Нету воли… и нет неволи,
Лишь с плеча ввысь взлетает птаха, —
то ли прочитала вслух, то ли просто эти стихи пролетели в памяти. Красиво, ничего не скажешь. Ахура!
– Конечно больно! А ты что думала, что очищение души проходит безболезненно? Это равносильно тому, что с вас сдирают кожу. Вы много лет накапливаете, а хотите, окунувшись в воду, сразу очиститься? Такого не бывает. И то, что ты описываешь, здесь нет. Это фантазии людей. Впереди тебя ждет много мест, где ты будешь расставаться со своей тьмой.
– И какая из себя тьма? Это бесформенное существо? Я думаю, что в душе моей живет маленькая частичка этой бессмысленной тьмы.
– Во тьме безутешной – блистающий праздник,
Огнями волшебный театр озарен;
Сидят серафимы, в покровах, и плачут,
И каждый печалью глубокой смущен.
Трепещут крылами и смотрят на сцену,
Надежда и ужас проходят, как сон;
И звуки оркестра в тревоге вздыхают,
Заоблачной музыки слышится стон.
Имея подобие Господа Бога,
Снуют скоморохи туда и сюда;
Ничтожные куклы, приходят, уходят,
О чем-то бормочут, ворчат иногда.
Над ними нависли огромные тени,
Со сцены они не уйдут никуда,
И крыльями Кондора веют бесшумно,
С тех крыльев незримо слетает – Беда!
Мишурные лица! – Но знаешь, ты знаешь,
Причудливой пьесе забвения нет.
Безумцы за Призраком гонятся жадно,
Но Призрак скользит, как блуждающий свет.
– Можешь не продолжать. Стихи Эдгара По мы все знаем. Так вот, тебе кажется, что тьма бессмысленная и бесформенная, но помни – она была здесь до тебя и пребудет после, наблюдая за тобой, пожирая твои слова и крики. Во мраке тьмы похоронены все утраченные воспоминания и забытые секреты прошлого.
– Ты меня пугаешь? И долго мне скитаться?
– Я всех пугаю. Не знаю. Это все в твоих руках.
– А можно спросить: этот мир большой? Есть ли еще другие миры?
– Мир, в котором вы живете, не единственный, и некоторые другие лежат к вам гораздо ближе, чем ты можешь предположить. Границы видимого и невидимого иногда пересекаются.
– Вы там были? Вы знаете об этих мирах?
– Что я знаю, то знаю. Ты сама увидишь эти миры. А во что веришь-то? Можешь мне ответить на этот вопрос?
– Я верю в силу, которая контролирует все и каждого на земле, – ответила я. – И не важно, как ее называть. Важно лишь то, что замысел для нас есть тайна, о которой мы можем только догадываться.
– Верить – не значит выполнять, внутренне не соглашаясь. Вера – это всегда согласие, даже с тем, что недоступно для проверки. Если не соглашаешься, значит, и не веришь.
– Понятно! Ты хочешь сказать, что все, что я здесь вижу, это не ложь и верить нужно. Без веры здесь не найти выход.
– Ближе к истине.
По дороге лабиринта я то и дело натыкалась на силуэты людей, которые тоже брели, спотыкались, бежали. Никто не разговаривал друг с другом, все были сами по себе, оставаясь со своими мыслями, пороками и грехами. Никто не пытался помочь, когда кто-то падал или кричал в отчаянии. Постоянные волны раздражения, ненависти, страха, сменяющегося диким ужасом, сбивали меня с пути к намеченной цели – разобраться, что произошло, и найти выход. Тьма закрывала ужасы, чтобы не рассыпаться от страха. Что такое тьма? Тьма – вечный холод! Мы не имеем ни малейшего представления о тьме, когда говорим о ней. Холод будет всегда, но не снаружи, а внутри – в душе, в сердце. Самая страшная – это духовная тьма! Она покрывает сегодня всю землю. Отсюда бездуховность. Особенно сгущается в густонаселенных центрах и является одной из самых больших проблем современного общества. Тьма в наших душах – это своего рода плата за все, что мы обретаем. Каждому свое. У тьмы есть вкус! Да, именно вкус! Вкус свежей крови, слегка солоноватой, с железным привкусом. У тьмы есть запах! Это запах страха, мокрой земли, разложившихся трупов. У нее есть звук. Это легкий шорох крыльев летучей мыши, мягкий шелест травы, пробегающих мышей, пугающий крик совы. Цвет тьмы – черная, антрацитовая ночь. Нужно лишь почувствовать тьму в себе, сделать ее своей частью. Бояться нечего, потому что нельзя потерять больше, чем у тебя есть. Страх – это слабость; тот, кто слаб, недостоин этого пути. Дорога тьмы – для сильных.
