Сады пяти стремлений

– А кто?! – взревел Наамар. – Фага убивают по всему твоему Стремлению! Убивают за то, что они – фага!

– Ты несправедлив!

– Я говорю так, как есть.

– Серифы делают всё, чтобы поймать негодяев!

– А кто вернёт к жизни убитых?

Несколько мгновений Радбуд внимательно смотрел на Наамара, а затем вернулся в кресло, взял в руку бокал с вином и прищурился:

– А что ты скажешь, если расследование докажет провокацию? Твою провокацию.

– Сначала докажи, – очень спокойно ответил сенатор Фага, располагаясь в кресле напротив.

– То есть ты не отрицаешь? – изумилась Феодора. – Наамар? В кого ты превратился?

– Сначала Радбуду нужно доказать свои обвинения, – холодно произнёс сенатор Фага. – Только после этого ты сможешь потребовать объяснений.

– Наамар, как ты мог… – Сенатор Уло покачала головой, а затем чуть повысила голос: – Зачем ты раскачиваешь лодку? Ты уже всё решил, да? Ты хочешь войны?

– То, что я делаю, – это самозащита, – отчеканил Наамар. – Я устал повторять, что в противном случае Мэя купит весь север. И, думаю, Феодора, ты это понимаешь – и Уло они тоже купят. – Он перевёл взгляд на Радбуда. – Ты предлагаешь договориться? Мои условия тебе известны. «Северная инициатива».

– Я посмотрел документы, твои предложения абсолютно неприемлемы. Давай искать компромисс.

– Никаких компромиссов. – Наамар бросил быстрый взгляд на Феодору: – Как видишь, я сделал всё, что мог.

– Ты можешь сделать больше.

– Что?

– Сдаться, например. – Сенатор Мэя не позволил Феодоре ответить Наамару. – Тебе хорошо известно, что моя армия обучена не хуже твоей, а вооружена – лучше. Но самое главное – и ты это признаёшь – моя экономика лучше твоей. Я не хочу войны, но я тебя и кровью умою, и задушу.

– Попробуй, – равнодушно отозвался сенатор Фага.

– Это будет несложно.

– Вы совсем сдурели? – всплеснула руками Феодора. – Вы себя слышите? Наамар, ты действительно устроил эти провокации?

– Нападения на фага – результат дискриминационной политики Мэя.

– Да ты послушай, что происходит! – Сенатор Уло бросила ему несколько листов с отпечатанными сообщениями. – Погромы случились во всех крупнейших городах Стремления Мэя. Это правда сделали твои люди?

– Это сделали поганые расисты.

– Я поймаю всех причастных к этим преступлениям, – пообещал Радбуд.

– Но не сможешь доказать, что за ними стою я, – жёстко ответил Наамар. – И тем более не сможешь доказать это моим фага, которые и так-то косо смотрели на проникших в наше Стремление людей.

Радбуд побледнел:

– Если хоть один волос упадёт с голов…

– То что? – издевательски поинтересовался сенатор Фага. – Начнёшь войну?

– Могу и раньше.

– Тогда чего мы ждём?

– Я не хочу воевать, – громко произнесла Феодора. – И вам не советую.

– Можешь остаться в стороне, – пожал плечами Наамар. – Мы выясним отношения без тебя. Просто не вмешивайся.

– Будете воевать на моей земле?

– Ничего личного, просто твоё Стремление оказалось между нами.

Между молотом и наковальней.

– Я атакую того, кто первым пересечёт границу Стремления Уло, – пообещала Феодора.

– И станешь союзником второй стороны.

– Иначе мой народ меня не поймёт, – объяснила сенатор, глядя Наамару в глаза. – Но есть и другой вариант: я не стану защищать Сады, уведу армию к Небу, подожду, когда измотанный победитель добьёт побеждённого и оторву ему голову.

– Сильная заявка, – оценил сенатор Фага.

– Вы оба меня достали.

– Не противься естественному ходу вещей, – вздохнул Наамар. – Рано или поздно на Траймонго должно будет сформироваться единое государство.

– Естественный ход вещей – это пять Стремлений, которые живут, как пальцы одной большой руки, – убеждённо сказала Феодора.

– Так и останется, – пообещал Наамар, поднимаясь, чтобы уйти. – Просто у руки появится голова.

* * *

«Ты возвращаешься не с рыбой, а с нами, – сказал Помпилио капитану шхуны. – И должен сразу это показать. Только в этом случае ни к нам, ни к тебе не возникнет дополнительных вопросов. Сначала возникнут – у дураков-патрульных, но потом их начальник всё поймёт и не выдвинет против тебя обвинений».

Поэтому они направили судно не к привычному месту, а к самому шумному причалу, где была наибольшая вероятность встретить серифов. И поэтому все аборигены – по приказу дер Даген Тура – собрались на баке. Оспаривать решение Помпилио рыбаки не стали, по опыту знали, чем чревато, и это обстоятельство позволило Бабарскому спокойно подготовиться к высадке. ИХ с сожалением оставил на борту цапу – в ней было жарко, и она резко отличалась от одежды аборигенов, поморщившись, накинул на себя прихваченную у рыбаков куртку – лёгкую и вонючую, как рынок, и, едва шхуна подошла к причалу, ловко спрыгнул на него. Пару мгновений изображал рыбака, готовящегося принять швартовы, а когда понял, что окружающие не обращают на него внимания – умело растворился в толпе.

Пообщавшись с аборигенами, Бабарский понял, что на большие подъёмники, доставляющие людей и грузы в Сады, его без документов не пустят, и потому прихватил не только одежду, но и подходящий паспорт. К счастью, на Траймонго ещё не додумались использовать в документах фотографии, ограничивались описанием владельца, а один из рыбаков оказался невысоким и темноволосым. Что же до различий – их можно было списать на прошедшие со времени получения паспорта годы. Действовал ИХ быстро и шаги свои продумал досконально: по дороге к подъёмнику он не торгуясь купил крупную рыбину – мелочь на первые расходы тоже позаимствовал у рыбаков, логично рассудив, что золотая монета и обещанная дер Даген Туром награда с лихвой покроют этот небольшой кредит, и в тот момент, когда патрульные серифы подошли к шхуне, Бабарский ступил на подъёмник и показал контролёру паспорт.

Такой же вонючий, как и всё в рыболовецком порту.

– Наверх? – осведомился контролёр, едва взглянув на документ.

– Да.