Аррах натужно улыбнулся:
– В данный момент мне не платят за опыты. И потому я мирно исследую жизнь аборигенов Земли, скрываясь и от них, да и от возмездия молодчиков Шеллеша, вот прямо здесь.
– Ага. – радостно согласился я. – Так я тебе и поверил!
– Посмотрим на проблему в ином свете. – Аррах снова потер указательным пальцем переносицу. – Ты понимаешь, где находишься?
А вот это был удар ниже пояса. Четко сформулированный, циничный в своей лаконичности вопрос сразу все расставлял по полочкам. Конечно, я не знал. И моя мелкая шпилька с грибом теперь уже не приносила радости.
Граждане Империи Третьего Союза всегда будут выше нас, землян, они обречены вечно таращиться на нас, точно мы насекомые, и ничего с этим, похоже, не поделать.
– Думаю, меня каким-то чудесным образом снова затянуло в твою пресловутую «Summer House». – я пожал плечами, но это непроизвольное механическое движение мышц принесло лишь всплеск боли, заставило вспомнить о ране.
– Что ж, почти верно. – и Аррах глубокомысленно воззрился на меня, точно увидел только что. – Ты, стало быть, понимаешь, что в игре? Но как, гхыр тебя подери, тебе это удалось? Люди не могут разделять поток своего сознания. Удовольствие геймера в том и состоит, что ему кажется, будто игра начинает становиться явью. В состоянии интеллектуального опьянения игроки просто не могут мыслить математически точно, их полностью захлестывают эмоции! Или я не прав?
– Прав. – обиженно буркнул я. – Только вот тот процентик интеллекта, который вы нам выделили, он все-таки работает. И я – лучший представитель землян! Наверное…
– Ты ранен. – Аррах прошелся от стены к стене. – Тебе больно. Мир вокруг реален, статичен. Откуда у тебя, вообще, взялись мысли об игре?
– От верблюда. – радостно объяснил я.
– Вьючные животные не разговаривают. – устало возразил ученый. – Думаю, ирония сейчас не уместна.
– Хорошо. – проворчал я. – Ну, если мы не в игре, значит в Кеше или в буфере обмена данными, или еще в какой-то там матрице-перематрице, где реальность еще не полностью переплавилась в иллюзию набора циферок.
– Потрясающе! – Аррах всплеснул руками, как это делала наша Вера Николаевна в пятом классе, когда я неожиданно, даже для самого себя, вдруг решил на доске задачу тремя способами.
Но тут нашу познавательную беседу прервали.
Монитор в стене яростно замигал, взвыла сирена.
Мы с Аррахом оглянулись на компьютер.
По электронной схеме в полупрозрачный слой этажа просочились зеленые точки. Они двигались прямо сюда.
Одна неприятная особенность бросилась мне в глаза: в нашей тайной комнате мигала только одна красная точка. Похоже, это был я. А вот Аррах никак не отражался, он не светился на карте вообще никаким цветом.
С кем я говорил? С духом, с призраком?
Меня прошиб холодный пот.
Или Аррах – это все-таки голограмма компьютера, управляемая электроникой, и потому не фиксируемая датчиками движения?
Аррах с ними, с солдатами? Или за меня?
Впрочем, этот пройдоха, всегда сам за себя!
Я вставил новый рожок в автомат, щелкнул затвором.
Это все почему-то совсем не похоже на игру. Я дышу, я чувствую боль, я вижу стены, я понимаю, что сейчас сюда ворвутся злые спецназовцы, и откроют огонь. И спасения не будет, потому что из этой комнаты нет выхода!
– Соколов, – Аррах вдруг заговорщески подмигнул и указал взглядом на стену, – так ты решил умереть?
Как можно верить юниту в игре, который не учитывается самой программой, в которой он же и прописан?
Но разве у меня есть хоть какой-то выбор?
Я покосился на ученого. Тот прижался спиной к стене, и в ней открылся тайный проход. На этот раз не было никакого скрипа.
Точно! Как же это у меня вылетело из головы, что Аррах появился как черт из табакерки!
Конечно, я метнулся за спасителем. Стена за нами плавно вернулась на место.
Узкий коридор на этот раз был освещен.
Аррах победно улыбнулся:
– Это круто: испытывать чувства, в этом есть такой драйв, а мои сушеные граждане просто не понимают этого! Ни один из них не сунулся бы сюда без приказа. Ну что, побегаем? Через три минуты солдатики найдут и этот тайный лаз!
Я хотел было послать Арраха куда подальше, но промолчал, вдруг понял, что нужно беречь силы. Все-таки в сухой разумности тоже есть хорошие стороны.
И мы рванули вперед, только пыль взвилась столбом!
Эх, давно я не участвовал в таких забегах на короткие дистанции!
Аррах мчался впереди, но спортсмен в нем явно умер еще в младенчестве. Я буквально наступал ученому на пятки, сбивался с ритма, потому что постоянно приходилось тормозить, но обогнать Арраха и бросить его одного в этих коридорах я не мог: меня бы потом совесть замучила!
Виртуальный он там или настоящий, отбрасывающий тень или продавший душу дьяволу, юнит ли игры или бета-тестер – бросать слабых и раненых – это удел позорных фашистов во главе с их Фридрихом фон Шлиссенбургом. И, хотя раненым был как раз я, но слабейшим оставался – именно Аррах.
Вот, наконец, и спасительные двери.
Аррах вдруг затормозил перед ними, обернулся ко мне с перекошенным от ужаса лицом:
– Не тот выход!
– Какая, фиг, разница?
– Я не программировал эти двери! Они нарисованы в самой игре. За ними – пространство, которое я не контролирую, в котором меня непременно увидят!
– И незамедлительно пристрелят. – выдохнул я, тревожно озираясь, гадая, скоро ли нас настигнет арьергард противника. – Подумаешь, велика важность! Есть еще вторая жизнь.
– От смерти не спасают перезагрузки. – фыркнул Аррах. – Это только люди могут верить, что в играх дается вторая и третья жизнь, что можно начать все заново, с чистого листа.
– Твою Третью Империю, Аррах, ты мне сейчас весь кайф обломал! – я отвернулся от запертых дверей, упал на пол, положил палец на спусковой крючок. – Ложись уже, гений-переросток! Или, раз, они тебя не видят, потому и пули их тебе нипочем?
– Этого я не проверял. – дрогнувшим голосом прошептал ученый.
– Эх ты, интеллигенция! – я заметил в коридоре движение. – Вниз, Аррах!