– Ага, для сильных! По этой дороге тьмы идут и трусливые. Бойся, не бойся, а идти придется, так что никто не уйдет с этой дороги, если даже захочется свернуть.
«Люди привыкли жить в своих иллюзиях. Все здесь только иллюзия, – думала я, пытаясь разглядеть мутные силуэты. – Я бестелесный дух! Не дух, а заблудшая душа. Это мое лишь нематериальное подобие земного облика. Вымышленный мир, нам кажется лучше, чем жестокая реальность. И я всегда создавала свой мир, где мне было комфортно и уютно».
– В этом солнечном мире я не хочу умирать,
Вечно жить бы хотел в этом цветущем лесу,
Там, где люди уходят, чтобы вернуться опять,
Там, где бьются сердца и цветы собирают росу.
– Рабиндранату Тагору было комфортно, – сказала я, вспомнив его. – Он же жил в достатке и роскоши, в то время в селениях умирали дети, девочек насиловали, мальчиков продавали, и те бы рады умереть в цветущем саду, но каста не позволяла. Хорошо рассуждать когда тебя не касается нищета.
«Нет выхода, – подумала я, но тут же возразила себе: – Выхода нет только из гроба, так что выход всегда есть! Всегда есть запасной выход! Надо прекратить эти невыносимые страдания. И в данной ситуации этот выход для меня единственно возможный. Конечно, рассуждать хорошо, когда находишься в светлой комнате, на мягком диване. А-а тут? Тут только тьма и некомфортно».
В страхе и тоске я продвигалась по бесконечному сужающемуся коридору и умоляла, чтобы это был выход. Возникшая из ниоткуда тишина оглушила меня, и навалилась со всех сторон вяжущей, мешающей соображать массой. Мне показалось, что кто-то заткнул мои уши ватой. Движения тоже замедлились. Я кожей почувствовала чуждый взгляд. Чуждый этому месту, времени, миру. Я остановилась и стала искать того, кто пронизывал меня взглядом. Один короткий миг, но я почувствовала ледяной холод, прятавшийся во тьме.
– Бред! Что за бред?! Я сама себе это внушила! Здесь нет никого, кроме этих бестелесных блуждающих душ! Это сон! Сон, который слишком долго длится. Что за ерунда! Я сама придумала то, чего нет.
Все, что происходило, казалось мне нереальным. Страх охватил меня настолько, что я почувствовала, как холод окутывает мою душу. Я села на землю и стала истерически плакать, пытаясь таким образом заглушить свой панический страх. Плач стал постепенно перерастать в истеричный смех. Плач и смех резко прекратились, как и внезапно появились. Обессиленная я сидела на земле, понимая, что вся эта реальность, в которой я нахожусь, это уже не сон, как я пыталась себе внушить, пока гуляла по лабиринтам, не фильм ужасов, который я смотрю ночами, не игры, в которые я играю вечерами. Настоящее время, каким бы жестоким и ужасным оно ни было, и есть сама тьма. Слабость продолжалась лишь секунду, и возможно, я бы ее не заметила, если бы не истеричный плач и смех. Я встала и пошла вновь искать выход из лабиринта.
