– Да не лохматый, а лохматая. Бантик, послушай: тебе лучше вернуться. Или нет, лежи здесь, на пне, – пытаясь привлечь внимание змея, я присел на корточки.
Узнать, почему Бантик покинул опушку, я уже не пытался. Главное, чтобы он не ползал, где попало, ведь срубленное дерево упадет на землю, и я должен быть уверен, что под ним не окажется проказливого змея.
Но Бантик уже устремился в ивовый кустарник, не слушая моих указаний.
– Погоди-ка, Бантик, – с этими словами я подхватил змея на руки.
Он тут же мирно свернулся, закрыл глаза, словно не хотел миг назад уползти куда подальше. Я присел, держа задремавшую змею.
Из чащи показались ослик и Лапка. Они поспешно подошли к пеньку и с минуту молча смотрели на меня.
– Что ты делаешь? – наконец, удивленно спросила Лапка.
– Мы вдруг перестали слышать стук топора и обеспокоились, – доложил Бормот.
– Яблок мы набрали, – добавила девушка.
– Зачем ты притащил сюда Бантика? Ведь Спица просила! – Лапка наклонилась надо мной.
– Что значит – притащил? Он сам приполз. Мне надо рубить, а тут…
– Он что – спит? – прошептала Лапка.
– Бантик, а Бантик, – позвал я тоже шепотом.
Потом громче:
– Бантик, Бантик!
– Никакой реакции, – подытожил ослик.
Мы застыли возле пенька, ожидая неизвестно чего.
– Пожалуй, перекусим, пока он задремал, – предложил я.
Лапка достала лепешки и протянула мне и Бормоту. На руках у меня покоился змей, поэтому сначала ели Бормот и Лапка. Потом я осторожно передал девочке Бантика. Быстро сжевав лепешку и отправив в рот горсть ежевика, собранной тут же, я вновь взялся за дело. Но как только топор, звеня, ударил по дереву, Лапка вскрикнула:
– Ой, куда?!
– Да что опять такое? – бросив работу, я вернулся к собравшимся возле пня.
Оказывается, Бантик, очнувшись то ли от стука топора, то ли сам по себе, выскользнул с рук Лапки, и, резво передвигаясь, исчез в направлении предстоящего падения дерева.
Мы стали звать змея на разные голоса:
– Бантик! Бантик!
Все бесполезно – он растворился в серых ивовых кустах. Ни о какой работе речь уже не шла: начались поиски. Пришлось заглядывать в дупла, под корни пней, в кусты, умолять Бантика отозваться – безрезультатно.
Заметив в гуще бурелома подобие большой норы, я решил посмотреть и там. Нагнувшись и сделав шаг, я оказался в своеобразном шалаше, огляделся – и увидел Бантика.
– Вот ты где!
Бантик даже не оглянулся – он что-то сосредоточенно разглядывал, склонив голову набок. Уползти из замкнутого пространства шалаша змей не мог: я загородил собой вход и, соответственно, выход.
Не успел я перевести дух, как меня пихнули в плечо, и в проход просунулась, ослиная мордочка, затем, раздвигая хворост, и вся передняя часть Бормота.
– Как хорошо, что Бантик нашелся! – восторженно прошипел Бормот, боясь спугнуть задумавшегося змея.
Боялся он совершенно напрасно: беглец не обращал на нас внимания.
Мы помолчали.
– Может, он нас вообще не видит? – уже громче спросил ослик.
– Пусти меня! – раздался голосок Лапки.
Снаружи послышались звуки толкания, пыхтение: наверное, девушка хотела сдвинуть заднюю часть ослика с прохода.
– Подожди, Лапка, сейчас!
Бормот вполз в шалаш полностью. Лапка каким-то образом протиснулась между мной и осликом (при этом мне пришлось упереться спиной в корень дерева) и воскликнула с радостным облегчением:
– Бантик! Милый! Нашелся!
– Пожалуй, не сам нашелся. Его Часовник отыскал, – уточнил Бормот. – Неважно!
– Еще как важно! Он вздумал убегать и прятаться, а мне нужно рубить дерево, – возразил я.
– Да, Бантику необходимо устроить экзекуцию, – поддержал меня верный друг Бормот.
– Что необходимо? – не поняла девушка.
– Повоспитывать его надо самым решительным образом, – разъяснил Бормот и громко позвал:
– Бантик!
Тот, наконец, оглянулся, прянул в сторону, и мы увидели предмет, который, как оказалось, созерцал змей.
– Ах! – только и смогла выдохнуть Лапка.
А мы просто смотрели. Мне показалось: время остановилось, и ничего нет вокруг: ни бурелома, в куче которого мы сидим, ни земли, ни корней, упирающихся в бок.
– Есть хочется.
Голос Бантика вернул меня в реальность. Я, отряхнув изумление, оторвал глаза от находки змея и посмотрел на товарищей. Бормот весь превратился в восхищение и восторг. О Лапке и говорить нечего.
Я протянул руки и пригласил Бантика: