо. – И все страшнее. Иногда вообще без причины, – я прикусила губу, сдерживая слезы.

– Ты сама ей разрешаешь побеждать.

Мне сейчас просто необходимо выбраться отсюда, чтобы не видеть вокруг себя эти фарфоровые лица. Не лица, а именно маски. Я зажмурилась от ощущения полного бессилия и бесконтрольности ситуации. Что ждет впереди? Я споткнулась, вскочила на ноги и продолжила идти. Возможно, каким-то образом пересекла незримую линию, и вновь вернулась на то же место, откуда начинала свой путь. Место тьмы. Место фарфоровых масок. Я знала, что у меня сильно развитое чувство вины, что где-то в глубине подсознания погребено воспоминание о каком-то неблаговидном поступке. Я упорно старалась затолкать воспоминание глубже, чтобы забыть. Забыть что? И что меня удерживает тут? Нужно было освобождаться от этого груза, чтобы идти дальше.

– Страх расширяет человеческие глаза, а вместе с ними и то, что его пугает, – прошелестел кто-то.

– Это ад! – прошептала я.

– Нет ада в этих мирах. Каждая душа, попавшая сюда, своими помыслами строит себе свой ад. Она борется со своими грехами, которые принесла с земли.

– И как освободить себя от этих оков?

– Облегчи свою душу, – сказал кто-то во тьме

– Не суди себя строго, – вновь зазвучало в тишине. – Ты росла в хорошей семье, где в тебе воспитывали честность, вкладывали доброту, уважение, любовь к людям, – попытался кто-то помочь ей сосредоточиться на хороших воспоминаниях.

– Помимо родителей, есть окружение. Мы не отделены от общества, как общество не изолировано от нашего присутствия. В детстве мы просто не осознаем, что происходит и как реагирует наше подсознание, а в более сознательном возрасте зачастую уже поздно, – сказала я, чувствуя, как по спине пробегает какой-то холод.

Все бессмысленно. Я реагирую на все, что мне показывают и навязывают, на то, что встречается на пути. Возмущаюсь, нервничаю, сопереживаю, злюсь, негодую. Зачем? Почему?! В этом мире не нужны чувства, здесь все за гранью добра и зла. Здесь терзают, распинают, морально убивают, так же обыденно, буднично, привычно, как в моем мире, где воспитывали и учили. В детстве мучительно искала объяснения своим чувствам, желаниям, непонятным мечтам, неизвестно откуда берущимся, словно всплывающим из глубин сознания – из непроницаемой пучины, одновременно влекущей и пугающей. Слезы застилали глаза. Страх, боль и злость сплелись в одно невыносимое чувство.

– Людскими грехами выкармливают монстров? Ну и что! Значит, не грешите! – пронеслось в голове. – Распинают, вешают и топят? Так ведь за всю историю рода человеческого стольких себе подобных распяли, повесили, утопили, что этим душам самое место тут. Адские муки, страдания, боль?! Разве их мало? Смерть идет по трупам растерзанных, замученных до смерти – тысячами, миллионами, сотнями миллионов. Что же тут нового?! Все уже было! – В голове пролетали какие-то образы, старые воспоминания и непонятные сны.

– В тебе сильны, как светлая сторона, – приветливо сказал кто-то, – так и темная. Потому у тебя эти вспышки ярости. Усмиряй их, они… нехорошие. Вредят всегда. Не только другим, но и тебе. Сейчас будет легче их обуздывать, ты знаешь их причину. И понимаешь, откуда они. Не зацикливайся на плохом, вспомни свои добрые дела. Не давай себе возможности увязнуть в темных воспоминаниях, которые иногда бывают ложными.

– Никогда не сдавайся, какие бы испытания не посылал тебе этот мир, запомни, нет судьбы иной, чем та, что творите вы сами, – кто-то улыбнулся среди масок. – Хочешь познать саму себя? Выйди за рамки общественного мнения и моралей. Все твои сокровища лежат на дне твоей души, под хламом и мусором продуктов твоего ума. И только овладев своими ценностями, получишь возможность воспарить над тьмой своих заблуждений, и, увидев себя со стороны, приблизиться к совершенству.

– И что? Что вы хотели этим сказать? Что я жила, что не жила – никому от этого ни холодно, ни жарко? Вот и все? Таков ваш приговор? – я глубоко вздохнула. – И даже то немногое, что осталось после меня, по моему мнению, вряд ли достойно внимания.

