Башни витаров

Всадники вскочили на лошадей, направили их на юго-запад, где вилась едва заметная тропка, ведшая в сторону от Черных болот. Ехать пришлось гуськом, потому – молча, так что у путников было время подумать.

Каждый размышлял о своем: один о том, что, возможно, вот-вот узнает тайну удивительного человека, другой – что не надо, хвала небу, ехать к знахарке, ведь кто их знает, этих то ли знахарок, то ли ведьм. А третий погрузился в мрачные мысли о будущем и прошлом. Впрочем, в какой-то момент все трое подумали об одном: как за два дня изменилась их жизнь!

Углежог, ехавший впереди, вырвался вперед так, что вынужден был вернуться.

– Твой конь так вынослив, – заметил Синигир, – а наши что-то совсем не хотят поспешить.

– Ведь он… Я хотел сказать: Вереск долго живет здесь, – с запинкой объяснил Мур, – он привык к здешнему воздуху. Ваши же лошади надышались испарениями болот.

– Что же с ними теперь будет? – огорчился Тимша, похлопав свою толстушку-кобылку по пятнистой шее.

– Скоро мы покинем болота, и они станут резвыми по-прежнему, – ответил Мур и вновь пустил Вереса вскачь.

Солнце, надежно спрятавшееся за пеленой облаков, решило уже отправиться на ночлег, когда путники подъехали, наконец, к строению с башенками, расположенными по углам темно-красной черепичной крыши. Дом, огороженный невысокой живой, хотя довольно чахлой, изгородью, одиноко торчал на участке земли между дорогой и серым пустынным полем. На вывеске красовалась хвастливая надпись: «Дикая утка. Лучшее жаркое».

Спешившись, всадники постучали в деревянную тяжелую дверь. На стук появился хозяин. Он гостеприимно пригласил путников войти, а сам пообещал позаботиться о лошадях.

Трое вошли внутрь, расположились за столом, куда им подали еду.

– Что это за место? – с любопытством оглядывал помещение Тимша.

– Таверна расположена на краю Черных болот, у границы с Бурой пустошью. Здесь мы заночуем, – пояснил Мур.

Он выглядел усталым и мрачным, и неохотно принялся за еду, казалось, только лишь потому, чтобы не отвечать на вопросы Тимши. Синигир недовольно рассматривал принесенные блюда, потом проворчал:

– Совсем черствый пирог, а сыра хозяин подал, словно где-то украл. И где же «лучшее жаркое»?

– Не придирайся, – посоветовал весело Тимша, которому все нравилось – еду он поглощал с удовольствием.

Юноша успевал еще вертеть головой и по привычке говорить сам с собой. Все вызывало у него живой интерес.

– А что за люди? – он указывал на пару мужчин, сидящих за столом у окна.

Затем сам отвечал на свой вопрос, поскольку его спутники молчали.

– Наверное, ремесленники или мастера.

Через минуту он воскликнул:

– А пирог – с яблоками! Чай – из остролиста!

Еще через минуту:

– Фонарь так затейливо кованый! Искусная работа. Только проржавел немного.

Эта оживленная беседа зверолова самого с собой, в конце концов, отвлекла Мура от тяжелых мыслей. Он взглянул на фонарь:

– Верно, совсем состарился.

– Интересно, почему хозяин не купит новый? – обрадовался Тимша словам Мура: юноше не терпелось услышать обещанную историю, а раз углежог заговорил, значит – скоро тайна раскроется.

– Он и еду не купил, – пробормотал охотник, не разделяя воодушевления зверолова.

Углежог обратился к Тимше:

– Ты, похоже, никогда не бывал в этих краях?

– Кроме Синего леса – ни в каких краях я не бывал, – с сожалением признался зверолов.

– Как? – не согласился Синигир, – ты уже посетил Бурую пустошь и даже – немного Черные болота.

– Кто бы мне сказал об этом еще недавно, – улыбнулся Тимша.

– Да уж, – мрачно проговорил Мур, – если бы мне недавно кто-либо сказал…

– О чем? Не о том же, что ты увидишь Бурые пустоши и Черные болота, – пробурчал Синигир.

Он был недоволен ужином, потому подозвал хозяина и предложил несколько золотых монет за вкусную еду, если таковая имеется в запасе. Хозяин раскланялся, извинился: «Вы бы сразу сказали! А еда есть, только цены-то кусаются»

Синигиру пришлось добавить еще денег – вскоре на столе появились и печеные овощи, и жаркое – курица, зажаренная на вертеле.

Охотник, наконец, подкрепившись достаточно вкусным, в соответствии с возможностями «Дикой утки» и заплаченными деньгами, ужином, пришел в хорошее состояние духа; впрочем, это произошло еще и от того, что не надо было встречаться со знахаркой, и что болота были уже позади.

– Что же, углежог с Черных болот, может, поведаешь свою историю? – обратился он к Муру, который к вновь доставленной еде даже не притронулся, был хмур и молчалив.

Тимша даже подпер рукой щеку, всем видом показывая готовность внимать рассказу таинственного углежога.

– О, небо! Никогда не думал, что стану рассказывать о том, что хотел бы забыть навсегда, да еще незнакомцам! Меньше всего на свете я бы хотел это сделать, – тяжело роняя слова, произнес углежог.

– Почему? Мы ведь уже не просто познакомились, а подружились, – наивно распахнул доверчивые глаза-озера Тимша.

Синигир хмыкнул в кружку с чаем, а Мур внимательно посмотрел на зверолова.

– Ну, что ж, – задумчиво проговорил он после минуты молчания и разглядывания Тимши, – есть доля истины в твоих словах, зверолов Тимша из Синего леса. Наверное, мы подружились.

– Ты не похож на дружелюбного человека, – скривил губы в усмешке Синигир, – скорее, ты – нелюдим.

– Вы видели, где и как я живу. Так уж сложилось: у меня давно нет друзей, да я и не стремлюсь иметь их с тех пор, как испытал всю горечь предательства.

Печально прозвучали слова углежога. Зверолов и охотник молчали. Да и что тут можно сказать? Их мир был другим: светлым, радостным, наполненным ежедневными необременительными заботами, любимым ремеслом, веселыми добрыми приятелями, может, правда, порой излишне разговорчивыми. Непонятная жизнь в чужих краях, открывшаяся путешественникам, удивляла, казалась почти невозможной.

– Почему же ты ничего не изменишь? – осторожно спросил Тимша.

– Изменить что-либо не в моей власти, но речь вовсе не обо мне. Хотя, поверьте, если бы не страшное происшествие в вашем лесу, о котором вы рассказали, я никогда не стал бы ворошить прошлое.

– Какое происшествие? То, что я встретил Синигира? – шепотом спросил зверолов, округлив глаза.

– Устал повторять: это был не я, – проворчал охотник, однако подвинулся поближе к столу.