– Когда же закончится этот чертов лабиринт! Я устала идти бессмысленно. О Господи! Помоги мне! – то ли умоляла, то ли молилась я. – И при чем тут Бог? К черту Бога, буду надеяться на себя и свои силы. Бог – кто он такой, чтобы решать, умирать, мучиться или брести вечно впотьмах? – Здесь я не выдержала и стала размахивать руками, обращаясь в небо к этому Богу, который отправил меня скитаться тут. – Объясни мне одну вещь. За что? За что Ты так со мной? Почему именно я? Почему я стала объектом Твоей ненависти? Я не мила Тебе? Я делала что-то не так? Тогда что? Объясни хотя бы напоследок. Ну ответь. Отвечай, чертов ублюдок! – истерично закричала я, топая ногами, удерживая слезы, чтобы не разрыдаться.
Как и многие люди, я стала сетовать на Бога за то, что он допускает такие страдание, боль, страх. Я не могла найти разумного объяснения, почему нахожусь в этом отвратительнейшем из миров. И все это списала на него, который играет душами людей, как куклами. Где этот Бог? Это даже не вопрос, это просто крик моей души, скитающейся во тьме. Я представила Бога в виде беспомощного, безумного ребенка, величиной со Вселенную, – который получал удовольствие от того, что причинял страдания и наносил боль. Он мял своей беспощадной рукой беспомощных людей, как кукол, ломал им ноги, заливал в организм болезни, швырял о камни, заставлял пробовать алкогольные напитки, резал, отрывал головы, мстил за то, что не поклонялись. И это огромное дитя мучило нас, бедных, до тех пор, пока мы не начинали орать: «Боже, я люблю Тебя за то, что Ты так со мной поступаешь! Прости! Я буду тебе поклоняться». Подобная мысль вызвала у меня сильное возмущение. Нет! Мне такой недалекий Бог в образе неразумного дитяти не нужен. Лучше с дьяволом дружить, чем этот недоросль Бог. Пошел Он к черту, этот ваш Бог.
– Скажи-ка, друг, что он за Бог?
Что ненависть к нему развита.
И почему же он не смог?
И почему душа разбита?
Слезы сами по себе текли из глаз, сердце бешено колотилось, душа буквально разрывалась на части. От злости. От обиды. От одиночества. От страха. От ненависти к проклятому Богу. Почему Богу дозволено делать то, что запрещено человеку, как, например, убивать людей болезнями, создавать стихии, чтобы уничтожать континенты, творить чудеса ради удовлетворения своих потребностей, управлять целым миром, не неся за это никакой видимой ответственности? Нужен ли такой Бог? И если человечество признает его, значит, он поклоняется творению своего ума и фантазии. Я имею в виду, что группа людей выдумала, а другая часть человечества поклоняется тем, которые создали этот образ.
– Ладно, я должна остановиться и спросить себя, так кто кого не слышит: я Бога или Он меня? Итог – мы не слышим друг друга. И что теперь? – остановилась я. – Что мне делать? Просто идти?
Вокруг темнота. Лишь слабый свет то ли звезд, то ли луны освещает дорожку. Темные силуэты скал, деревьев, кустов, летающих духов давят на мозг. А боги? А что боги? Спрятались за огромными стенами Вселенной. Ладно, я сейчас думала об христианском Боге, но есть еще и другие забытые боги. Во всем мире до принятия христианства почитались как высшие боги, так и духи-покровители рода. Вера в Бога, а точнее, в целый пантеон богов, являлась для язычников-идолопоклонников важной составляющей их жизни. Такой подход к восприятию божества был характерен практически для всех народов мира на ранней стадии их развития. Живы ли забытые боги? Живы. Живы ли в памяти народной? Ответить сложно. Хотя, если честно, то нехристиане до сих пор поклоняются своим богам, божествам и духам.
– Иногда я бываю печален,
Я забытый, покинутый бог,
Созидающий в груде развалин
Старых храмов грядущий чертог.
…Трудно храмы воздвигнуть из пепла,
И бескровные шепчут уста,
Не навек ли сгорела, ослепла
Вековая, Святая Мечта.
…И тогда надо мною, неясно,
Где-то там, в высоте голубой,
Чей-то голос порывисто-страстный
Говорит о борьбе мировой.