– Ты предпочитаешь прятаться в лабиринтах и пещерах своей личности. Когда ты таким образом прячешься от мира, тебе кажется, что ты чувствуешь себя в безопасности. Ты полагаешь, что успокоила свой страх, но на самом, деле ты заставила себя онеметь от страха… Опасаясь собственного страха, ты омертвляешь не только свою душу, но и свое сердце.

– Только груз греховных уступок за счет собственной совести гнетет, не давая тебе вырваться с этих тисков.

– Ты чувствуешь, как приходит облегчение?

– Чувствую.

– Вот и славно. Впереди еще ждут другие испытания. – успокоил кто-то. – Ты справишься. Ты сильная.

V

И странно: мне любо сознанье,

Что я не умею дышать;

Туманное очарованье

И таинство есть – умирать…

Я в зыбке качаюсь дремотно

И мудро безмолвствую я:

Решается бесповоротно

Грядущая вечность моя!

    О. Мандельштам

Среди всех масок выделялась одна. Это была маска смерти, которая оказалась самой сложной по рисунку. Она представляла собой абсолютное разрушение, разложение тела, опустошение души, лишение дыхания. Полное прекращение самого существования. После осознания этой маски человек становился вне смерти. И жизнь, и смерть для него были бы лишь тенью, отбрасываемой светом существования. Черная бездна глаз маски поблескивала подобно обсидиану, пока наблюдала за мной. По спине моей пробежал холодок, и я сглотнула, прогоняя внезапную дурноту. Со страхом и болью я чувствовала, словно вся моя жизнь тоненьким лучом переходила в глаза маски. Мне даже показалось, что я становлюсь чужой для самой себя, опустевшей и безгласной – почти мертвой. У меня бешено колотилось сердце, резко ослабли ноги и похолодели руки, очень сложно объяснить, но я как будто бы почувствовала, как эта маска ложиться на мое лицо.

– Как ты меня достала, – в сердцах сказала я. – Что тебе нужно от меня? Я и так боюсь тебя, так ты еще и ходишь за мной по пятам. Долго ли будешь меня преследовать?

– Все маски серы, профиль одинаков.
Так и живем, надеясь, пронесет…
Телами люди, с сердцем вурдалаков…
Лишь маска Смерти никогда не врет.

– Она не преследует. Это ты к ней стремишься.

– Ну, да! Делать мне нечего – стремиться к ней. Я, наоборот, стараюсь убежать от нее, а она преследует меня всюду.

– Отрицание жизни после смерти, то есть вечной жизни, приводит людей к греху через соблазн сиюминутной выгоды в сиюминутной жизни. Смерть не приносит боли.

– А кто причиняет боль? – спросила, поеживаясь от страха. – Что вы хотите от нас, смертных?

– Ничего!

– Я не хочу умирать, – невольно слезы хлынули из глаз, и больше не сдерживаясь, я заплакала навзрыд, – я еще не такая старая, чтобы идти сюда. Я еще хочу жить, видеть и радоваться жизни.

– Живи! Тебя пока никто не собирается забирать, – голос звучал спокойно и хладнокровно.

– А маска смерти почему тогда за мной ходит?

– Она за всеми ходит.

Глаза маски смерти словно смотрели из глубины веков, взирая на меня, проникая в самые потаенные глубины моей души, мерцали то золотом, то надменностью в своей истине. Не дыша, я вглядывалась в черные глаза маски, парившей среди других масок. От страха перед ней я беззвучно плакала, все еще борясь с душевной болью и удерживаясь на ногах. Все страхи втекали в самый большой страх – страх смерти.

– Смерть – это лишь отделение души от физического тела. Это отправная точка для новой, более совершенной жизни, – бормотала я, и мне показалось, что я вижу смерть, ощущая на щеке ее равнодушное холодное дыхание, заглядывая в бесконечно мудрые и безразличные глаза. И мне стало страшно.

– Я не хочу умирать! – уже который раз я твердила как мантру. – Мне страшно! – Я испуганно пробормотала: – Неужели смерть неизбежна?!

– Самая страшная смерть – душевная. Легкой смерти достойны только те, кто старается контролировать себя и свое эго.